Кто-то из дружинников по знаку ярла шевельнул спящую на сундуке женщину.

– Вставай, мать! Да проснись же! – Наклонившись ближе, воин перевернул спящую на спину… и отпрянул. Морщинистое старушечье лицо с судорожно открытым в последнем выдохе ртом представляло собой ужасный оскал смерти.

– Да она ж мертвая, – разочарованно констатировал воин. – Умерла бабка.

– Если не убита, – шепнул на ухо ярлу Ирландец.

– Быстро позвать лекаря! – приказал Хельги.

– Боюсь, вряд ли они его отыщут, – покачал головой Конхобар.

– А где ж он? – Ярл бросил на него быстрый взгляд.

– Там же, где сейчас и Рюрик, и его слуги, – несколько сконфуженно отозвался Ирландец. – Ты же сам просил им заняться.

– Ах, ну да, ну да… – Хельги вздохнул. Не хотелось обижать верного помощника, а то высказал бы ему все, что сейчас думал. Впрочем, Ирландец вряд ли понял бы причину его недовольства, как не поняли бы его ни стоящие рядом воины, ни эта стриженая девчонка, Алуша… Да и сам-то ярл себя бы не понял, если б не Тот, кто…

– Быстро обыскать округу. – Хельги потянул за рукав деву. – У этого слуги были приятели?

– Кто ж его знает? – пожала та плечами. – Наверное, были.

Дружинники уже растягивались цепью…

Труп отыскали быстро, хоть и был он тщательно закидан снегом.

– Да, это Микул, – опознала слугу Алуша. – Несчастный…

После того как в сугробе отыскали тело, Хельги-ярл переговорил с Ирландцем. Оба пришли к одинаковому выводу – раскрутить действия с Алушей и ее дедом Всетиславом следовало как можно раньше. Хоть и запретили выпускать из ворот слуг, однако ж такая ситуация не могла продержаться долго – и хлебопекам нужно было начинать выпечку, были свои дела и у рыбаков, и у охотников. Следовало признать – вражеского шпиона они просмотрели, как это ни казалось обидным, а проверить всех жителей крепости не хватило б пока ни сил, ни людей. Поэтому оставалось одно – поторапливаться, некогда было особо рассуждать, и ярл приказал седлать лошадей. Шпиона следовало опередить во что бы то ни стало.

Еще не рассвело, как дружина ладожского ярла, стараясь не очень греметь кольчугами и оружьем, спустилась с холма на лед Волхова и на рысях понеслась к Новгороду.

– И к чему такая спешка? – недоумевал поднятый с постели воевода. Правда, особенно-то и не ругался – Хельги-ярл сразу же угостил его изрядной порцией браги и по приезде в город обещал еще, к тому же и подначивал:

– Только ты прямо с утра, как приедем, выбери самую лучшую корчму, благородный Хаснульф, такую, где тебя больше всего уважают.

– Да меня во всех уважают! – довольно хорохорился в седле Хаснульф. – Попробовали бы не уважать.

– Это счастье – иметь такого уважаемого друга! – подъезжая к городским воротам, польстил Хельги и попросил: – Ну-ка, покличь кого-нибудь из этих бездельников, именующих себя городской стражей.

«Бездельники», узнав воеводу, без лишних разговоров отворили ворота.

– Едем? – подкрутив усы, ухмыльнулся Хаснульф. – Не знаю, что у тебя за дела, ярл, но корчму я выберу знатную!

– Надеюсь, с хорошим пивом!

– О, тебе понравится, не сомневайся. – Воевода громко захохотал, его объемистое чрево заколыхалось, словно подернутое волнами море.

– Слава воеводе Хаснульфу! – въезжая в город, громко воскликнул Хельги, и польщенный воевода, разгладив бороду, приосанился в седле.

Ярл обернулся:

– Я не зря позвал тебя, друг мой, свет твоей благородной славы падает на меня сияющим нимбом… Я давно хотел подарить тебе сочиненную мною вису, ее можно читать лишь на рассвете.

– Так уже рассветает! – радостно оживился Хаснульф, гордо оглядывая дружину. Вис ему раньше никто не дарил, и никакой скальд не прославлял его славные подвиги, кроме как вот теперь – молодой ладожский ярл, коего, что греха таить, еще не так давно воевода считал самонадеянным гордецом. И вот этот гордец на поверку оказался весьма почтительным и, право, куда больше других достойным носить титул князя северных славянских земель.

– Читай же свою вису, ярл! – привстав в стременах, громко, чтоб слышали все, закричал воевода. Это был миг торжества его славы.

Хельги прокашлялся и, ритмично раскачиваясь, торжественно начал:

Воины станом
Встали чеканным,
Хаснульфа-хевдинга
Славить за дело.

Хаснульф аж покраснел от удовольствия: как истинный викинг, он хорошо понимал, что только волшебное слово скальда делает человека бессмертным.

Бил, как прибой,
Булатный бой,
Викинги плыли,
Рюрик вел их,
И с ним – воевода могучий,
Что статью
Многих великанов
Величавее был.
Плыли драккары
Дорогами волн
И впереди
Не заметили камень,
Уснул и кормчий,
И только Хаснульф-путеволитель,
Славный герой,
От бед дружину избавил!

– От бед дружину избавил, – потрясенный до глубины души, шепотом повторил воевода. А ведь, и в самом деле, был такой случай, когда шли с Рюриком по бурным водам Нево, озера-моря, и едва не налетели на камни. Откуда ж стало известно об этом Хельги?

– Память людей не забудет хевдинга, и асы подскажут имя героя, – со всей возможной торжественностью ответил ярл, не так давно узнавший о давнем происшествии от Конхобара Ирландца, собиравшего все сплетни при дворе покойного князя.

– Иди же в корчму, славный Хаснульф, – улыбнулся ярл. – И жди, я скоро буду, лишь отведу достойным родителям их сына, что был у меня в дружине. – Он кивнул на стриженую Алушу.

– Красивый парень, – кивнул воевода. – Ну, однако, буду ждать. Поскорей расправляйся с делами, и примемся пировать. В корчме однорукого Кивра, что у Торга. Да всякий покажет.

– Найдем, – помахав рукою, засмеялся ярл.

Усадьба боярина Всетислава щетинилась частоколом. За высокими, вкопанными в землю бревнами возвышались островерхие срубы. Среди покрытых снегом деревьев виднелись также крыши хлевов и амбаров. Подъехав ближе, Хельги заколотил в ворота.

– Кого там несет в этакую-то рань? – недовольно высунулся из надвратной башенки заспанный страж.

– Передай своему господину – ладожский правитель Хельги, сын Сигурда, желает беседовать с ним, как вчера договаривались.

– Хельги, сын Сигурда? – хрипло переспросили из глубины двора. – Что ж, входите. Я не ждал так скоро…

Хорошо смазанные ворота бесшумно распахнулись, и небольшой отряд ладожского ярла медленно въехал во двор. Почти у самых ворот в окружении большого числа вооруженных копьями и мечами людей стоял высокий седобородый человек в синем плаще-корзне – боярин Всетислав. Хельги спешился и, бросив поводья дружиннику, приветствовал хозяина усадьбы:

– Да будут твои стада тучными, а нивы полными колосьев, а душа твоя пусть да пребудет в мире.

– Мир и тебе, ладожский князь. – Боярин усмехнулся в усы и указал жестом на крыльцо, ведущее в хоромы. – Входите же! Ты и твои люди.

Алуша вдруг сделала попытку броситься к деду, Ирландец едва успел удержать ее, шепнул:

– Еще не время! Слишком уж много глаз…

– Я слышал, с вами приехал и воевода Хаснульф? – показал свою осведомленность боярин.

– Да, – Хельги кивнул. – Он чуть подзадержится с делами.

– Не стойте же на пороге, проходите в дом.

В жарко натопленной горнице ярко горели дорогие восковые свечи. Тянулись вдоль стен резные лавки, в центре, вокруг стола, стояли деревянные кресла, крытые золоченой ромейской парчою.

– Мы хотели б говорить с глазу на глаз, – без обиняков сказал ярл.