И не сказать, чтобы эти визиты были простой показухой. Уже сам факт появления слечны Лотарингской в палате больного резко увеличивал его шансы на выздоровление. Никакой магии — просто трясущиеся поджилки врачей, понимающих, что принцесса им кишечник с мозгами местами поменяет, если пресса прознает о том, что человек, которого навещала глава крупнейшего культа Европы, потом погиб из-за чьего-то недосмотра или криворукости.

А ведь Слунце ещё и баловалась филантропией.

Иными словами, личное присутствие Лешей в местном больничном комплексе уже и не требовалось. И известно стало об этом в тот момент, когда соцсеточка дочери богемийского правителя воссияла постиком о том, что слечна Лотарингская собирается навестить-таки жертв сегодняшней резни. Броня могла дать половину черепушки на отсечение, что принцесса позаботится о том, чтобы пострадавшим была оказана надлежащая помощь. А это показатель, ведь слечна Глашек никогда не отличалась избыточным доверием к представителям власти.

Другой вопрос, что Лешей всё равно требовалось пообщаться с августейшей особой. Впервые за две жизни синеокая зануда оказалась в ситуации, когда ей мало того, что нужно было пролоббировать некий закон, так ещё и предоставлялась возможность, пусть даже иллюзорная, добиться желаемого.

Броня собиралась проверить на прочность клей, который удерживал на лице Слунце Лотарингской маску самого лучшего человека на земле.

Ещё через минуту или две Даркомобиль остановился перед одним из корпусов. Таким же безликим, как и все остальные. Средь соседей его выделяла, пожалуй что, только групка детишек, что играла на припорошенном снегом газоне метрах в десяти от входа. Они весело скакали все вокруг одной из девочек и что-то громко пели, не особо попадая в ритм: для детей это было обычным явлением, они песни чаще проговаривали или орали, считая этот процесс полноценным исполнением.

Лишь открыв дверь — к явному неудовольствию Вика, не успевшего вовремя проявить свою куртуазность, — девушка смогла услышать слова этой детской кричалки.

Миленькая Лешая, добренькая Лешая,

Нам, бедным детям, ты помоги!

Ведьмы узнали о нашем секрете

И держат нас, бедных детей, взаперти!

Древние силы, могучие силы,

Скорей пробудитесь от вещего сна!

Спать некрасиво, совсем некрасиво,

Коль вас попросила ведунья-луна!

Слова были знакомыми. Очень. Кажется, что-то подобное Броня слышала в прошлой жизни. Оно даже было у девушки в плейлисте. Марко Поло, кажется? Слечна Глашек с трудом узнала композицию, которую услышала впервые за двадцать лет, да ещё и в столь убогом исполнении.

Не то, чтобы до недавнего времени кому-то, кроме совсем уж нигилистично настроенных граждан могла прийти в голову идея воспевать местный аналог дьявола. А уж с учётом того, что общество, имеющее доказательства наличия души, было весьма религиозным, музыкальных композиций с Лешим в роли положительного персонажа существовало настолько мало, что Броня не могла упомнить ни одной.

Но уже прошла пара месяцев с тех пор, как слечна Глашек впервые назвалась этим именем, народ отошёл от шока, начал присматриваться к наглой попаданке, признал её и даже принялся за буйную деятельность в культе синеглазки, и вот они, первые культурные сигналы о смене статуса хтонического божества в умах людей. И не было ничего удивительного, что эти культурные сигналы являлись результатом откровенного плагиата чужого творчества.

Своровать и адаптировать всяко проще, чем придумать что-то самим.

В этот момент кто-то из детишек заметил стоящую в стороне синеглазку, что ни говоря ни слова, взирала на игру слегка отсутствующим, задумчивым взглядом, больше размышляя не о деталях детской забавы, а об особенностях социо-культурных процессов в Форгерии.

— Лешая! Здесь Лешая!

— Ха! Живая богиня тут! Что теперь скажешь, христанутая?!

Выкрики малолеток потеряли свой полупесенный ритм, и это вырвало Броню из её чертогов разума. Внимание девушки тут же переключилось на мелкотню. Кое-кто из них говорил отнюдь не так, как ожидалось от спиногрызов их возраста. Попаданец? Очередной? Наверняка. Речь таковых очень легко отличалась на слух в этом возрасте. Имелся ряд интонационных особенностей.

Некромагичка небрежным жестом отряхнула полу своего пальто, а затем решительно зашагала к детишкам, которые, заметив столь целенаправленное движение в их сторону, тотчас же затихли. Один из них — или одна, в этих унисекс-шмотках не всегда разберёшь, — даже пару раз дёрнулся, думая, не сбежать ли, но заметив, что остальные не спешат ретироваться, решил всё же последовать примеру большинства.

Синеглазка всего в десяток шагов оказалась рядом с кучкой спиногрызов и ловко схватила одного из них, того, кто громче всех кричал про христанутых, за ухо.

— Ай-ай-ай-ай!!! — испуганно заверещал тот.

Мальчишка явно не ожидал, что автатара хтонического божества изберёт своей жертвой именно его. Ну что же? Малолетка явно не очень хорошо понимал, как должно вести себя нечто, что представляет собой аспектацию хаоса.

Хаос по-определению непредсказуем. Иначе он бы хаосом не являлся.

— Ой, чему ты удивляешься? — осклабилась Броня. — Ты же наверняка потому такой лопоухий, что я не первая, кто тягает тебя за эту удобную ручку.

— Что я? Что я сделал-то?! — возмущение покамест было сильней испуга, но последний постепенно вступал в права.

— В кого ты веришь, спиногрыз? — сощурила девушка синие очи.

— Верю? Э-э-э… в Лешую!

— В твоём ответе была какая-то чересчур заряженная силами порядка “э-э-э”, — веселилась некромагичка.

— Нет-нет-нет! Я верю в Лешую! Верю в хаос! Берегите природу! Всякое-такое, — в панике затараторил мальчуган.

Его друзья тихонечко отступали назад. Медленно, неуверенно. Шаг за шагом. Преимущественно когда думали, что слечна Глашек не смотрит. Только та девочка, которую здесь прозвали христанутой, решилась подбежать к синеглазке и схватить её за предплечье, слегка повиснув, чтобы ослабить давление на ушную раковину жертвы Брони.

— Не надо, Лешая. Я на него не в обиде.

— Заткни свой человеколюбивый хавальник, христанутая, — возмущённо фыркнула некромагичка. — Мне тут твоя пропаганда мазохистского подставления щёк не упиралась. Я вообще не тебя защищаю: просто вся эта ситуация оскорбляет моё чувство прекрасного.

— Вы можете говорить так, но вы думаете совсем по-другому, — улыбнулась малышка. — Вы грубая снаружи, а внутри вас живёт Иисус.

Броня скрючила кислую мину, недовольно отбросила лопоухого в сторону. Тот упал на мягкий снежок и поспешил на коленках доползти до дороги, где тут же поднялся на ноги и поспешил умчать прочь прежде, чем о нём вспомнят.

Тем временем некромагичка опустилась на корточки и внимательно посмотрела в широко распахнутые зелёные наивные глаза “христанутой” девочки. Похоже, что не попаданка. Слишком уж легковерна. Слишком цепляется за сказки и мифы.

— Не живёт внутри меня Иисус, пигалица ты сопливая, — мягко, вкрадчиво произнесла Броня. — Я не беременна. Если бы вдруг непорочное зачатие и свершилось, мне бы доложили во время последнего обследования.

— Что? Э-э-э… нет! — малышка обиженно надула щёчки. — Я не об этом! Не в животе! В душе!

— Ну, вот это возможно, — улыбнулась Лешая. — Я съела достаточно много душ. Среди них могла быть и душа назаретянина, если он вдруг после смерти оказался не в Раю, а стал попаданцем в Форгерию.

Девочка несколько секунд смотрела в глубокие синие очи некромагички, прежде чем наконец вновь заговорить.

— Вы ведь только хотите казаться злой и грубой. Я видела вас сегодня. Вы спасли нас с сестрой. Я молилась Иисусу, а пришли вы. Он вас прислал. А он не мог прислать кого-то плохого.

— Как меня всегда умиляли эти богословские трактовки, — хмыкнула Броня. — Вы же христиане. Ваш бог ведь всемогущ. То есть, он может всё. Может и кого-то плохого прислать. Ваш бог — самая большая сволочь из всех, кого я знаю. Радуйся, что в Форгерии он глух к мольбам, и ваша конфессия столь слаба.