– Возьмет, куда бы он делся? – Ярл задумчиво посмотрел на отрока. – Только вот меч тебе надобно справить да доспех какой-никакой…

– У меня две серебрины есть, – похвалился Дивьян. – Ужо доспех куплю на торжище!

Хельги с Никифором засмеялись.

– Боюсь, не хватит твоих сребреников. – Встав со скамьи, ярл положил руку отроку на плечо. – Идем-ка.

– Ну, а я пока – к пристани, – поднялся с лавки Никифор. – Видал там кораблишко. Жаль, не спросил – Словуна ли?

– К Сельме загляни на дворище, – обернулся ярл. – Она рада будет.

Пройдя мимо ворот, Хельги подвел Дивьяна к большому амбару и, отвязав от пояса ключ, отпер замок:

– Входи, отроче!

Дивьян сделал шаг и замер: вдоль стен амбара, на специально сделанных полках, лежало оружие – несколько мечей в красных кожаных ножнах, короткие копья-сулицы, рогатины с длинными, заточенными с двух сторон лезвиями-навершьями, пара кривых хазарских сабель, шлемы с бармицами, войлочные подшлемники, панцири из толстой бычьей кожи, палицы, сложенные в обратку луки. На стенах висели серебристо-серые кольчуги и длинные, вытянутые книзу щиты.

– Выбирай!

– Вот из всего этого? – Дивьян не в силах был поверить. – Я заплачу… – потянувшись к кольчуге, конфузливо добавил он.

– Конечно, заплатишь, – хлопнул его по плечу ярл. – С добычи. Скоро в поход, парень.

Отрок скосил глаза, спросил шепотом:

– А куда поход-то?

– В Царьград, парень!

– В Царьград! – ахнул Дивьян. Он, конечно, слышал от Лады-чижи про богатую Империю ромеев, но, честно говоря, не очень-то верил, что существует таская на самом деле.

– Рот закрой, муха залетит, – сдерживая смех, посоветовал Хельги и потянулся к стене. – Вот тебе кольчужица, как раз, должно, налезет, вот меч – извини, с одной стороны заточен, хороший в бою добудешь, ну а шлем – потом сходишь в кузницу… вот лук со стрелами, копье… щит великоват для тебя, пока так обойдешься, все одно больше стрелами действовать будешь, ну а на стражу пошлют – щит спросишь у Лашка, не забыл такого еще?

– И Лашк здесь?

– Где ж еще быть хорошим воинам, как не в моей дружине? Ты же ведь тоже ко мне пришел, не к кому иному… Ну, ступай, чего стоишь? Младшая дружина в поле сейчас, в игрищах ратных, там их и отыщешь, из дальних ворот выйдя. Ну а заплутаешь, так спросишь – всякий покажет.

Дивьян низко поклонился:

– Благодарю тебя, княже. Так я пойду?

– Иди, иди… Отблагодаришь верною службой, – глядя вслед громыхающему железом отроку, усмехнулся ладожский ярл.

Между тем на заднем дворе стоящая у больших весов Сельма тщательно следила, как молодой тиун Найден взвешивает монеты.

– Три дирхема тяжелых, – про себя проговаривал он. – Два обычных, пяток вообще неизвестно каких – надо бы из них резаны сделать, а, госпожа?

– Делай, – кивнула Сельма. – В кузне ножницы.

– Да, так и поступлю – все удобней считать будет.

– Не откладывай, делай, а я уж тут сама посмотрю, не впервой, чай.

Поклонившись, Найден быстро собрал разнокалиберные монеты в горшок и, завернув его в плащ, направился на дальний край двора, к кузне. Проводив его взглядом, Сельма повернулась к смердам:

– Ну, давайте шкуры считать. Сколько с вас нужно?

– Полсорока и пять, госпожа.

– Хм… двадцать пять, значит. Ладно. Давайте двигайте воз во-он к тому амбару да разгружайте.

Смерды споро принялись за работу, лишь один – молодой простоволосый парень – скромно потупившись, стоял в сторонке.

– Ты чего здесь? – строго взглянула на него Сельма. Парень упал на колени:

– К тебе, матушка! На службишку пришел наняться.

– Так и нанимайся, подожди вон тиуна. Чего умеешь-то? Грамоту ведаешь?

– Малость мерекаю, госпожа, – хитро прищурился парень, вытирая слезящиеся глаза.

– Грамотеи нужны. Ряд составим – не пожалеешь, может, и до тиуна дослужишься. Чего еще знаешь? Сны толковать не умеешь ли?

– Могу, госпожа. Какой сон? Скажи – истолкую.

Вздохнув, Сельма испытующе посмотрела на парня. Обычный, ничуть не похожий на волхва-предсказателя.

– Ладьи снились, море бушующее, – тихо поведала она, – и главное – ножи и мечи окровавленные. А нож-то – мне прямо в сердце!

– То не к добру сон, матушка, – низко поклонился толкователь.

– Сама знаю, что не к добру.

Парень – Онгуз – снова протер глаза: ох, не затем посылал его волхв Малибор, чтобы тут сны толковать… хотя грех таким удобным случаем не воспользоваться.

– Ну, что молчишь? – с усмешкой переспросила Сельма.

– Сон твой не к тебе, госпожа, а к мужу твоему капанье имеет, – решительно произнес Онгуз. – Будет его точить болезнь тайная, а чтоб того не случилось, надобно тебе самой у богов милостей вымолить. Как – скажу, если спросишь. Супруг-то твой ночью из дому выходит? Во двор там, чего проверить, или на галерею…

– Пожалуй, на галерею. Там, в уголке, постоять любит, воздухом ночным подышать.

– Воздухом, значит. А когда он…

– Вижу, о снах толкуете, моя госпожа! – быстро подойдя к Сельме, склонился в полупоклоне чернявый молодой человек в длинном коричневом балахоне, подпоясанном простой веревкою.

Женщина обернулась:

– Никифор! Вот уж не гадали, не ждали. Пойдем скорей в горницу, не здесь же разговаривать будем. Ты зачем приехал-то?

– За книгами. Словун, новгородский гость, прошлым летом привезти обещал. Эй, парень, ты на пристани не был сегодня?

– Не был, – угрюмо покачал головою Онгуз и, льстиво посмотрев на Сельму, спросил:

– Так мне тиуна-то ждать, матушка?

– Жди… – кивнула та. – Ежели и впрямь грамоту знаешь, может, и возьмем тебя.

Поклонившись, Онгуз скромно отошел в сторонку и, прислонившись к ограде, принялся дожидаться тиуна.

– А я б на твоем месте не брал его, – поднимаясь в горницу, шепнул Никифор. – Взгляд уж больно виляющий да голос льстивый. Сладко поет. Говоришь, и сны он растолковывал? Поди, серебришка за это просил? Нет? Странно. Очень странно. А чего ж он тогда? Ах, не успел, видно… Ты серебра-то ему не давай, обойдется, пусть поначалу покажет, как работать умеет.

– Покажет. Найден уж всяко его проверит. Сельма уселась на лавку прямо напротив гостя.

Уперла подбородок в ладони, улыбнулась:

– Ну, рассказывай про свою обитель! Многих приохотил к вере?

– Покуда не многих, – покачал головою монах. – Места-то пустынные, лесные… Ну, зато и молитве ничто не мешает да книжной премудрости.

Никифор кратко рассказал о дальнем монастыре, ските, что устроил с подачи ярла в дальних весянских лесах. Рассказывал легко, весело и даже не догадывался, что стоящий у забора слезливый парень ругает его сейчас самыми гнусными словами.

– Вот гад чернявый, – шептал про себя Онгуз. – И появился же ты как раз в это время… Теперь когда еще представится случай. Ага, вот и тиун, кажется. Прочь уйти аль попытаться? Инда попытаюсь….

От кузницы, позвякивая полным серебра горшком, неспешно возвращался Найден. В малиновой длинной тунике, подпоясанной желтым поясом, на поясе висели кинжал и чернильница.

Отступив от забора, Онгуз поклонился:

– Госпожа тебя ждать наказала. На службишку пришел наниматься.

– Грамоте разумеешь?

– Буквицы ведаю.

– Проверим. Ты сам из какого рода?

– Э… – Онгуз замялся. – Не местный я.

– Это, брат, плохо. Мы с недавних пор невесть кого не берем. А то взяли как-то одного… Тьфу! Ну, коли грамотей, двух дружков-послухов приведи, чтоб за тебя поручились – тогда и разговаривать будем.

– Приведу, господине. – Онгуз низко склонил голову и быстро покинул усадьбу.

– А и не зря зашел, – оглянувшись, усмехнулся он. – Хоть что-то высмотрел.

Еще немного постояв у усадьбы ярла, он махнул рукой и направился в корчму Ермила Кобылы.

– Не знаю, что тебе и сказать, господине. – Корчмарь почесал бороду. Мосластое, вытянутое лицо его и в самом деле чем-то напоминало кобылью морду. – Из княжьих людей ко мне мало кто заходит, окромя ирландского витязя Конхобара, да и тот что-то давненько не был.