– Ну, угости.

Парень насыпал орехов, заглянул в глаза Любиме:

– Как хоть звать-то тебя, дева?

– Пафнония, ромейского гостя женка.

– Ой, врешь, поди?

– Да ладно, не верь!

Со смехом девчонки пошли дальше. А солнце, переменчивое весеннее солнце, так и сияло, выпорхнув из-за облачка, снег таял, и в лужах отражалось голубое небо. Мимо проскакал отряд грилей – в кольчугах, на сытых конях, с красными, обитыми по крагам медью щитами. Гриди тоже свернули шеи, а кое-кто и помахал девкам, невзначай пустив коня в лужу.

– Вот ведь, обрызгали, змеи! – погрозила им кулаком Речка.

– Да не сердись ты, день-то какой хороший сегодня!

– И вправду…

– Ну, где твое капище? Небось, за тридевять земель, на Щековице?

– А вот и не угадала! На Подоле, только ближе к Глубочице.

– Тоже не близехонько. Говоришь, весело там?

– Да уж, не грустно.

На самом краю Подола, в березовой рощице, уже собрался народ – все больше молодые девчонки и парни. Посреди небольшой вытоптанной полянки был вкопан украшенный ленточками идол – похоже, Перун, рядом с ним кругом стояли идолы поменьше. Двое одетых в длинные балахоны волхвов – высокий носатый и пухленький, с круглым лицом – периодически воздевая руки к небу, неспешно прохаживались рядом с идолами и что-то вполголоса напевали. Молодежь переговаривалась и смеялась. Кто-то окликнул Речку, та обернулась, помахала рукою…

– Вельвед! – вдруг пролетел в толпе шепоток. – Вельвед-волхв.

Все расступились, давая дорогу приехавшему на гнедом коне волхву – бровастому, морщинистому, с темными, глубоко посаженными глазками-щелочками. В пегую бороду жреца были вплетены алые ленточки. Опираясь на посох с позолоченным навершьем в виде человеческого черепа, Вельвед важно прошествовал к идолам. За ним поспешал красивый юноша, темноволосый и светлоглазый, с большим беглым петухом под мышкой.

– Это и есть твой любимчик? – обернулась к подружке Любима. – Красив, ничего не скажешь.

– Велимор-волхв, – тихо пояснила Речка. – Самый молодой из всех. Смотри, что дальше будет. Сам Вельвед здесь – кудесник изрядный.

Любима с любопытством вытянула шею. Бровастый Вельвед, дойдя наконец до главного идола, повернулся и три раза ударил посохом в снег. Собравшиеся притихли.

– Злые вести принес я вам, люди, – громко возвестил волхв. – Вчера на Подоле родился двухголовый козленок, а еще раньше – телятя о трех главах. Не к добру то, люди, ой, не к добру. Чую, дуют над Киевом черные ветра, шевелят под снегом траву-одолень, задувают под крыши. Зло, зло летит над вашими головами, бойтесь же и паситеся! И травень месяц стоит – видите? – то дождь, то солнце ясное, а то ветра буранные. Никогда такого не было, нынче – есть. Смерть, смерть крыла свои черные растопырила, чуя я ее, чую…

Отбросив в сторону посох, Вельвед упал лицом в снег, завыл, раздирая в кровь щеки:

– Горе нам, горе!

– Горе нам! Горе! – эхом подхватили волхвы. В толпе кто-то завизжал, кто-то заплакал.

– Не бойтеся, люди, – вдруг вскочил на ноги Вельвед. Звякнуло на его морщинистой шее ожерелье из золотых черепов. – Боги хотят жертвы! И будут милостивы, если мы будем их чтить… – Он обернулся к отроку, и тот с поклоном передал ему трепыхающегося белого петуха.

Вельвед вытащил из-за пояса нож:

– Прими же, Перун, нашу жертву! Отрубленная петушиная голова упала в снег, кровь брызнула прямо на идола. Волхвы – и снова кто-то в толпе – громко запели:

– Славься, славься! – подхватили в толпе, кто-то опять завизжал. Собравшиеся, по знаку волхвов, обряди друг друга за плечи и, ритмично покачиваясь, продолжали петь, все громче и громче:

Казалось, в небе померкло солнце и весенний день превратился в темный осенний вечер. Не было уже видно ни ясного голубого неба, ни белых веселых облачков, ни березок – один лишь ритмичный мотив:

– Славься, славься!

Вдруг главный жрец, размахнувшись, стукнул порохом по березе. Все замолкли, волхвы – и многие из собравшихся – с рыданиями повалились в снег, терзая себе ногтями лица.

Речка, поглядев вокруг пустыми глазами, тоже сделала попытку упасть… и упала бы, кабы ее не поддержала Любима.

А Вельвед неожиданно бросился бежать прочь и исчез среди берез. К орошенному кровью идолу подошел светлоглазый отрок – Велимор.

– Ой, не плачьте, не рыдайте, люди добрые, – гонким мальчишеским голосом задорно воскликнул он. – Принял громовержец Перун нашу жертву, и тъма-злобище прошла на этот раз стороною. Так возрадуемся ж тому, люди!

Выхватив неизвестно откуда бубен, он забил по нему ладонью, запел, подпрыгивая в ритм песне:

Подбежал к девкам, схватил крайнюю за руку:

– А ну, в хоровод, девы! А дальше уж пошла потеха! И песни-то пели:

И через зажженный костер прыгали, и пироги-лепешки ели, пивом да сбитнем запивали! Потом завязали Велимору глаза – тот пошел ловить дев, споткнувшись, растянулся со смехом на снегу…

Речка ткнула подружку рукой:

– Ну, как?

– А вроде и впрямь весело! – откликнулась та. – А начиналось-то как? Вот уж никогда б не подумала…

Закружились в пляске девчонки – парней-то не так много и было – запели, заголосили – весело! Потом принялись в корзинах кататься – с горки да на Глубочицу, да по льду – так, что дух захватывало!

Многие поскидывали шубы и шапки, побросали прямо на снег, разрумянились – жарко. Молодой волхв обернулся к Любиме, взял за руку, улыбнулся:

– А ну, наперегонки, во-он до той березы?

– А давай еще и Речку возьмем?

– Речку? Вот ту, рыжую? Давай.

И побежали. И до березины, и вокруг, гонялись друг за другом, покуда не повалились от усталости в снег.

– Придешь еще к нам? – жарко прошептал на ухо Любиме Велимор. – Приходи… с Речкой.

– Попробую, – улыбнулась девушка. Все, что говорил тот страшный волхв, Вельвед, показалось ей кошмарным сном. Ведь сейчас-то было так весело!

Не заметили, как и стемнело.

– Ой, никак вечер уже? – отыскивая глазами подружку, спохватилась Любима. – Эй, Реченька, Речка! Домой пора, батюшка уж, поди, заждался!

– Домой так домой, – подбежав, кинулась ей на шею Речка. – Все равно уж расходятся все.

Горели воткнутые в снег факелы, каждый уходящий подходил к идолам, кланялся и благодарил за веселье.

– Ништо! – широко улыбаясь, кланялись в ответ волхвы – длинный и пухленький. Стоящий чуть поодаль Велимор провожал каждого ласковым словом. – Жду вас, красавицы девы, – почтительным поклоном простился он с Любимой и Речкой. – Обязательно приходите еще. Речка знает – куда.

– Какая хорошая у него улыбка – ясная, добрая, – прошептала на ухо подружке Любима.

– Да… – тихо откликнулась Речка. – И какой он красивый! Велимор, Велиморе…

В черном бархатном небе желтыми искорками сверкали звезды. Рассыпал жаркие искры костер, и стоявшие кругом идолы отбрасывали на снег корявые темные тени.

Выбравшись из берез, Вельвед-волхв пристально оглядел своих и скривил губы в улыбке.

– Неплохо поработали сегодня, – скупо похвалил он. – Однако ты, отроче! – Он с силой ткнул посохом в грудь Велимору. Тот пошатнулся и скривился от боли.