– Ладно, пора ехать. Смой кровь с лица. – Папа встал и потянулся за полотенцем. – Я тоже не уверен, но порой от заклинаний можно ждать чего угодно. Будь я на месте Вульфвера, я бы успокоился на этот счет, проткнув тебя мечом. Поэтому запрет на рассказ кому угодно про Веаргахлейв вдвойне относится к глитму, понял? И пожалуйста, не рассказывай об этом матери!

– Да, господин. – Радгар начал вытираться. Он был слаб, как размокшая тетива. Ему хотелось спать месяц без перерыва. – Хильфвер сказал, что может повторить глитм для Вульфвера.

– Хорошо. Я могу привязать тебя к кровати до тех пор, пока он не сделает этого. – Папа улыбнулся, давая понять, что говорит это не всерьез. Но что еще у него на уме, не считая того, что он заберет Свеальма?

– Как думаешь, он сложит глитм для меня? После все-го, что я сделал с его домом? А для тебя он это делал – я имею в виду, глитм?

– Если ты причинил ему хотя бы половину того вреда, что говоришь, я не подпущу тебя к этому древнему ужасу на полет стрелы до тех пор, пока ты не вырастешь вдвое больше Вульфвера. И потом, глитм может с тобой не сложиться, потому что глупость не считается стихией, хотя стоило бы. Глупости в мире больше, чем всего остального, вместе взятого. – Улыбка исчезла с папиного лица, когда он принялся надевать через голову рубаху. Когда голова его показалась из воротника, лицо его хмурилось. – Я думаю, как-нибудь он сложит глитм и для тебя, если я попрошу его. И – да, я знаю свой рок, но – нет, я не скажу тебе, в чем он. Этого я не говорю никому. Собери еду; я отнесу ее Хильфверу в знак мира.

Радгар уже оделся. Он наелся и согрелся – и засыпал на ходу. Почему же папа заставляет его ждать плохих новостей?

– Возьми это, – сказал папа. Сам он взял второй мешок и пошел к Виге. – Я посажу тебя на Свеальма и пригляжу, как ты въедешь в туннель. Я хочу, чтобы ты ехал прямиком в Халигдом и попросил Заклинателя Плегмунда исцелить эту шишку на лбу, пока ее не увидела твоя мать. Я пришлю ему денег.

– А ты?

Некоторое время папа не отвечал, затягивая подпругу.

– Ты сильно повредил хижину Хильфвера? – спросил он наконец.

Радгар низко опустил голову.

– Папа, я почти совсем развалил ее. Ее придется строить заново, но я ничего другого не придумал, чтобы…

– Вот и хорошо, – сказал король. – Я уже несколько лет пытаюсь переселить этого старого упрямца в дом получше, а теперь ему придется это сделать, хочет он этого или не хочет. Этим я сейчас и займусь. В долине несколько хороших, крепких домов, в которых никто не живет. Скажи маме и Леофрику, что меня не будет до завтра. – Он вскочил в седло и протянул руку. – Садишься?

– Скажи! – взмолился Радгар. – Пожалуйста, ну пожалуйста, не заставляй меня ждать дальше!

Папа удивленно посмотрел на него.

– Ждать чего?

– Того, что ты собираешься делать со мной! Пусть это будет порка, столько розог, сколько ты захочешь, и я буду чистить конюшни или рубить кукурузу с фраллями, что угодно, правда, что угодно, только, пожалуйста, пожалуйста, не забирай у меня Свеальма!

– О! – Папа прикусил губу и с минуту молча смотрел на скалы. – Ну что ж, сын, ты поступил очень глупо, верно?

– Да, господин. Извини меня. Мне правда жалко.

– Не сомневаюсь. Я ведь предупреждал тебя, чтобы ты никогда не охотился за дичью больше, чем сможешь поймать, верно? Ты решил немного пошалить, а сам едва не замерз до смерти, и тебя чуть не убили. Тебе пришлось провести целый день впроголодь, и ты перепугался больше, чем когда-либо раньше в жизни. Так?

– Так, господин.

Папа ухмыльнулся.

– Значит, ты сам себя и наказал. Подумай: у взрослых нет папы, который будет пороть их розгами, но им приходится нести наказание, каким бы оно ни было. Я не могу сделать с тобой ничего страшнее, чем ты сам сделал с собой, да я и не стал бы. Свеальм твой, сын. Я не буду забирать его у тебя.

Это была абсолютная стыдоба, но когда папа усадил его на спину Виги, Радгар снова заплакал.

Больше об этом почти не говорили, если не считать Эйлвина. Его тоже не наказали за их похождения в Веаргахлейве – к великому его удивлению, – но он хотел узнать, что же все-таки произошло. Когда Радгар отказался рассказывать, последовали крик, толчки и даже оплеухи. Впрочем, холодок в их отношениях прошел через несколько дней, как это случалось всегда, и друзья нашли себе новые неприятности, чтобы вляпаться в них вместе.

Прошло больше недели, когда папа спросил, не хочет ли Радгар порыбачить с ним вдвоем – дурацкий вопрос! Вот так и вышло, что они отплыли на Боденклиф, и пока они стояли со своими удочками на камнях между пенящихся волн, папа вдруг крикнул Радгару, с трудом перекрывая грохот прибоя:

– Хильфвер снова сложил глитм для Вульфвера.

У Радгара как раз что-то клевало, возможно, жирный окунь, поэтому в эту минуту его не очень интересовали похождения своего уродливого кузена.

– И что?

– И снова его роком вышла вода. Так что ты был всего лишь случайностью.

– Хорошо, – сказал Радгар и сосредоточился на более важных делах вроде подсекания окуня.

Вся эта история всплыла еще раз очень скоро – когда они плыли домой на закате того же дня. Радгар сидел на руле, и садящееся солнце окрашивало барашки волн Свифейфена в алый цвет. Он наловил больше рыбы, чем король Бельмарка, и мир был прекрасен настолько, насколько это возможно.

– Я все думаю, – заметил герой, – про тот глитм. Мне кажется, не может быть проклятия хуже, чем Любовь! Вот, наверное, жуть – знать, что тебе суждено погибнуть от руки кого-то, кого любишь!

Отец помолчал немного, прежде чем ответить.

– Уверен, что ты прав, сын.

Когда Радгару исполнилось одиннадцать лет, умер шивиальский король Тайссон, и на трон взошел наследный принц Амброз. Это казалось благоприятной возможностью остановить затянувшуюся войну, но Грендон не прислал в Варофбург никаких мирных предложений. Поэтому следующей же весной король Эйлед провел крупнейший за всю эту войну рейд на неприятельские берега, опустошив их и перекрыв все морские торговые пути. Месяц за месяцем в Бельмарк потоком шли трофеи и добрые новости, но список потерь тоже рос. Женам не хватало мужей, а детям – отцов. Стране тяжело, когда все ее молодые мужчины исчезают на долгое время, так что к осени в стране начало нарастать недовольство.

Как раз тогда ателинг Радгар отправился в обществе Эйлвина и некоторых других двенадцатилетних мальчиков и девочек, разодетых в алые с горностаем королевские одежды, в поездку по провинциям Бельмарка. Их вооруженный эскорт составляли книхты всего на пару лет старше их самих. Не считая Каттерстоу, они посетили одиннадцать провинций, и в каждой столице их встречали эрл или его танист. Разумеется, в их честь устраивали пир и прочие развлечения вроде песен, скачек и боевых состязаний приезжих книхтов с местными.

Идея этого занятного представления принадлежала королеве Шарлотте, которая и организовала его вместе с женами других эрлов. Когда эту идею предложили в первый раз, регент Сюневульф отверг ее, но чувством юмора он не отличался никогда. Эйлед, к которому воззвали в письменном виде, прислал письмо с отменой распоряжения таниста, и, как всегда, его мнение перевесило. Вид детей, путешествующих по не тронутой войной стране, являл собой разительный контраст новостям из разоренного Шивиаля, и это поднимало дух у населения. Страна прямо-таки визжала от восторга.

– Этот ателинг похож на своего отца, – восхищенно говорили все. – Никогда не знаешь, чего еще придет ему в голову.

Шутовской король и его свита отплыли в Каттерстоу из Твигепорта в тринадцатый день Девятого месяца и подошли к берегу в мелкий промозглый дождь. Будь это настоящей королевской процессией, она завершилась бы парадом и приветственным пиршеством в Сюнехофе, но дядя Сюневульф отказался играть в их игры. Юные придворные ворчали насчет кислого поведения регента, но на самом деле все изрядно устали от игры и не слишком жалели о том, что шутка подошла к концу. В конце концов целый месяц вести себя примерно – задача почти невыносимая. Подойдя к берегу в Варофбурге, они увидели, что весь пляж усеян драккарами, а на берег высыпала половина населения города. Военная кампания этого года тоже подошла к концу. Радостная кутерьма на берегу объявила о возвращении фюрда, так что пиршество их все-таки ожидало.