– Я это делаю из уважения!
– Если бы только из уважения, ты бы его навещал, читал бы ему… твоя мать всегда говорила, что ты отменно читаешь вслух, и в этом она не лгала… но ты бы не стал вычищать его дерьмо и менять ему постель. Ты наказываешь себя за смерть матери, но это была не твоя вина.
Я знал, что это правда. И все же отказывался в это верить. Официальное объявление о смерти было простым: «Габриэль Дискейн, родом из Артена, умерла, одержимая демоном, изнурявшим ей душу». Так всегда говорилось о людях знатного рода, покончивших самоубийством. Именно так и представили смерть моей матери. И все приняли эту версию без тени сомнений, даже те, кто связал свою судьбу с Фарсоном, тайно или не так уж и тайно. Потому что все знали (и лишь богам было известно откуда, уж точно не от меня и не от кого-то из моих друзей), что моя мать была любовницей Мартена Броудклока, придворного мага и главного советника моего отца, и что Мартен сбежал на запад. Один.
– Роланд, слушай меня внимательно. Я знаю, ты чувствуешь себя преданным. Считаешь свою мать изменницей. Я сам испытываю те же чувства. Отчасти ты ненавидишь ее. И я тоже ее ненавижу, отчасти. Но мы оба любили ее, и любим до сих пор. Ты был отравлен игрушкой, которую привез из Меджиса, и обманут злой ведьмой. По отдельности их силы, может быть, и не хватило бы, но розовый шар вместе с ведьминским колдовством… да.
– Риа. – Глаза защипало, но я собрал волю в кулак и сдержал слезы. Для себя я решил, что никогда больше не стану плакать на глазах у отца. Никогда в жизни. – Риа с Кооса.
– Да, она. Старая сука с черной душой. Это она убила твою мать, Роланд. Она превратила тебя в револьвер… и нажала на спусковой крючок.
Я ничего не сказал.
Он, должно быть, почувствовал, как мне плохо, потому что вновь принялся перебирать и подписывать бумаги у себя на столе. Потом опять поднял голову.
– За Кортом пока что присмотрят сиделки. А ты поедешь в Дебарию с поручением. Вместе с одним из своих товарищей.
– В Дебарию? В Ясную обитель?
Отец рассмеялся:
– Ты имеешь в виду ту обитель, где останавливалась твоя мать?
– Да.
– Нет, туда тебе точно не надо. Это страшные женщины. Они с тебя заживо кожу сдерут, если ты только шагнешь на порог их святого убежища. Большинство сестер Ясной обители предпочитают длинную мерку мужчинам.
Я не понял эту последнюю фразу. Не забывайте, я был тогда совсем юным, невинным и очень наивным во многих вещах – даже после всего, что мне пришлось пережить.
– Мне кажется, я еще не готов снова ехать куда-то с заданием, отец.
Он холодно взглянул на меня.
– Позволь мне судить, к чему ты готов, а к чему не готов. К тому же такого, как в Меджисе, там не будет. Да, я допускаю, что там опасно. И может быть, даже дойдет до стрельбы. Но, по сути, это обычная работа, которую надо сделать. Отчасти ради того, чтобы люди, которые начали сомневаться, смогли убедиться, что Белизна все еще в силе. Но прежде всего потому, что нельзя оставлять преступление безнаказанным. То, что неправильно, надо исправить. Тем более, как я уже говорил, ты поедешь туда не один.
– А кто поедет со мной? Катберт или Ален?
– Ни тот ни другой. Оба нужны мне здесь. Поедешь с Джейми Декарри.
Я обдумал услышанное и решил, что Краснорукий Джейми будет хорошим спутником. Хотя я предпочел бы поехать с Катбертом или Аленом. И отец, разумеется, это знал.
– Поедешь без возражений или будешь мне что-то доказывать и отрывать от дел?
– Я поеду.
На самом деле я был даже рад хоть на время сбежать из дворца – от его сумрачных комнат и тайных интриг, от этого всепроникающего ощущения, что близится тьма и анархия, и ничто не способно их остановить. Когда мир сдвинется с места, Гилеад не сдвинется вместе с ним. Этот сверкающий дивный пузырь просто лопнет.
– Хорошо. Ты хороший сын, Роланд. Может быть, я тебе никогда этого не говорил, но это правда. Мне не в чем тебя упрекнуть. Да, не в чем.
Я опустил голову. Потом, когда выйду отсюда, я дам волю чувствам. Но не сейчас. Не на глазах у отца.
– В десяти или двенадцати колесах от женской обители… Ясной обители, или как там ее называют… располагается городок Дебария, на самом краю солонцовых равнин. Ничего зловещего в нем нет. Обычный железнодорожный узел, пыльный, пропитанный запахом скотобойни. Оттуда идут поезда со скотом и солью. На восток, север и юг – во всех направлениях, кроме того, где засел этот мерзавец Фарсон. Скота с каждым годом все меньше и меньше, и я думаю, уже в скором времени Дебария придет в запустение и исчезнет с лица земли, как происходит со многими поселениями Срединного мира, но пока что там кипит жизнь. Салуны, игорные дома и притоны с девицами… В общем, то еще злачное место. Однако там есть надежные люди. Да, в это трудно поверить, но хорошие люди там есть. Один из них – старший шериф Хью Пиви. К нему-то вы и пойдете. Представитесь как положено. Покажете свои револьверы и сигул, который я дам. Пока все понятно?
– Да, отец. И что же там случилось такого ужасного, что оно требует внимания стрелков? – После смерти матери я улыбался нечасто, но тут улыбнулся. – Пусть даже таких желторотых, как мы?
– Согласно докладам, которые я получаю… – Он взял со стола стопку листов и взмахнул ими. – В городе появился шкуроверт. У меня самого есть большие сомнения на этот счет. Но одно несомненно: люди напуганы.
– Я не знаю, кто такой шкуроверт, – сказал я.
– Что-то вроде оборотня. Во всяком случае, так говорится в старинных легендах. Когда мы закончим, иди к Ваннею. Он собирал все доклады.
– Хорошо.
– Выполни свою работу, найди безумца, который бродит по городу, нарядившись в звериные шкуры… скорее всего именно так оно и обстоит на самом деле… только не слишком затягивай с этим делом. Назревают большие события, очень серьезные. Ты будешь нужен мне здесь – ты и весь твой ка-тет – до того, как все начнется.
Через два дня мы с Джейми отправились в путь. Для нас и наших лошадей снарядили специальный поезд на два вагона. Когда-то Западный рельсовый путь тянулся на тысячу с лишним колес, до самой пустыни Мохане, но в годы, предшествовавшие падению Гилеада, по железной дороге можно было доехать не дальше Дебарии. За ней хорошая дорога кончалась. Большие участки путей были разрушены землетрясениями и непогодой. А что пощадили стихии, то растащили бродячие шайки бандитов, называвших себя сухопутными пиратами. И таких было немало – в тех диких землях царили анархия и беззаконие. Эти земли на дальнем западе мы называли Внешним миром, и этот мир как нельзя лучше служил целям Джона Фарсона. По сути, Фарсон и сам был всего лишь бандитом. Но с большими амбициями.
Паровозик был маленьким, почти игрушечным. Жители Гилеада называли его «свисток на колесах» и смеялись, когда он, пыхтя, проезжал по мосту за дворцом. Верхом мы бы добрались быстрее, но поезд давал нам возможность поберечь лошадей. А пыльные бархатные сиденья в пассажирском вагоне раскладывались в спальные места. Это было удобно. То есть мы с Джейми так думали до тех пор, пока не попытались там спать. Вагон все время трясло и шатало, а однажды тряхнуло так, что Краснорукий Джейми свалился на пол. Катберт бы рассмеялся, случись с ним такое, Ален стал бы ругаться, но Джейми молча поднялся, снова лег на кровать и мгновенно заснул.
В тот первый день мы почти всю дорогу молчали – просто сидели, смотрели в окно, сквозь дрожащую пленку листового рыбьего клея. Зеленые луга и леса Гилеада сменились унылыми равнинами, заросшими пыльным кустарником. Были там фермы, явно знававшие лучшие дни, и отдельно стоящие пастушьи хижины, и несколько маленьких городков, чьи жители (среди них было много мутантов) изумленно таращились на «свисток на колесах», медленно едущий мимо. Некоторые из них тыкали пальцем себе в лоб, как будто указывая на невидимый третий глаз. Это означало, что они поддерживают Фарсона. В Гилеаде их бы отправили в тюрьму за измену, но Гилеад был уже далеко. Меня поразило, как быстро сошла на нет преданность этих людей, когда-то принимавшаяся как должное. Это был тревожный знак.