— Царь позвал и мою мать? — спросила Вирсавия. Почему бы царю самому не позаботиться сообщить двум женщинам о потере их близких?
— Вашу мать? — стражник криво ухмыльнулся. — Думаю, нет.
— В таком случае, ты можешь сказать, зачем царь позвал меня?
Воин взглянул на Вирсавию, и выражение его глаз заставило ее покраснеть.
Вернулась служанка с покрывалом в руках. Сердце Вирсавии громко стучало, она завернулась в покрывало с головы до ног, так чтобы никто не смог увидеть ее лица. Когда она вышла за дверь, по правую и по левую руку от нее встали стражники. Первый раз Вирсавия шла во дворец в свободной одежде, которую обычно носила только дома.
— Сюда! — стражник кивнул головой в сторону бокового входа во дворец, которым пользовалась только прислуга, и повел Вирсавию к этому входу. Если до этого момента у женщины еще были какие-то сомнения относительно причин этого вызова или ее положения в глазах царя, то теперь сомнений не осталось. Слезы стыда жгли глаза Вирсавии. Только она сама виновата в том, что попала в такую ситуацию. Она закрыла лицо покрывалом, низко опустила голову и, не смотря по сторонам, миновала дворцовую кухню, комнату прислуги, прошла по длинным коридорам и поднялась по лестнице. Стражники остановились перед дверью. Один из них постучал, другой отошел в сторону.
Как только дверь отворилась и Вирсавия подняла глаза, она тут же забыла о стоявших рядом стражниках. В дверях стоял Давид и не спускал с нее глаз.
Царь улыбнулся и протянул ей руку, Вирсавия дала ему свою; когда его пальцы мягко, но сильно сжали ее ладонь, у нее перехватило дыхание. Он ввел ее в свои покои, а страже приказал охранять дверь:
— Никто не должен тревожить меня.
Затем он закрыл дверь. Сердце Вирсавии билось, как у кролика, спасающегося от охотника. Давид все еще держал ее за руку и, кажется, не собирался отпускать.
— Я рад, что ты пришла.
— А разве у меня был выбор?
— Ты сделала свой выбор.
Давид поцеловал ее руку, его глаза улыбались.
— Почему ты закрываешь свое лицо? Ведь оно прекраснее, чем луна и солнце.
Когда Вирсавия подняла руки, чтобы удержать покрывало на голове, Давид, улыбнувшись, отступил и произнес:
— Пойдем. Я приготовил для нас трапезу. Ты будешь служить мне.
Воздух был пропитан сладким ароматом благовоний. На полу были расстелены циновки. В глубине комнаты неясно вырисовывалась кровать. На длинном столе была разложена пища.
— Сколько гостей ты ждешь? — спросила Вирсавия.
Давид рассмеялся, и его бархатный смех заставил ее вздрогнуть.
— Только тебя, моя дорогая.
— Я не голодна, — собрав все свое мужество, Вирсавия посмотрела на царя. — Ты знаешь, кто я?
— Конечно, — его взгляд ласкал ее. — Ты маленькая девочка, которая обычно смотрела на меня сквозь пламя костра. Ты помнишь, как ходила за мной к потоку Ен-Гадди?
— Я уже не маленькая девочка. Я…
— Самая прекрасная женщина во всем царстве, — Давид испытующе посмотрел Вирсавии в глаза. — Тогда у потока Ен-Гадди ты сказала, что хочешь поговорить со мной, а я велел тебе идти домой, — Давид потянул ее покрывало вниз, желая открыть ее лицо. — Поговори со мной теперь, Вирсавия, — он приблизился к ней и снял с ее головы покрывало. — Скажи, о чем ты сейчас думаешь?
Покрывало соскользнуло с плеч женщины и мягкими складками легло у ее ног.
— Зачем ты теперь позвал меня? — в ее голосе слышались слезы. Все эти годы она мечтала и надеялась. Но никогда она не хотела прийти к нему так, как пришла сейчас. Приглашенная среди ночи…
— Ты знаешь, зачем.
Вирсавия ощущала на своей щеке дыхание Давида. Дрожь пробежала по ее телу.
— Слишком поздно, — прошептала Вирсавия.
— Ты сейчас здесь и со мной.
Вирсавия отпрянула и вскинула подбородок, сквозь слезы она едва могла видеть лицо царя.
— Приглашенная и приведенная к тебе, как блудница, через ворота для слуг! — она покачала головой и снова опустила глаза. — Если вспомнить, как я вела себя сегодня днем, то мне некого укорять в этом. Я сама виновата. Я…
— Ты поразила меня.
— Я? — ее сердце, переполненное гордостью, затрепетало, как у маленькой девочки — О, Давид. Отправь меня домой.
— Не сейчас, — он крепко сжал пальцами подбородок женщины. — Ты счастлива, да?
По щекам Вирсавии заструились слезы.
— Как ты можешь спрашивать об этом?
— Я хочу, чтобы ты была счастлива.
Давид внимательно посмотрел Вирсавии в глаза, и выражение его лица изменилось. Он выглядел встревоженным.
— Ты помнишь брачный пир? Когда я заглянул в твои глаза, у меня упало сердце. Я не мог глаз отвести от тебя.
— Вот почему ты так быстро ушел с пира!
— Почему же еще.
Давид попытался обнять Вирсавию. Но она уперлась руками в его грудь. Она знала, что должна что-то сказать и остановить его. Она должна поступить, как поступила когда-то Авигея, заставить Давида осознать грех, который он был готов совершить. Но когда Вирсавия услышала, как бьется его сердце, быстрее и сильнее, чем ее собственное, вся ее решимость испарилась. Давид желал ее. Я позволю ему поцеловать меня один разочек, только один разочек, а потом что-нибудь скажу ему, чтобы остановить его. И на память мне останется один его поцелуй. Только один.
Когда уста Давида коснулись ее губ, Вирсавия почувствовала, как их закружило в водовороте страсти. Его пальцы погрузились в ее волосы. Он со стоном произнес ее имя, и слова предостережения замерли на языке Вирсавии. Ее тело охватил огонь, она прильнула к царю и не произнесла ни слова.
Вирсавия понимала, что если бы она сказала хоть слово, Давид опомнился бы и отправил ее домой.
Несколько часов спустя Давид стоял возле кровати и смотрел на спящую Вирсавию. Она была так прекрасна, что у него защемило сердце. Однако скоро рассветет. Он должен вывести ее из дворца, пока кто-нибудь не узнал, что она была здесь. Когда он, проснувшись, увидел рядом с собой Вирсавию, он подумал об Ахитофеле, Елиаме и Урии и о том, что они сделают, узнав об этой тайной связи. О чем я думал! Они могут настроить против меня все войско!
Встав на колени, Давид склонился и поцеловал Вирсавию. Она медленно открыла глаза, еще затуманенные сном, и улыбнулась.
— Давид, — выдохнула она.
Его сердце забилось чаще. Потрясенный своими чувствами, Давид выпрямился.
— Уже почти рассвело, Вирсавия. Ты должна идти.
Ее улыбка погасла.
Сердце Давида болезненно сжалось, когда он увидел боль в ее глазах. Быстро отвернувшись, Вирсавия натянула на себя одеяло. Ночью она забыла о всякой стыдливости, она была в плену желания. Но наступило утро, и все вернулось на свои места.
— Моя стража проследит, чтобы ты благополучно вернулась домой, — сказал Давид.
Почему он чувствует себя виноватым? Ведь они тоже имеют право быть счастливыми, разве не так?
Вирсавия села.
— Я знаю дорогу домой.
Услышав мягкий шелест ее одежды, Давид потянулся к ней.
— Вирсавия, — произнес он хриплым голосом, сгорая от желания. Она резко отодвинулась от него. Но Давид крепко схватил ее за плечи и заставил лечь рядом с собой. Вирсавия попыталась освободиться из его рук, но Давид крепко обнял ее и прошептал:
— Вирсавия… — Он уткнулся лицом в ее шею. Как он мог позволить ей уйти после такой ночи? Давид вдыхал аромат ее тела и понимал, что он погиб.
— Я думала, что одной ночи будет достаточно, — Вирсавия закрыла глаза ладонью. — Я думала, что смогу жить воспоминаниями об этой ночи. Но теперь… я чувствую… я чувствую себя… нечистой!
Она вздрогнула. Ее слова, как зеркало, отражали его собственные чувства.
— Ты думаешь, я хочу отправить тебя домой? — Давид чувствовал боль, он был в замешательстве. — Я оставил бы тебя у себя, если бы в городе не поднялся из-за этого крик. Твой отец… твой дед.
— Мой муж!
— Я должен проводить тебя из дворца, пока кто-нибудь не узнал, что произошло между нами.