Укол. Острая пронзительная боль. Резиновая лента спадает. Исчезает куда-то земля.

Разливается по венам восхитительное тепло, оно растекается по всему телу, успокаивая, унося тревоги. Так хорошо, все страшное уже позади. Клео улыбается. Вздыхает. Ее засасывает в черноту.

Дэниэл ехал по узкой дороге, ведущей к ферме Радклиффа, сердце у него колотилось все чаще.

Вот и место, где когда-то стоял дом; остался от него только цементный фундамент да кирпичный камин. Налево, через дорогу, небольшой холм, заросший кустарником. Когда-то на этом месте стоял и большой коровник. Но он сгорел в ту же самую ночь, когда запылал и дом. Дэниэл знал, что участок по-прежнему принадлежит Радклиффам, но после пожара они бросили фермерство и переехали в город.

Какое-то подобие дороги тянулось мимо того места, где прежде стоял сарай. Сорняки так разрослись, что фургончику тут не проехать. Дэниэл, выключив зажигание, вылез, захлопнув за собой дверцу.

Тут так тихо и мирно.

На ближайшем дереве пели птицы. Солнце палило ему голову. Он отправился по тропинке, отметив, что недавно тут кто-то проходил. Сломаны стебли сорняков, сорваны листья.

Но это ничего не значит. Здесь отличное местечко для пикников. Он и сам пол-лета гонял из укромных местечек влюбленных, чувствуя себя при этом диким лицемером.

Теперь тропинка пошла по пыли. Сорняков стало поменьше, в земле недоставало влаги, чтобы питать их.

Тропинка привела его к сараю. Красный, как и большинство подобных строений в округе. Индивидуальность в Египте не поощрялась.

Вокруг него буйно разросся кустарник. На крыше виден флюгер. В точности такой, как описывали Бью и Клео. С одной стороны в сарае ворота, такие большущие, что в них мог бы проехать комбайн. Рядом дверь обычная: на петлях, укрепленная диагональным деревянным брусом от верха до низу.

Дэниэл, подняв металлическую щеколду, толкнул дверь — низ ее заскрежетал по плоскому камню, заменяющему порог. Дэниэл шагнул в сарай.

Сарай сделан по старинке: балки тесаны вручную, все крюки тоже. Старые сараи — это нечто особенное, типичная черта Америки, которую так мало ценят. Дверей и всяких потайных закоулков тут побольше, чем в ящике фокусника.

В сарае царила темнота, только косые лучи света просачиваются сквозь грубо сколоченные доски, падают через рваную дыру в крыше. Налево загоны, где когда-то держали скот; в центре массивные косые балки поддерживают второй этаж, оттуда сбрасывали охапки сена на конвейер, чтобы вязать на зиму снопы. Направо сушилка, такая же темная и проплесневевшая, как и весь сарай.

В построенном на склоне холма сарае получилось три этажа: нижний — под полом: деревянный пол гулко отзывался на шаги Дэниэла, указывая: под ним — пустота. Дэниэл осторожно прошелся, зная, как ненадежны старые деревянные строения. Носок его ботинка за что-то зацепился. Он шагнул назад.

Кольцо.

Металлическое, вделанное в пол кольцо. Расшвыряв полусгнившую солому, Дэниэл отодвинул доску, продел пальцы в кольцо и потянул, дивясь тому, с какой легкостью поднялась крышка.

На ум всплыли слова Клео: в сарае есть дыра, черная яма.

Заглянув в открывшееся отверстие, Дэниэл разглядел пол, заваленный соломой. А вокруг пятна света чернота. Пустота.

— Клео! — крикнул он в черноту.

В ответ — только эхо его голоса. Но потом Дэниэл расслышал слабый звук, больше всего напоминающий писк. «Котенок», — решил он. Но на всякий случай крикнул еще раз:

— Клео!

И опять в ответ послышался странный писк. Но на этот раз погромче, и теперь это было больше похоже на человеческий голос.

Лестница, ведущая в подвал, была сделана из такого же древнего дерева, как и сам сарай, и не внушала доверия. Но выбора не было. Дэниэл осторожно спустился по ней, ноги его по щиколотку погрузились в солому. Дэниэл огляделся, давая глазам возможность привыкнуть к потемкам.

— Клео?

Нет, все-таки он спятил — рыщет по сараям в поисках женщины, которая давным-давно уехала за тысячу миль отсюда.

— Клео?

Из темноты раздался слабый стон. На этот раз определенно человеческий.

Он двинулся на звук, глаза его постепенно привыкали к мраку, и он различил контуры тела у стены.

Подойдя ближе, Дэниэл разглядел бледный овал лица, обрамленного буйно вьющимися волосами. Он упал на колени рядом.

— Боже мой! — чужим голосом воскликнул он. — Клео!

Он дотронулся до ее обнаженной руки. Ощутил под ладонью холодную бескровную кожу.

— Синклер?..

Губы ее совсем не двигались, лишь едва уловимое дыхание донесло шепот до его уха.

Рука ее, пошарив в воздухе, нашла его руку, притянула к губам. Клео поцеловала его ладонь, прижала ее к щеке.

— Останься со мной… — прошептала Клео, прильнув к нему. — Останься со мной в этом дурном месте…

Она сошла с ума.

Или ее свели с ума. Вспомнились слова Адриана: «Моя сестра очень ранимая». Дэниэла переполнила жалость.

— Успокойся, Клео, я с тобой. Нам нужно выбираться отсюда.

Она как будто не слышала его и продолжала ласкать его руку, сжимала ее в своих холодных пальцах, покрывала поцелуями.

— Ш-ш… — Дыхание ее щекотало ему ладонь. — Все будет хорошо…

«Господи, что же с ней произошло?»

— Клео…

Дэниэл освободил свою руку, обнял Клео обеими руками, посадил, привалив к стене. Клео напоминала большую куклу — безвольную, бессловесную, безжизненную. Она очень похудела. Дэниэл ощутил это, когда обнял ее.

Дэниэл дотронулся пальцем до ее подбородка, повернул лицом к себе. Но увидел только бледный овал лица. Черты его различить он не смог.

— Клео, я уведу тебя отсюда. Она кивнула. Вяло, равнодушно.

Он поднялся, бережно обхватив Клео за талию, поднял ее на ноги.

Клео была как обмякшая кукла, он не мог удержать ее тело прямо. Ее обмякшее тело повисло на его руках. Он боялся выпустить ее из своих объятий, потому что тогда Клео неминуемо оказалась бы на полу.

— Пожалуйста, стой!

Она отреагировала на его призыв и долю секунды держалась на ногах, но тут же расслабилась снова и чуть не упала. Убедившись, что самостоятельно она передвигаться не сможет, Дэниэл подхватил ее и перекинул через плечо. Придерживая Клео, он стал медленно подниматься по ступенькам ненадежной лестницы. Выбравшись со своей ношей на две трети из люка, он усадил Клео на пол, и она тут же повалилась на бок, ноги ее свисали через край люка. Преодолев две последние ступеньки, Дэниэл выбрался из люка.

Сердце у него остановилось.

Кожа Клео по контрасту с черной комбинацией была лишена всяких красок, проступали только синие вены на горле, на руках, порезы, синяки…

Опустившись рядом на колени, Дэниэл поднял ее руку, осматривая обширный кровоподтек там, куда всаживали иглу. Кто-то накачал ее наркотиками, в этом у Дэниэла не было сомнений.

— Кто это сделал с тобой? — сдавленно спросил он, пальцы его нежно ласкали бледную кожу.

— Продавец наркотиков, — хрипло, едва слышно проговорила Клео, посмеиваясь про себя, сама не понимая, что ее рассмешило.

Дэниэл легонько встряхнул ее, пытаясь заставить сосредоточиться на его вопросе. Задавать его он не хотел, но знал — это необходимо.

— Он насиловал тебя?

— Насиловал? — как эхо повторила она.

И поднесла руку к щеке, тронула скулу с расплывшимся на ней лиловым синяком. От жалости Дэниэлу сдавило грудь. Рука Клео еще вяло блуждала у щеки, но выражение пустых глаз стало более осмысленным.

— Дэниэл? — с удивлением спросила она. — Это ты?

Господи! Что за маньяк довел ее до края? Неужели ему уже больше никогда не увидеть той смелой независимой Клео, какая сошла с поезда в тот жаркий летний день?

Перебросив ее ноги на пол, Дэниэл закрыл люк. Потом поднял Клео на руки и, пройдя темным сараем, вынес на ослепительно яркий солнечный свет.

Клео охнула, прикрыла рукой глаза.

— Светло-то как! Будто на небесах.

— Не открывай пока глаз, пусть привыкнут, — велел он.

И проверил — послушалась ли Клео. Но ее глаза были широко распахнуты.