— Тогда какой смысл в нашем союзе? Может, пойдем сражаться с Мецпой?

— Возможно, со временем. Можно было бы обуздать их честолюбие. Но я думаю о другом враге. Твои верфи — самые большие на всем материке. Могут твои корабельные плотники построить суда, сравнимые с чужеземными?

— Могут, — протянула она, поняв, к чему он клонит. — Ты что, предлагаешь союз против королевы Исель?

— Разве в этом нет смысла? Зачем сражаться за остатки старого мира, если существует новый?

— С какой стати мне нападать на них? Королева Исель не сделала мне ничего плохого.

— Разве не она опустошила твою страну самой страшной эпидемией, о которой когда-либо слышали?

— Даже если это и правда, я не могу требовать, чтобы она несла за это ответственность. Это не то, что люди делают намеренно. Это был несчастный случай.

— Возможно. Но пока нам даже не нужно планировать наступление. Откуда ты знаешь, что этот человек — Саху — интересовался исключительно новыми торговыми связями? На мой взгляд, он выглядел более чем воинственно, а мне в таких случаях можно доверять. Я уверен, что он шпионил для королевы Исель, разведывал, какую страну можно завоевать. Когда он вернется домой, ему будет, о чем рассказать: во-первых, наш материк очень богат. Во-вторых, он разделен на множество королевств, воюющих между собой. В-третьих, он только что был опустошен и сильно ослаблен чумой. А корабли на нем не так хороши, как у них. Такое сообщение будет очень соблазнительным для монарха, ищущего богатства и могущества.

То, что он говорил, не было лишено смысла, отрицать это невозможно.

— Я не могу делать предположения о королеве Исель исключительно на основе твоих рассуждений.

— Ты что, окажешь своей стране услугу, если будешь пренебрегать разумными предосторожностями? Ты знаешь лучше других, что происходит, когда враг без предупреждения появляется у твоих границ. С этими своими кораблями они смогут захватить все твои порты раньше, чем ты успеешь мобилизовать войска.

— Ты предлагаешь, чтобы Невва и острова объединились против чужеземцев?

Он наклонился вперед и заговорил очень серьезно:

— Я предлагаю, чтобы чужеземцы сами обеспечили нас выходом из этого тупика. Мой народ не допустит, чтобы мы немедленно отправились назад на острова. Твой народ не допустит, чтобы ты разрешила нам остаться в твоей стране и продвигаться вперед. Но если твой народ будет бояться вторжения иноземцев, не сочтут ли они удобным, если величайшие воины в мире останутся рядом и помогут в битве против носителей чумы?

Она давно знала, что Гассем высокомерен, надменен и властолюбив, но никогда не думала, что он может быть таким проницательным и убедительным.

— Думаю, что ты недооцениваешь ужас и ненависть, которые испытывают к тебе в Невве, — возразила она.

— Такие вещи легко исправить, изменив обстоятельства. Неужели твой народ не ликовал, когда сюда ворвался Гейл со своими всадниками? А ведь они выглядят еще более дикими, чем мои островитяне, и безусловно они более уродливы! Однако твой народ приветствовал их, как спасителей, потому что так боялся меня! Заставь их бояться чужеземцев, которые убили больше людей, чем я, неважно, намеренно или нет, и они кинутся ко мне с распростертыми объятиями. Они позабудут наше прошлое и будут помнить только, что мы — величайшие воины в мире. Для того чтобы бросить старых врагов друг другу в объятия, нет ничего лучше страха перед незнакомым противником.

— Ты никогда раньше не был настроен так примирительно, — сказала Шаззад, пойманная врасплох, что случалось в ее жизни очень редко.

— Я никогда раньше не терял свою королеву, — ответил он.

Что-то его разбудило. Анса попытался сесть в постели, содрогаясь от того, что каждое движение отзывалось болью в ранах и растягивало швы. Несмотря на это, он понимал, что исцеление идет быстро. Пусть у Гассема нет других добродетелей, думал он, но копье у него идеально чистое. Никакой заразы. Кроме того, родители Ансы родом из необычайно крепких племен. И все же ему казалось, что воины проводят чрезмерно много времени, исцеляясь от ран. Мальчикам, мечтающим стать воинами, об этом почему-то не говорили. Ансе казалось, что, став воином, он половину жизни провел именно так.

Но что же его разбудило? Что-то произошло с движением корабля. Он не обладал особыми знаниями о судах, но к этому кораблю уже привык. Почему изменились килевая и бортовая качка? Предполагалось, что на следующий день они войдут в порт Касина, но сейчас еще ночь. За дверью он расслышал осторожные шаги и чье-то бормотание. Кто-то произнес нечто похожее на «плавающую птицу», на южном диалекте. Принц припомнил, что так назывался один из иноземных кораблей. Почему-то он решил не окликать этих людей.

Анса подождал еще несколько минут, внимательно прислушиваясь, и различил шум потасовки и глухие удары, едва слышные из-за постоянного скрипа корабельных шпангоутов. Очень медленно он сел и начал выпрямлять ноги до тех пор, пока они не коснулись пола. Было больно, но принц понимал, что настоящая боль еще впереди. Он вытащил из-под койки меч, уперся острием в пол, ухватился ладонью за эфес и медленно, мучительно встал на ноги. Слишком низкий потолок не позволял полностью распрямиться, но он сильно сомневался, сможет ли вообще это сделать.

Боль омыла его, но он усилием воли заставил ее отступить. Было понятно: что-то происходит, и необходимо выяснить, что именно. Прихрамывая, добрался Анса до двери крошечной каюты и очень медленно открыл ее. Дверь скрипнула, но на судне скрипело все, поэтому звука никто не услышал.

Внутри каюты было настолько темно, что лунный свет, пролившийся в помещение, буквально ослепил Ансу. Если бы не зловещее отсутствие красок, видно было бы так же хорошо, как и днем.

Прямо перед ним находился корабельный штурвал, который вращался во все стороны. Никто не стоял у руля, только у его основания лежала какая-то бесформенная масса. Используя меч, как опору, Анса подобрался поближе и, не особенно удивившись, увидел рулевого. Тот лежал на спине, разинув рот, невидящие глаза закатились, так что видны были только мерцающие в лунном свете белки. Голова его лежала в черной луже. Горло рулевого было перерезано, и из него непрерывно струилась кровь.

Анса запретил себе торопиться. Требовалось сначала оценить ситуацию. В каком бы бедственном положении ни находился корабль, он явно не собирался немедленно затонуть или перевернуться. Ночь ясная, небо безоблачное. Слабый ветерок надувал паруса. На некотором отдалении Анса видел кормовые и носовые огни двух других кораблей.

Где вахтенные с палубы? Тут он увидел их: полдюжины тел, распростертых в судорожных позах. Понятно, что их настигла насильственная смерть. Он подумал, что должно быть еще семь или восемь часовых.

Возможно, их выбросили за борт. Анса вытянул шею, но не увидел впередсмотрящего на грот-мачте.

Вдруг он заметил на палубе слабый блеск. Хромая, подошел он к блестящему предмету и пошевелил его ногой. На отполированной палубе кучкой лежали цепи. Лунного света не хватало, чтобы понять, какого они цвета, но Анса и так знал: взошедшее солнце покажет, что они из золота. Он посмотрел на воду и увидел маленькую лодку, которую поднимали на один из двух других кораблей. Паруса у большего судна были спущены, и оно неуклонно двигалось в обратную сторону от флагманского корабля.

Двигаясь насколько возможно быстро, Анса доковылял до штурвала. Рядом с ним висел бронзовый колокол, которым отбивали часы и собирали вахтенных на смену.

Он ухватил шнур, свисающий с языка колокола, и начал неистово раскачивать его взад и вперед. Немедленно послышался грохот бегущих ног. Моряки не медлили, если приближалась опасность. За несколько мгновений палуба заполнилась иноземными матросами. Следом явился конвой невванцев, полусонных, протирающих глаза. Двое моряков схватились за штурвал, еще несколько человек начали карабкаться по вантам. Они слишком быстро говорили на южном диалекте, так что он их не понимал.