Тут уж я бросился на демона и взялся за его бока всерьез. Гакс беспомощно откинулся назад и разразился безудержным хохотом. Эбенезум был свободен!

Волшебник выкрикнул какие-то слова, и демон тут же начал уменьшаться. Обрубками когтей он судорожно цеплялся за одежды Эбенезума. Тот проделал в воздухе несколько пассов, и Гакс снова превратился в голубой дымок, который тут же всосала та самая звезда на полу, из которой он появился.

Волшебник сел, а вернее, в изнеможении упал на грязный пол. Борода его была измочалена. Казалось, демон выдрал из нее добрую половину.

– Открой окна, Вунтвор, – с трудом проговорил учитель спустя минуту-другую. – Надо проветрить.

Я сделал, как мне велели, и вскоре последние обрывки голубоватого облачка унес ветерок. Вот тогда-то волшебник и начал чихать. Это был просто какой-то приступ чихания. Учитель не мог остановиться. Он лежал на полу и чихал, чихал, чихал. Что касается проветривания, то даже при открытых окнах воздух в кабинете был далеко не здоровый. Я подумал, что надо бы вытащить учителя наружу. Мне это удалось, хотя попотеть пришлось изрядно.

Приступ прекратился сразу же, как только мы оказались на свежем воздухе, на солнышке. Но волшебнику понадобилось некоторое время, чтобы отдышаться.

– Не припомню такой схватки, – прошептал он. – Был момент, когда я засомневался в победе, Вунтвор. – Он покачал головой. – Ладно, все уже позади.

К сожалению, Эбенезум ошибался. Все только начиналось.

Глава 2

«Важно уметь принять разумное решение, и наступает в жизни каждого волшебника время, когда ему следует определить, какую цель избрать, чтобы жизнь его приобрела высокий смысл. Деньги? Путешествия? Слава? А как же досуг? А любовь женщин? Что касается меня, я размышляю над каждой из этих целей годами, подробно и тщательно изучаю их, чтобы, когда придет час судьбоносного решения, о котором я говорил выше, оно было бы в высшей степени обдуманным и обоснованным».

«Наставления Эбенезума», том ХХХI

Больше я не мог заставить себя собирать хворост. Жизнь моя была кончена. Она не пришла. Я долго-долго сидел на залитой солнцем поляне, где мы обычно встречались. Может быть, она просто забыла, что уже полдень, может быть, что-то задержало ее… О Боже, какие у нее дивные серьезные голубые глаза, чудные белокурые волосы, как грациозно каждое движение ее гибкого юного тела, как она смеется, а когда она дотрагивается до меня… Нет-нет, конечно, она спешит ко мне. Она уже идет.

О, были, конечно, и другие женщины: Энит, дочка фермера; но ведь я был еще совсем ребенок тогда! И Гризла, дочка жестянщика, – так, мимолетное увлечение! Только теперь я понял истинное значение слова «любовь»!

Но ведь я даже не знал ее имени! Она заинтересовалась мною как учеником волшебника. Она как-то сказала, что волшебники в этой глуши отчасти напоминают ей актеров. Еще она сказала, что всегда мечтала о сцене. И она смеялась, и мы целовались…

В спину мне подул холодный ветер. Напоминание о скорой зиме. Я поднял ветки и сучья, которые удалось насобирать, и поплелся к дому.

Чихание я услышал издалека. Значит, учитель опять читает свои волшебные книги. Или, вернее, пытается читать. Лето сменило весну, и осень уже была не за горами, а болезнь Эбенезума все не проходила. Он неустанно искал лекарство, но ничего не помогало: все имеющее отношение к волшебству немедленно вызывало бурную носовую реакцию. А пока, чтобы нам не умереть с голоду, Эбенезум набрал заказов, с которыми можно было справиться с помощью простого здравого смысла, не прибегая к магии. Но как раз сегодня утром он упомянул о каком-то своем открытии: заклинание столь мощное и быстродействующее, что его нос не успеет отреагировать.

И все же он чихал. Выходило, что его последний эксперимент тоже не удался. А иначе, с чего бы ему чихать? Разве что в воздухе опять запахло колдовством.

А вдруг, кроме моего плохого настроения, существовала и другая причина тому, что вокруг потемнело? А вдруг по этой самой причине она и не пришла и мы не встретились, как договаривались? Справа от меня зашевелились кусты. Что-то очень большое на мгновение заслонило собою солнце.

Я открыл дверь, все еще держа вязанку хвороста в руках. Я слышал, как безостановочно чихал волшебник. Учитель стоял в нашей самой большой комнате. Одна из его огромных книг лежала перед ним на столе раскрытая. Повсюду валялись книги поменьше и бумаги – жертвы его могучего чиха. Я бросился на помощь волшебнику, в спешке позабыв о хворосте, и он рассыпался по столу. Несколько веточек застряли в складках одежды Эбенезума.

Я закрыл книгу и с тревогой взглянул на мага. Эбенезум как следует высморкался в свой шитый золотом темно-синий рукав и сказал чуть гнусаво, но самым невозмутимым тоном:

– Благодарю, ученик. – Волшебник изящным движением взял с колен веточку и аккуратно положил ее на стол. – Потом найди этому более подходящее место, ладно? Он глубоко вздохнул и прокашлялся. – Боюсь, мое заболевание гораздо серьезнее, чем я думал. Возможно, даже придется прибегнуть к посторонней помощи.

Торопливо собирая хворост, я сдержанно переспросил:

– К посторонней помощи?

– Мы должны найти другого мага, такого же могучего, как я, – веско сказал Эбенезум. – И для этого нам придется отправиться в великий город Вушту.

– В Вушту? В ту самую, где сады наслаждений и запретные дворцы? Город грехопадений, способных обречь человека на муки на всю оставшуюся жизнь? В ту самую Вушту?

Я почувствовал, что оцепенение, охватившее было меня, уходит. Как будто камень упал с души. Я быстро разложил хворост у очага.

– Да, в ту самую Вушту, – кивнул Эбенезум. – Но есть одна трудность. Для путешествия нужны средства, а надежда раздобыть их в ближайшем будущем крайне сомнительна.

Как будто в ответ на это заявление сильный порыв ветра налетел на наш домик. Дверь распахнулась, впустив внутрь пыль, ворох опавших листьев и низенького человечка в лохмотьях. Лицо его было перемазано сажей. Он ворвался в дом и плотно захлопнул за собой дверь.

– Спасайтесь! – закричал незнакомец дрожащим голосом. – Драконы! Драконы!

Он закатил глаза, потерял сознание и рухнул на пол.

– Вот что я понял за свою долгую практику волшебника, Вунтвор, – заметил Эбенезум, оглаживая свою седую бороду, – если долго ждать, в конце концов что-нибудь подвернется.

Нам удалось вернуть нашего гостя к жизни, обдав его холодной водой и влив ему в рот немного вина.

– Спасайтесь! – прошептал он, едва придя в себя.

Он дико озирался, его безумные блеклые глаза блуждали по полу и потолку, по учителю и по мне. Он был примерно одного возраста с волшебником, но на этом всякое сходство кончалось. В отличие от Эбенезума с его роскошной седой гривой, незнакомец успел почти облысеть, а оставшиеся волосы были жидкими и свалявшимися. Величественное лицо Эбенезума способно выражать и спокойную уверенность, и гнев космического масштаба, стоит волшебнику бровью повести. Внешность вновь прибывшего была совершенно невыразительной: маленькие нос и подбородок, морщинистый лоб и эти бегающие прозрачные глазки. К тому же, как я уже говорил, лицо его было замазано сажей.

– Тихо, тихо, – урезонивал его Эбенезум своим самым убедительным голосом, которым ему так часто случалось очаровывать дам и кредиторов. – К чему такая спешка? Вы, кажется, что-то говорили о драконах?

– О да, драконы! – Человечку удалось подняться, но на ногах он держался не слишком твердо. – По крайней мере один дракон! Он занял Гурнскую Башню!

– Гурнскую Башню? – переспросил я.

– Да ты ее видел, – пробормотал Эбенезум, не сводя холодноватых внимательных глаз со странного гостя. – Это маленький замок на холме, на том краю леса. – Эбенезум фыркнул в бороду. – Даже не замок… Скорее домишко. Но это жилище нашего соседа, герцога Гурнского. Очень маленькое герцогство. И герцог там тоже очень маленький.