И вот, впервые за многие столетия, Инарий воспарил высоко в небо. Он широко распустил свои крылья и впитал ощущение безграничной свободы. Глупо с его стороны было так долго ждать очередного полёта. Конечно же, это было не из-за страха. Нет, Инарий понял, что предательство Лилит — даже больше, чем отвратительный убой других ангелов и демонов, — потрясло его до глубины души. Только по этой причине он скрывал себя под смертными личинами Пророка и других.

ДОВОЛЬНО… ДОВОЛЬНО… ВЕСЬ ЭТОТ ФАРС ПОДОШЁЛ К КОНЦУ, И ВСЕ ЗДЕСЬ УЗНАЮТ О МОЁМ ВЕЛИЧИИ, МОЁМ ПО ПРАВУ…В конце концов, если бы не он, ничто из этого бы не существовало. Его правом, его долгом было поддерживать в Санктуарии курс, который он запланировал. Лилит будет наказана, демоны будут изгнаны, и от докучливого смертного останется лишь сходящее на нет воспоминание. Санктуарий станеттаким, каким он видит его… Либо он его уничтожит и начнёт заново.

Ангел вдруг круто повернул, миновал огромный собор и в считанные секунды достиг столицы.

Город Кеджан был достаточно большим, чтобы самому по себе считаться землёй, и ходили слухи, что это окружающие регионы были названы в его честь, а не наоборот. Такие тонкости совершенно не интересовали Инария, но огни столицы показались ему интересными. Дело в том, что они отдалённо напомнили ему блеск Высшего Неба, места вечного сияния.

Я ПЕРЕДЕЛАЮ САНКТУАРИЙ, КАК ТОЛЬКО ЭТОТ ИНЦИДЕНТ ЗАКОНЧИТСЯ, —поклялся он. — Я СОЗДАМ СВОЁ СОБСТВЕННОЕ ВЫСШЕЕ НЕБО, КОТОРОМУ ПОЗАВИДУЕТ ИЗНАЧАЛЬНОЕ!Это потребует немалых жертв, особенно со стороны его смертных, но это будет сделано. Слишком долго он терпел в молчании убогость, когда по праву он мог жить более подобающим образом. Он создаст рай, свободный от мелких ссор…

Ни с того ни с сего ощущение чего-то знакомого поразило его так сильно, что на короткий миг ангел отклонился от курса. Инарий немедленно выровнялся, а затем резко развернулся.

Сначала он подумал, что это она, но ему уже было известно о её присутствии. Нет, тут что-то другое.

Инарий почувствовал то, что у смертного выразилось бы в учащённом биении сердца. Сначала Лилит… А теперь ещё один подобрался к ангелу так близко, как она.

Оказавшись опять над собором, величавый ангел приостановился, чтобы оглядеть тёмные земли вокруг него. Слабая вспышка мерцания служила единственным признаком этого нового возвращения.

НО, СТАЛО БЫТЬ, ОН УМЁН, ХОТЯ И СБИТ С ПУТИ ИСТИННОГО… В КОНЦЕ КОНЦОВ, МОЖЕТ, ОН И ЕЁ ЧАДО… НО В ТО ЖЕ ВРЕМЯ И МОЁ…

Воскрешение ещё одного старого — и, по всей видимости, живущего — воспоминания, тем не менее, ничего не изменит. Когда Инарий опустился в залу и потолок начал перестраиваться, он уже знал, что, когда время придёт, он поступит с иным точно так же, как собирался поступить со своей бывшей возлюбленной.

Даже если это былего блудный сын.

* * *

Ульдиссиан поднялся с простого одеяла, на котором спал, чтобы предстать перед морем новых лиц, нерешительно поглядывающих в его сторону.

— Я не могла заставить их встать где-нибудь дальше, — принесла извинения Серентия, оказавшаяся справа. Её тёмные волосы были завязаны сзади, и она шла скорее как солдат, чем как дочь торговца. Несмотря на растущую эффективность своих сил, она продолжала нести копьё зажатым в руке.

— Всё в порядке, Серри, — ответил он по инерции, только после сообразив, что снова вернулся к её детскому имени.

Выражение её лица ожесточилось, и влага образовалась вокруг в остальном суровых глаз. Только три человека постоянно называли её этим именем, когда она выросла. Двое из них были мертвы, и вторым из мёртвых был Ахилий.

Вместо того чтобы поправиться и уладить дело, Ульдиссиан перевёл внимание на новоприбывших. Среди них были представители всех сословий и возрастов и, как он и предполагал, с ними было много детей. Последнее сильно встревожило Ульдиссиана, как тогда, когда партанцы привели своих собственных отпрысков. Дети погибали, и эти смерти больше, чем любые другие, разрывали ему сердце.

Однако, в независимости от его предубеждений, семьи присоединялись к нему.

«Мне не мешало бы лучше защищать их, — подумал он с горечью. — Если не ради детей, то для кого я это делаю?»

Он никогда не углублялся в этот вопрос, потому что ответ всегда егоокружал. Он делал это для тех, кто следовал за ним, правда, но также из чувства праведной мести. Отрицать это было невозможно, в независимости от того, насколько руководящей была эта причина.

И это заставило Ульдиссиана только почувствовать себя хуже при виде новых детей.

Выпрямившись, Ульдиссиан принял от Серентии мех с водой. Он отпил немного прохладной жидкости, затем вылил большую часть содержимого себе на голову, чтобы пробудиться. Ульдиссиана не заботило, что́ новоприбывшие думают о его действиях; если такая мелочь отвернёт их от него, значит, они не готовы.

Но никто не ушёл. Он стояли, терпеливо дожидаясь. Он едва не нахмурился, в тайне надеясь, что кто-нибудь из родителей заберёт своих детей и хоть немного облегчит его груз вины.

— Я надеюсь, вы все пришли по одной и той же причине, — провозгласил Ульдиссиан. — Вы знаете, что такое дар…

Некоторые закивали головами. Ульдиссиан прикинул, что перед ним где-то сотня новичков. Они заполонили большую часть поляны, где он спал. Его собственные последователи подались назад в джунгли, наблюдая оттуда с надеждой и тревогой. Каждый обращённый был для других новым чудом.

Он больше не видел смысла тратить время на разговоры. Он пообещал старшему советнику, что отведёт своих сторонников от Тораджи, а Ульдиссиан всегда был человеком слова.

Сын Диомеда протянул руку к ближайшему человеку — престарелой женщине, чья голова была укрыта разноцветным шарфом. Ульдиссиан чувствовал, как изумление борется в ней со страхом, и понял, что она пришла сюда одна.

— Пожалуйста… — пробормотал он, вспоминая свою собственную давно умершую мать. — Пожалуйста, подойдите ко мне.

Она не колебалась, что было больше еёзаслугой, чем его. Женщина была худая и имела вытянутое узкое лицо, но глаза у неё были красивые и карие, и он заподозрил, что во времена своей молодости она была весьма привлекательна.

Ни у кого не возникло вопроса, что́ старый человек делает среди остальных. Когда речь шла о даре, возраст не имел значения, с тем исключением, что тем, кому не исполнилось десяти лет, требовалось больше времени на развитие и получение наглядных признаков успеха. Наверное, это было заложено природой и уберегало их от причинения вреда себе и другим, что можно наблюдать у некоторых животных.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Магарити, — голос её звучал сильно. Она не хотела, чтобы остальные посчитали её глупой старой перечницей, не годящейся для этого случая.

Кивнув в знак одобрения, бывший фермер взял её левую руку:

— Магарити… Открой мне свои мысли и сердце. Но можешь закрыть глаза, если хочешь…

Как он и ожидал, она оставила их открытыми. Снова Магарити выросла в его глазах…

Характерный шум наполнил воздух.

У Ульдиссиана был один вздох, чтобы отреагировать. Он посмотрел на пустой воздух.

Спустя миг три вертящихся предмета сошлись в месте, где стоял он — и ударились о невидимый барьер, как о железную стену. Смертоносные предметы упали на землю, где стало видно, что это изогнутые куски металла с маленькими сверкающими зубчиками по краям. Ударь они Ульдиссиана, они без сомнения убили бы его на месте… А может, и обезглавили бы его.

От ожидающих людей отделились двое неряшливых, неприметных мужчин. Однако когда они устремились на Ульдиссиана, их тела изменились и они стали надзирателями мира.

У одного из них из ниоткуда появилось короткое копьё, которое он метнул в сына Диомеда. Острый наконечник обладал странным красноватым оттенком. В то же время второй метнул очередное свирепое металлическое орудие.

Но прежде чем Ульдиссиан смог действовать, вертящееся оружие вдруг развернулось обратно на своего владельца.