Они — пустышки, подумала она без всякой жалости, пожалев лишь о том, что они так легко сдались. Никто из этих двуногих овец не годился ей в помощники! Их руки в крови дана Фирта, бабушка Хараска много раз об этом говорила. Они не жестоки, но слабы — а это ещё хуже, потому что именно слабость впустила врага в долину.

Почему Эразм так внезапно вмешался в её жизнь? Ответ один: несмотря на всю свою учёность, маг чего-то от неё хотел.

Чего? У неё был только талант, который она не сумела толком развить. Бабушки считали, что в её жилах течёт кровь Фирта. Они когда-то умели призывать Ветер и видеть сны — а она нет. К сожалению, чёрный маг, очевидно, думает иначе и хочет выпытать у неё знания. Тогда лучше бы ей погибнуть в лапах гоббов вместе с бабушками — смерть была бы мучительной, но быстрой. Эразм же всегда терпеливо добивается своей цели.

Церлин чувствовала, что они выкапывают не простые камни. По крайней мере, некоторые из них не простые. Но она не смела проверить, какая в них сила. Сначала на страже были гоббы, а потом появился этот предатель своего рода, Фогар, и камни перепоручили ему.

Не стоит терзаться мыслями о том, чего не избежать. Нужно собраться с силами, чтобы не дрогнуть в башне наедине с повелителем. Церлин знала несколько упражнений, при которых не требовалось произносить заклинания. Больше ей нечем было защититься, и всё-таки просто так она не сдастся.

Церлин послушно входила во двор крепости, когда их нагнал Эразм. Рывком цепи гоббы заставили девушку остановиться; их невыносимая вонь мешалась с почти столь же невыносимым ароматом зла, которым веяло от повелителя.

Эразм взял её за подбородок, повернул лицом к себе и оскорбительно фыркнул.

— Грязная девка. Родилась в грязи и сдохнешь в грязи. Впрочем, я подумаю, как именно.

Маг обернулся и рявкнул приказ своим чудовищам. Те потащили её к чёрному провалу в стене башни, не заботясь о том, что она может упасть и её придётся волочь по земле. Они спустились вниз, во тьму.

Фогар смотрел на кучку камней и разминал пальцы. Больше всего ему хотелось опустить их в траву, даже погрузить в рыхлую почву, только бы избавиться от того ощущения, которое теперь уже почти впиталось в кожу. Но ничего не поделаешь, за ним наблюдали.

Он неохотно подошёл к камням и взял один в руки. Ничего не случилось, и юноша отбросил камень в сторону. Зато второй диск чуть не прилип к его рукам, как живое существо, которое до тех пор пребывало во сне, но проснулось, — и так он начал вторую кучу камней.

Фогар добавил в неё ещё четыре и ещё столько же выбросил, когда камень, внешне ничем не отличавшийся от других, ударил его — как будто слабой молнией. Немного подумав, юноша положил его рядом с той кучей (но не совсем там же), куда откладывал диски, напоминавшие на ощупь холодную смолу.

Этим утром Сасси ушла с Пипером. Старший сын Хансы редко навещал их, и каждый раз, по мнению Фалисы, сестрёнка становилась совершенно невыносимой. Пипер, конечно, пообещал, что присмотрит за малышкой. Особого выбора у него не было — Сасси цеплялась за ногу старшего брата, пока тот не согласился взять её с собой.

Но Фалису почему-то охватила необъяснимая тревога за Сасси, и, поскольку Пипер не возражал, она пошла за ними.

Сасси ехала у брата на плече. Путь показался Фалисе знакомым, хотя она никогда здесь не была.

Наконец деревья стали ниже, реже, сквозь кроны начало чаще пробиваться солнце, и девушка догадалась, где они. Ханса строго-настрого запретила ей ходить в эту сторону; Пипера, видимо, запреты не пугали. Фа лиса решила нагнать его и отвести пушистую сестрёнку назад.

Странно, но Ветер, которым всегда был полон воздух вокруг, вдруг исчез, оставив вместо себя непривычную тишину. Здесь не пели птицы, не жужжали насекомые. Пипер остановился, опустил Сасси на землю и поманил Фалису к себе.

— Иди смотри, что делает тёмный.

Он быстро повёл её за густой куст и слегка отогнул толстую ветвь, чтобы девушке было видно.

ВОКРУГ царил холод; впрочем, он окружал Церлин с самого рождения. В темнице смердело, причём зловоние древней гнили усиливалось духом нынешнего зла, ведь девушка находилась в самом сердце Эразмовых владений.

Церлин прижалась к стене и обхватила колени, чтобы сохранить в миниатюрном теле остатки тепла. Света, как и следовало ожидать, не было. Она и не пыталась исследовать темницу; гоббы приковали пленницу к кольцу в стене и ушли, напоследок продемонстрировав жесты, которые та постаралась не замечать. Единственный фонарь твари забрали с собой; в кромешной тьме девушке начало казаться, будто мрак можно сжать руками и придать ему форму.

Хотелось есть — после скудного завтрака прошли долгие часы, однако голод также был верным спутником Церлин почти с рождения. В попытке отвлечься от щемящей боли в желудке она, как ни странно, вспоминала былые посевы и жатвы.

Внезапно ей вспомнился странный посев на дальней пашне.

Поначалу рабы посчитали это очередной проделкой гоббов, ведь демоны постоянно издевались над жителями долины. Несколько детей из разных бараков выгнали на работу; они вернулись под вечер в полном изнеможении и в один голос объявили, что с утра до ночи занимались «посевами».

Что же они сеяли? Никому из детей ранее не доводилось видеть таких крупных и тяжёлых овальных семян. Место для посадок также выбрали странное — полоску у самого леса, когда было вдоволь участков на солнце, вдали от деревьев. Детей заставили вручную рыть ямки, аккуратно опускать туда семена и не закапывать, пока один из гоббов не польёт зерна странной красноватой жидкостью из бурдюка. Только после полива детям приказывали засыпать ямки и переходить к новому ряду посевов. Каждая линия семян повторяла контуры леса.

Дальнейшие расспросы юных сеятелей ни к чему не привели, а потому, не поняв смысл затеи, все сочли случившееся новым видом изощрённого издевательства. И всё же Церлин чувствовала: Эразм не станет впустую тратить время, всегда и всюду он следует своим замыслам. И сюда он заточил её не случайно. Дрожа от холода, девушка с негодованием вспомнила восторженные речи Хараски и вдовы Ларларны о том, что Свет всегда противостоит силам Тьмы. Очевидно, они свято верили в то, во что их учили верить с детства: в прикосновение Ветра, в силу той, которая ступает облаками.

Ларларна с Хараской клялись, будто настанет день, когда девушка потребует помощи у обеих сил — и будет услышана. И что же? Им выпала ужасная смерть, ей самой — рабство. Лучи Лунной госпожи не проникнут за эти стены, а Ветер по-прежнему спит в долине. Зачем надеяться на невозможное? Да потому что других путей спасения не осталось…

Церлин склонила голову на колени и сжалась в комок. К чему теперь бороться с дремотой, которая наливает тело свинцовой тяжестью? Довольно того, что волшебник и его приспешники хоть ненадолго оставили её в покое.

Сознание девушки ещё бодрствовало, но веки опустились. Церлин, как привыкла с самого детства, начала мысленно любоваться узорами на внутренней стороне век. Губы её шептали имена, хотя только безумец поверил бы, что на зов кто-то откликнется.

Три женщины стояли вокруг высокой жаровни. Мантии небрежно свисали со стула неподалёку, и было видно, что женщины практически одного роста, хотя и разного возраста. Учение мудрости продлевает жизнь до тех пор, пока владелец одряхлевшего тела, воспитав преемников, не решает покинуть земную оболочку. Впрочем, уже давно ни одна девушка не проявляет стремления к древнему знанию. Магов становится все меньше — возможно, ещё один признак нависшей над миром Тьмы.

Две волшебницы неотрывно смотрели на огонь. Их гордая осанка и незамутнённый взор не могли скрыть признаков старости, сдерживаемой исключительно силой воли. Третья волшебница была самой молодой, но и она успела прожить более половины отпущенных человеку лет.

Старейшая из них одну за другой подбрасывала в огонь короткие палочки сухого дерева из связки, которую держала в руках. Вспыхивали искры, пламя разгоралось, а когда появлялась струйка дыма, три женщины склоняли головы и глубоко вдыхали вязкий аромат.