Немного проплутав по улицам, Дивьян обогнул пологий холм и, пройдя кустами, оказался у длинного плетня из тонких жердей, тянувшегося, казалось, вокруг всего холма. Озадаченно почесав затылок, справился у прохожего мужика в синей, расстегнутой на волосатой груди рубахе:

– Ермила Лошади корчма здесь ли?

– Какой еще Лошади? – хмуро переспросил мужик и тут же осклабился: – А наверное, ты про Кобылу спрашиваешь?

– Ну да, про Кобылу. Да я ж так и говорю.

– Ну, тогда иди вдоль плетня, паря.

Уже стемнело, когда, выйдя из корчмы, Дивьян, поправив за спиной лук, направился прямо к Детинцу. К самым стенам не подошел, как и условились, схоронился за липой и стал ждать.

Теплый ветерок ласково шевелил молодую листву, где-то совсем рядом щебетали птицы, над самым ухом надоедливо жужжал шмель. Зажглись первые звезды.

Отрок взглянул на верхнюю галерею и пожал плечами. Попасть – плевое дело! Это даже не белке в глаз. Правда, что-то пока не видно там никакого идола. Хотя Олисей сказал, его к ночи вытаскивают, чтоб не пугаться. А может, и не вынесут сегодня? Тогда зря время потеряно, и плакал горючими слезами варяжский шлем, красивый и легкий. Жаль, если так… О, нет! Вроде бы вышел кто-то… Ага… Вот хоть и не видно ничего, а прикинуть можно. Во-он в том углу идол. На прикид бить придется, темно. Ну, Олисей, задачка-то трудна оказалась! Но тоже не белка… Так… Пожалуй, пора…

Дивьян наложил на тетиву стрелу. Черную, с тремя желтыми кружочками у оперенья. Стрелу эту и должны опознать.

Все, можно бить. Светлей уже вряд ли будет. На три пальца влево, чуть выше… вот примерно так… ежели высота идола такая, как и указывал квасник. Сказал – с человека. Ну и ладно…

Просвистев, стрела ушла на галерею… Кто-то громко вскрикнул, и Дишка вздрогнул – идол же не может кричать! Однако где же…

– Молодец, парень, – тихо произнесли у него за плечами. – Хороший выстрел… Думаю, князь после такого уже не встанет.

– Князь?! – холодея, переспросил Дивьян.

– Князь, князь, – ухмыльнулся в темноте Олисей-квасник – посланец волхвов Онгуз. – Ты хорошо поработал, отроче. А теперь – умри!

Тускло блеснув в желтом свете звезд, широкое лезвие ножа вошло Дивьяну в грудь.

На берегу Волхова, чуть выше Ладоги, в распадке, затерявшемся меж сопок, покрытых сосной, осиной и елью, поднимались вверх вкопанные в землю столбы с вырезанными изображениями богов – идолы. Велес, Святовит, Перун… Идолы почернели от времени, и теперь неясно было, кто из богов – кто? Не было видно и остатков жертвований – ни полусгнивших костяков на ветках, ни засохшей крови на губах идолов, ни даже разноцветных ленточек. Когда-то ведущая к капищу тропка заросла папоротниками – высокими, густо-зелеными, чуть колыхающимися от дуновения ветра. Казалось, никогда больше не ступит сюда нога человека, если только не забредет случайно усталый путник – охотник иль рыболов – да не бросит богам мелкую дичь или рыбу. Тихо вокруг было, даже птицы не пели, лишь многочисленные пауки плели свою паутину, да под замшелыми камнями шипели проснувшиеся от зимней спячки змеи. Одну такую чуть было не раздавил грубый сапог идущего от берега человека. Змея – черная, с зигзагообразной полоскою на спине – подняла голову, зашипела… И едва успела убраться прочь – сапог чуть было не расплющил ей голову.

– Осторожнее, брат Велимор, – придержав путника за рукав, сказала следующая за ним жилистая старуха, морщинистая и смуглая, с ожерельем из человечьих зубов поверх длинной грубой туники. – Не подави наших змеек. Эй, Малибор! – Она повысила голос, и ушедший далеко вперед тощий крючконосый жрец обернулся:

– Что такое, Кармана?

– Не беги, подожди нас. Гость наш, наверное, не привык к таким лесищам, как здесь. А, человече? – Она бросила насмешливый взгляд на гостя – молодого смазливого парня, почти совсем еще мальчика, темноволосого, с какими-то наивными светло-голубыми глазами.

– Да уж, не особо-то по нраву таскаться с вами по буреломам, – не скрывая неудовольствия, буркнул гость. – Что, поближе к Новгороду не нашлось капища? Все по лесам таитесь? А Вельвед-волхв мне в Киеве другое говорил.

– Значит, не нашлось другого, – отозвалась уязвленная Кармана. Не нравился ей этот красавчик, да приходилось терпеть – посланец самого Вельведа, а Вельвед был когда-то волхвом знатным, одними заклятьями, говорят, сгубил когда-то мерянского князя Миронега, да прознали про то княжьи, хотели схватить – пришлось Вельведу скрываться, и не где-нибудь, а в самой Ладоге, при дворе молодого правителя Олега. Впрочем, сама-то Кармана отнюдь не считала себя ниже Вельведа, а боялась и уважала лишь одного – того, кто стоял за бежавшим в Киев волхвом. А о нем слухи блуждали разные… Вот и приходилось терпеть и Вельведа, и этого мальчишку, посланного жрецом будто бы в оскорбление – неужели никого не нашлось поосновательнее, постарше?

– Шагу прибавь, брате, – Кармана едва удержалась, чтоб не подтолкнуть гостя в спину.

Тот обернулся, бросил с усмешкой:

– А слуги-то твои, сестра, не заплутают?

– Чай, не заплутают, – глухо отозвалась жрица. – Дорогу ведают. Да ведь и ноша у них тяжела.

– Это баран-то тяжелый? – Велимор неожиданно рассмеялся, и звонкий смех его разнесся далеко по лесу, отдаваясь глуховатым, затихающим эхом.

– Баран? – засмеялась и Кармана, отрывисто, гулко, словно ворона закаркала. – Плохо ты о нас думаешь, брат! Мы ведь не зря забрались почти к самой Ладоге – а слуги свою работу знают, верно, брат Малибор?

Шагавший впереди волхв обернулся, кивнул – словно пытался клюнуть кого-то своим длинным крючком-носом.

Вставало солнце. Вспыхнули желтым огнем вершины сосен, зазолотились стволы, весело защебетали утренние птицы, а в распадке еще струился туман – серый, холодный, почти осязаемо липкий.

– Долго еще идти? – нетерпеливо поинтересовался Велимор.

Кармана ничего не ответила, лишь усмехнулась. Вот уж послали на голову гостюшку… Выкобенивается, гад, знает, что все исполнят, как скажет. Ух, если б не Вельвед-волхв да не стоящий за ним Великий Черный жрец… Всадить этому заносчивому выскочке нож под ребро, напоить истосковавшихся идолов свежей молодой кровью или – еще лучше – связать руки да бросить в змеиную яму…

Наконец тропа заметно расширилась – это было хорошо видно, даже несмотря на папоротники, – за осинами и молодыми дубками замаячили почерневшие от времени идолы.

– Змеиное капище, – зловеще прошептала Кармана. – Сейчас позаброшено, но бывали когда-то времена, рассказывала бабка…

Велимор пожал плечами:

– И где же слуги?

– Придут, – оскалила зубы жрица. – У них свое заданье.

– А без них никак не начать? – поджал губы гость и тут же засмеялся. – Ах, да, баран же у них остался. Что ж, подождем. – Он демонстративно уселся на ближайший поваленный бурей ствол.

Вне себя от внезапно нахлынувшего бешенства, Кармана прошла чуть вперед, к Малибору.

– Самолично удавила бы эту заносчивую тварь, -оглядываясь на беспечно насвистывающего посланца, прошептала она. – Ну, Вельвед, неужели не мог прислать кого получше? Не нашлось у него других волхвов, что ли?

– Значит, не нашлось, – пригладив редкие растрепавшиеся волосики, кивнул волхв. – Вельведу виднее. Он всегда чудил, еще у Миронега…

– Это которого заклятьем сгубил? Узнать бы – каким?

– Заклятьем? Плохо ты его знаешь, Кармана! Станет Вельвед зря заклятья тратить, как же! Капнул яду в бражку – вот и нет князя. Потом, правда, еле убежал, затаился.

– Вот и нам бы так с Олегом ладожским, – понизила голос жрица. – А не посылать этого дурошлепа, Онгуза. Твоя ведь задумка.