— Деньги, — требовательно поманил он пальцем.

Сначала у Клео мелькнула мысль, что говорит он про те пять тысяч. Но тут же она с облегчением сообразила — нет, это он просит сдачу. И всунула мятые бумажки и монеты ему в ладонь.

Отъехав от парадного входа, она стала лавировать по паркингу, пока наконец не отыскала свободное местечко на втором уровне. .Оттуда они в душном лифте поднялись на четвертый этаж и прошли лабиринтом коридоров к своему номеру.

Прислонясь к стене, Клео смотрела, как Дэниэл вставляет пластиковую карту в прорезь. Зажегся зеленый свет, и он открыл дверь, пропуская ее.

Клео шагнула вперед.

В комнате было так чисто. Так чисто и прохладно. Блаженная прохлада.

Может, все-таки не такая уж и плохая идея остановиться здесь. Она бросила сумочку на кровать и огляделась. В комнате стоял аромат сухих цветов, а не застоявшийся запах человеческих тел. А цветовая гамма! Ни пятнышка оранжевого, даже намека на оранжевое нет. Все темно-зеленое и лиловое.

Клео сбросила босоножки и зарылась пальцами в роскошный зеленый ковер. Потом вытащила две подушки из-под покрывала, приставила их к изголовью и, устроившись на кровати, взялась за пульт телевизора.

Включив телевизор, она принялась переключать канаты.

— Так. из любопытства. — Дэниэл пересек комнату и, зайдя ей за спину, сдернул — не успела Клео и опомниться — ободок с ее волос. — Господи! — ахнул он.

Клео сосредоточенно смотрела в телевизор, но после такого возгласа перевела взгляд на него. Челюсть у Дэниэла отвисла. Прямо у нее на глазах удивление на его лице сменилось восхищением. Так, по крайней мере, ей показалось.

— Что такое?

Дэниэл захохотал. Этот сукин сын потешается над ней!

— А ну, прекрати!

— Господи! — выдохнул он, прижимая руку к животу, явно не в силах унять приступ смеха. — Погляди на себя в зеркало! Ну и видок!

Ей только и потребовалось чуть поднять голову — зеркало висело напротив кровати.

— О боже!

Клео схватилась за торчащие дыбом, неровно обкромсанные пряди. Уродина в зеркале повторила ее жест.

— Ты, сукин сын! Кончай смеяться!

Клео, сорвавшись с кровати, принялась дубасить его, целя в голый живот. Он, уронив ободок, схватил ее за запястья.

— Ладно, ладно.

Все еще смеясь, Дэниэл подобрал черный ободок и протянул его ей. Клео забрала под него волосы и, кинувшись на кровать, снова взялась за пульт и принялась быстро-быстро переключать каналы.

«Ну погоди, Синклер! Погоди, — мстительно подумала она. — Засни только, и я тотчас сбегу от тебя. Проснешься утром, а меня и след простыл. Вместе с денежками и твоей машиной».

Отсмеявшись, Дэниэл присел на другую кровать. Подтянул к себе телефон и, пристроив на коленях, потыкал кнопки и стал ждать.

— Эй, Бью! Привет, это я. Слушай, сегодня я домой не приеду. Только завтра. В отеле сегодня переночую. Возьми ручку, продиктую тебе номер.

Дэниэл замолк, выжидая. Потом назвал Бью отель и номер комнаты.

— Что? Ну, не знаю… Да, бассейн здесь есть… Нет, плавать не пойду. Я знаю, что очень здорово, но я сейчас на службе.

Клео закатила глаза.

— Да, может, в другой раз. Не забудь, у нас с тобой запланирован Диснейленд весной. Я уже все заказал… Да… О'кей. До завтра. Пока.

Положив трубку, Дэниэл повернулся к ней:

— Как насчет пиццы? Не возражаешь?

— Да. Замечательно. — Ее возмутило, что он вдруг стал вести себя, будто все нормально, будто он не удерживает ее тут против ее воли.

— А насчет киношки? Хочешь посмотреть какой-нибудь фильм?

Клео пожала плечами. Уголком глаза она видела — он взялся за буклет с репертуаром кинотеатров.

— Да нет. — Он что, так ухаживает за девушками? Пицца и киношка?

Немного пресновато, на ее вкус.

— А вот этот? — Он протянул ей программу. — Слышал, вроде неплохой.

— Кто сказал?

— Не помню. Обозреватель какой-то.

Обозревателям доверять нельзя. — Клео бросила пульт на кровать. — Делай, что тебе хочется. Лично я приму ванну.

Сумочку Клео захватила с собой — на всякий пожарный: не то вдруг его еще осенит мыслишка порыться в ней. В ванной Клео встала перед зеркалом и снова освободила волосы от эластичного ободка.

Она попыталась уговорить себя, что волосы выглядят так чудовищно только оттого, что весь день были под кепкой и примялись. Она подергала неровную бахрому, потом попыталась взбить волосы. Мелькал когда-то на экране телевизора комик с подобной стрижкой, имя его выветрилось из памяти. Всегда с такой прической, будто волосы ему кое-как обкромсали ножницами.

А-а, Эмо Филлипс. Вот как его звали. Стрижка у нее, как у Эмо Филлипса.

«Да ладно, чего там, — старалась Клео успокоить себя. — Подумаешь, это всего лишь волосы».

Но ей всю жизнь твердили, какие красивые у нее волосы. А теперь их нет.

«Ну и ладно. Неважно».

Нет, важно. И очень.

Волосы, брошенные на полу в ванной мотеля, — это те самые волосы, которые гладил Джордан; волосы, которые так нравились ему.

В ванной нашлось все необходимое: мыло, шампунь и пена. Клео напустила воды в ванну и погрузилась в ароматную пену. Отмокала она долго, даже кожа на пальцах рук и ног сморщилась, и уже начал стучать в дверь Дэниэл, интересуясь, собирается ли она вообще выходить.

— Может, и нет! — Может, она так и останется здесь. Вот запрет дверь и никогда не выйдет.

Клео не торопясь вымыла голову, потом долго стояла под душем.

Опять в дверь ванной нетерпеливо постучал Дэниэл.

— Пиццу принесли! Выходи, а то не достанется.

И почему это люди считают, что пицца — ответ на все проблемы?

Клео вылезла из ванны и, вытеревшись, повязала полотенце вокруг головы. Не желая снова облачаться в наряд, который носила весь день, она набросила белый махровый халат, висевший в ванной, и туго завязала пояс.

Когда она вышла, Дэниэл полулежал на кровати с куском пиццы в одной руке и пивом в другой и смотрел CNN. Клео приподняла крышку коробки с броской красной надписью на белом фоне.

— С ветчиной и ананасом с одной стороны и с анчоусами с другой, — подсказал Дэниэл.

Соус был красновато-оранжевый. Больше оранжевого, чем красного, показалось Клео, особенно по краям ломтиков ананаса.

— Обе такие аппетитные, что не могу выбрать, — саркастически произнесла она, но сарказма, не сомневалась Клео, Дэниэл в ее голосе не заметил.

Она остановилась на пицце с ветчиной и ананасом, прихватила и пиво и уселась на кровать, которую уже считала своей. Она умела захватывать себе территорию.

— Чего это ты делаешь? — удивился через минуту Дэниэл, когда она собралась приступить к еде. Он недоуменно воззрился на горку ломтиков ветчины, которую она сложила на салфетку рядом с радиобудильником.

— Я вегетарианка.

— Ну ты и выпендрежница!

Клео отхлебнула пива. Как ни странно, прошло легко.

— Почему так трудно поверить, что я вегетарианка?

— Да потому что ты бросила собаку. Какой же ты защитник животных, если бросаешь собаку? Да и дома у нас тогда ты ела стейк, — припомнил Дэниэл.

— Скормила его Вестнику.

Клео придирчиво осмотрела кусок пиццы.

Соус был определенно оранжевым, такого же ржаво-оранжевого оттенка, как лохматый коврик в «Пальмах».

Что это? Она пристальнее вгляделась в кусок пиццы. Неужели волос? Господи, если это так, тогда ей ни за что не съесть ни кусочка.

Клео потянула за волосок — оказалось, сыр. Но что, если внутри сыра волос? Стараясь не смотреть, Клео вынудила себя откусить еще кусок. Она жевала и жевала, чувствуя, как липнет к горлу волос. Проглотила, схватилась за пиво и пила, пока не опустела бутылка. Потом попробовала проглотить еще кусочек пиццы. Ничего отвратительного не ощутила, но больше ей ни за что не съесть. Вот тебе и поела. И в следующий раз, когда она станет есть пиццу, ей непременно будет мерещиться волос.

— Ты что, больше не будешь? — удивился Дэниэл, видя, что она отставила пиццу.