Когда он остановился, мысли, зажегшиеся в его мозгу, когда он начал бежать, вспыхнули с новой силой.

Она видела его.

Серентия видела его.

Он никак не мог избежать встречи. Демонесса сделала это невозможным. Ахилий почувствовал, чего она добивалась, и понял, что Ульдиссиана предал тот, кому он доверял. Ахилий испытывал некоторое сочувствие к Ромию, но не сильное. В отличие от Ульдиссиана, который изначально видел хорошее во всех людях, Ахилий предпочитал также присматривать, не выкинут ли они что-нибудь плохое. Верно, судя по тому, что он усмотрел через вентиляционную щель, Партанец попытался реабилитироваться, но было возможно, что он всего-навсего пытался отомстить за собственную смерть. Ахилий не знал наверняка, да и, по правде говоря, не хотел знать.

Важно было только то, что Серентия освободилась от своей одержимости… Это, да ещё то, что она видела его.

Он понятия не имел, что с этим делать.

С нечеловеческим стоном Ахилий прислонился к дереву. Маленькая ящерка возле его головы попыталась быстро убежать, но охотник схватил её, даже не глядя. Рептилия пыталась вывернуться, пока он ворочал её, чтобы рассмотреть. Ахилий чувствовал, как её сердце бешено колотится, пока она тщетно пытается убежать. Она была уверена, что её съедят.

Он наслаждался проявлениями жизни маленького создания, осознавая, что завидует даже им. Какая-то часть Ахилия даже вдруг захотела раздавитьящерку, чтобы от неё осталось лишь мокрое место… Но вместо этого он вернул её на дерево и дал снова обрести свободу, которую она была уверена, что потеряла.

Она видела его…

Ахилий не мог прогнать эту мысль из головы. Она преследовала его.

Лучник хрипло усмехнулся. У него, ходячего мертвеца, была навязчиваямысль.

— Это… Не имеет значения… — тихо прохрипел Ахилий. — Не имеет значения…

Но это имело значение. Раньше он находил некоторое утешение в том, что мог хотя бы быть неподалёку от Серентии и иногда, от случая к случаю, тайно помогать ей и Ульдиссиану. Теперь это станет почти невозможно.

А раз он не мог помогать самым близким и дорогим людям, какой прок был в его воскрешении? Возможно, разумней будет звать Ратму или дракона снова и снова, пока один из них не придёт и не отправит его на вечный покой…

Несмотря на такое чувство… Ахилий не издал ни звука. Даже это жалкое подобие жизни было чем-то, раз Серентия всё ещё была жива.

«Ты должен сделать выбор! — корил лучник самого себя. — Либо оставайся навсегда в стороне, либо покажись ей и молись, чтобы она не закричала от ужаса…».

Ахилий хмыкнул. Скорее всего, Серентия посчитает его отродьем, коим он и является, и использует свои новые силы, чтобы сделать с ним то, о чём он думал попросить существ, придавших ему это состояние.

И это всё решило для него. Он отправится к ней, к ним всем, и откроет правду. Если она, и только она, потребует, чтобы он возвратился в могилу, тогда Ахилий подчинится.

Он развернулся… И перед ним вдруг засиял яркий голубой свет.

Ахилий подался назад, стрела уже была наготове. В его разлагающемся мозгу промелькнуло воспоминание, которое некоторое время было ему недоступно, воспоминание о том, что было с ним перед падением возле Хашира.

Там тоже был свет. Теперь он вспомнил.

Но он сразу понял, что это не тот свет. Тем не менее, каков бы ни был его источник, Ахилий был уверен, что его близкое присутствие не сулит ничего хорошего.

Он пустил стрелу, и, как только она вылетела из лука, потянулся за второй.

Стрела попала в самый центр неестественного свечения, пронзила его… И вылетела с другой стороны. С громким стуком она угодила в дерево, стоящее позади.

Не утративший смелости лучник приготовил вторую стрелу. Но на этот раз он подождал.

Спустя миг он был за это вознаграждён. Неясные очертания человека показались в дымке голубого света.

С мрачным удовлетворением Ахилий натянул тетиву. Его показалось, он увидел что-то похожее на броню — серебристо-голубой нагрудник — и в соответствии с этим поправил прицел.

ТЫ МНЕ НУЖЕН…

Голос отдался эхом во всём его разлагающемся теле так и одновременно не так, как отдавался в нём голос Траг’Оула. В то же время Ахилий стал сжимать лук уже не так уверенно. Вообще-то, никакая часть его тела, похоже, уже не хотела его слушаться.

Лучник свалился, как тряпичная кукла.

Он упал лицом вперёд, так что не мог видеть, что происходило дальше. Ахилий прислушался в надежде услышать шаги, но не услышал. Несмотря на это, когда голос заговорил снова, ему казалось, что говорящий навис прямо над телом.

ТЫ МНЕ НУЖЕН… —повторил голос.

И, теперь вспомнив также, что произошло в прошлый раз… Ахилий потерял сознание.

Глава восемнадцатая

Они не нашли его. Даже объединив усилия, Ульдиссиан и Серентия не напали на след Ахилия. Отказываясь сдаваться, Ульдиссиан продержал своих последователей на одном месте два лишних дня. Тем не менее, к концу этого периода даже Серентия считала неразумным дальше откладывать выступление.

— Мы должны двигаться дальше. Ахилий либо не рядом, либо не хочет, чтобы я нашла его… Во всяком случае, сейчас, — угрюмо сказала она. — Мне думается, что дело во втором, и в конечном счёте он вернётся ко мне.

— Он не может держаться на расстоянии от тебя. Я знаю Ахилия даже дольше, чем тебя, Серентия. Вот увидишь.

Его подруга кивнула, не в первый раз глядя на джунгли.

— Неужели он и вправду думает, что я буду в таком ужасе от него?

— Я говорил тебе, как он выглядит, — описание Ульдиссиана не было красочным, но он ничего не упустил. Однако, несмотря на это, сочувствие Серентии к лучнику только росло.

— Я и не сомневаюсь, что я, наверное, буду глазеть и охать, глядя на него, но ты же сказал, что это всё тот же наш Ахилий. Как я тогда могу не любить его?

На это у него не было ответа. Кроме того, она была права, что им нужно выдвигаться. Уж Лилит точно не просиживает праздно; каким бы ни был её новый план, не дело просто ждать, пока он обрушится на их головы.

Надо что-то предпринимать, если ещё не слишком поздно.

Сарон, хашири по имени Рашим и партанец Тимеон были теперь неофициальными командирами их разнообразного люда. Ульдиссиан не имел намерения так чётко разделять группы, но он также не хотел, чтобы одна группа становилась доминирующей над другой. Он надеялся, что если обращаться с партанцами, хашири и тораджанцами одинаково, они вскоре смешаются, и их уже можно будет называть никак иначе кроме как эдиремами.

Тимеон был двоюродным братом Йонаса, одного из первых обращённых Ульдиссиана. Йонас всегда оказывался среди партанцев, первыми вызывавшимися на различные задания, но он никогда не выказывал желания быть заместителем Ульдиссиана. При этом некогда покрытый шрамами мужчина помогал своему кузену организовывать оставшихся земляков… Теперь их группа была намного меньше остальных.

«Скоро этому придёт конец» — подумал Ульдиссиан, глядя на них прежде всего как на людей, с которыми вырос. Каждый раз, когда умирал партанец, какая-то часть прошлого Ульдиссиана исчезала. Он должен был закончить борьбу, прежде чем все люди Йонаса будут убиты… А также и хашири, и тораджанцы.

Ульдиссиан не тратил всё своё время на Ахилия. Он также объяснил вкратце причину своего исчезновения своим последователям. Естественно, он опустил такие невероятные детали, как Траг’Оула и Ратму, чувствуя, что сейчас не время пытаться рассказать о них.

На следующий день эдиремы выдвинулись с рассветом. Из-за треклятого отклонения Лилит от курса они потеряли три дня помимо тех, что они с Серентией потратили на поиски Ахилия. Ещё три дня было подарено демонессе для подготовки их гибели.

Джунгли казались необыкновенно тихими, когда они прокладывали через них свой путь. Вдалеке можно было услышать некоторых птиц, никуда не девались насекомые, но даже они были не такими назойливыми, как обычно. Ульдиссиан увидел в этом недобрый знак, но никому не рассказал об этом, даже Серентии. В то же время он приказывал эдиремам быть начеку, постоянно напоминая, что их противники трусливы и часто выпрыгивают из теней вместо того, чтобы сойтись лицом к лицу.