— Боже, ну и фантасмагория! Боюсь, наши друзья слегка заговариваются, не идите за ними по этому пути. И скажите: почему Ренара убили в Доме для прислуги?

— Без сомнения, Бальбо вызвал его туда запиской. Но мы не смогли ее найти. Я слишком поздно прибыл на улицу Пан. Выдав себя за полицейского, Бальбо побывал там раньше и уничтожил ее. Остатки ее я обнаружил среди золы в камине. Он также забрал рукописи памфлетов, предложенных Ренаром Ленуару и Мадам Аделаиде; в руках загнанного в угол человека эти листки могли стать козырной картой. Со смертью инспектора Ренара и арестом Бальбо опасность уменьшилась, но вы же знаете, клеветнические памфлеты возникают постоянно, словно феникс из пепла!

— Но зачем он убил своего сообщника?

— В вопросе содержится ответ. Его голова не является царством разума. Все жаждущие заполучить универсальный ключ вдруг куда-то подевались, и оказалось, что ценность украшения измеряется исключительно стоимостью бриллиантов. Произошла ссора из-за ключа или взыграла ревность обманутого мужа? Я не могу достоверно определить причины этой трагедии. Словом, исчезнуть должны были все. Кража на балу в Опере стала началом роковой цепочки событий, где переплелись и месть, и любовь, и гордыня, и безумие.

Наклонившись к уху Николя, Сартин прошептал:

— А… принцы?

— Беременность королевы пробудила в них желание половить рыбку в мутной воде. Они предприняли кое-какие шаги, на их кухнях сочинили мерзкие памфлеты, но вам прекрасно известно, что заговорщики такого высокого полета сами никогда не марают рук и при первых же подозрениях отходят в сторону, дабы ничем не рисковать. Один отправился на море, другой остался караулить на суше…

— Ах, сколько совпадений! — проговорил Сартин, обращаясь, скорее, к самому себе. — Королевский дом… Шартр… Прованс! Кругом измены… Человеческое честолюбие жаждет почестей, не думая о сопряженном с ними риске. А ведь только почести, заслуженные честным путем, могут обеспечить нам спокойствие. Легко получить должность, гораздо труднее удержаться на ней… Везде тебя подстерегают ловушки, каждый шаг может завести тебя в пропасть.

Суббота, 19 декабря 1778 года.

У королевы завершились первые схватки. В связи с приближавшимся событием Николя уже несколько дней ночевал в комнатах господина Тьерри, в любую минуту готовый бежать в большие апартаменты. Одеваясь, Николя вспоминал слова Сартина, сказанные в тот день, когда Винченцо Бальбо приняли за его брата-близнеца. Неужели он уже тогда предчувствовал грядущие события, вплоть до тех, что станут грозить ему потерей должности?

Так как общественное мнение склонно порицать тех, кого прежде превозносило до небес, герцогу Шартрскому пришлось покинуть флот. Министр морского флота при поддержке королевы убедил короля отказать герцогу в должности Великого Адмирала. Предложенная ему взамен должность гусарского полковника и командующего легкой кавалерией не удовлетворила принца. Тщательно скрываемая горечь поражения заставила его переметнуться в лагерь противников королевы и Сартина. Считая министра виновником его унижения, принц и его окружение неустанно преследовали его сарказмами и насмешками. Враждебное отношение Неккера, назначенного Главным контролером финансов, и придворных, занятых исключительно составлением заговоров, сделали жизнь Сартина поистине невыносимой. Почувствовав, что силы его на исходе, Сартин бросился к ногам короля, который поднял его и при свидетелях, одним из которых стал герцог Орлеанский, отец Шартра, подтвердил все полномочия министра.

Николя посмотрел на часы: пробило четыре. Следом за Тьерри он направился в апартаменты королевы. В прихожей, устроившись в креслах, ожидали члены королевской семьи. Тьерри приоткрыл дверь парадной спальни, затем Николя услышал, как он шепчется с придворной дамой, голос которой показался ему знакомым. Потом дверь закрылась.

— Госпожа Кампан сообщила, что королеву перенесли на кровать для родов. Король уже там. Как только господин Вермон, врач Ее Величества, даст знак, нам придется пропустить в спальню членов королевской семьи и толпу желающих.

— Толпу?

— Дорогой, разве вы не знаете обычаев? Роды наших королев всегда проходят при большом стечении народа, дабы никто не усомнился в легитимности рождения наследника. Этикет предписывает пускать всех, кто захочет присутствовать при этом событии, без различия пола и званий. Прислушайтесь… слышите глухой топот? Новость уже облетела всех, и сейчас сюда спешит народ.

Далекий гул, разбавленный криками и смехом, по мере приближения становился все громче и звучал на удивление грозно. Уже несколько недель все в королевстве с тревогой ожидали исхода родов королевы. Народ прибывал отовсюду; в Версале цены на гостиницы и продовольствие возросли втрое. Нация единодушно жаждала обрести дофина.

Около шести часов господин де Вермон распахнул дверь и громко объявил, что «королева рожает». Члены королевской фамилии вскочили с кресел и, подгоняемыми толпой народа, ринулись в спальню, звонко топая каблуками по паркету. Бурное людское течение подхватило Николя и увлекло за собой. За одну минуту спальня наполнилась сотней любопытных лиц. Николя заметил двух маленьких савояров: с обезьяньей ловкостью мальчишки забрались на шкаф и оттуда с удобством наблюдали за происходящим. Стоя у изголовья кровати, король смотрел на раскрасневшуюся и истекавшую потом королеву, прижимавшую к губам носовой платок. В комнату набивались все новые и новые любопытные, и скоро в ней стало совершенно нечем дышать. Смешение запахов немытых тел, резких духов, свечной сажи и крови порождало нестерпимую вонь.

— Королева задыхается! — внезапно воскликнул акушер. — Воздуха! И горячей воды… Надо пустить кровь.

Король в растерянности озирался по сторонам. Лицо его просветлело, когда он увидел сумевшего пробраться к нему Николя.

— Ко мне, Ранрей! Окно, надо открыть окно!

Растолкав обеими руками толпу, король расчистил проход для Николя, и они вместе ринулись к наглухо запертому и законопаченному по зимнему времени окну, не сразу поддавшемуся их объединенным усилиям. Наконец окно распахнулось, и в спальню ворвался поток свежего морозного воздуха. Тем временем кровь прихлынула к голове королевы, и та в немой мольбе открыла рот. Воду все не несли, и первый надрез пришлось делать всухую. Кровь забила фонтаном, быстро наполнив пять тазов. Королева пришла в себя. Роды продолжались. Каждый раз, когда раздавался крик королевы, король со всей силой сжимал плечо стоявшего рядом Николя. Принцесса де Ламбаль от волнения потеряла сознание, и ее унесли. Ребенок родился ближе к полудню. Его первый крик встретили таким шквалом аплодисментов, что, казалось, стены дворца содрогнулись. Когда королева без сил откинулась на подушку, сообщили пол ребенка. Собравшиеся пришли в замешательство, хотя где-то вдалеке аплодисменты по-прежнему не стихали. Изумленная наступившей тишиной, измученная родами королева приподнялась на подушках и, слабо взмахнув рукой, умирающим голосом произнесла: «Это девочка» — и потеряла сознание. Тьерри, Николя и караульные принялись вытеснять из спальни толпу, растекавшуюся по большим апартаментам. По пути они едва не сбили две ширмы, ограждавшие кровать, но, к счастью, предусмотрительный король велел крепко-накрепко привязать их прочными веревками. Появились привратники; они хватали за шиворот и выпроваживали самых назойливых любопытных. У выхода из больших апартаментов Николя увидел Прованса и Шартра: принцы разговаривали, стоя в оконной нише. Судя по беспечному выражению их лиц, они болтали о пустяках. Но когда Николя прислушался, до слуха его донеслась сказанная братом короля фраза, весьма его обеспокоившая: «Партия всего лишь отложена, настоящая игра еще впереди». Заметив комиссара, Шартр направился к нему.