Пошарив в морозилке, мальчик сунул в микроволновку курицу, оглянулся на топтавшегося на пороге Вэлмора:

– Есть будешь, Вэл? Правда, хорошо мы сегодня играли? Если не забыл, тот, кто на гитаре, это Нильс, а за ударными Стигне, она вообще классная девчонка… Ой, чуть не забыл!

Ханс прибежал в гостиную и уселся на диван рядом с бабулей:

– Бабушка Анна-Ханса, ты случайно жетон от камеры хранения не теряла?

– Не теряла… Жетон… Жетон? Жетон… Ах, да, конечно, теряла! Ты что, его нашел?

– Не я, полицейские. Позвони в транспортную компанию, спроси Фриду. Вот телефон. Нашлись наконец твои вещи!

– Вещи? Очень хорошо… – Друид рассеянно покивал головой и неожиданно улыбнулся. – А скажи-ка, отрок, у вас в водопаде случайно никто не тонул? Ну, скажем, осенью или в конце лета?

Ханс вздрогнул и покачал головой:

– Однако, я смотрю, это уже и до Канады дошло. Тонул, конечно, один молодой парень, русский музыкант. Классный, между прочим, ударник! Еле вытащили… он до сих пор в коме.

– В коме?

– Ну да, лежит уже пятый месяц неподвижно, только глазами, говорят, иногда зыркает.

– Ай-ай-ай. Бедный парень! Музыкант, говоришь?

– Ну да, молотила.

– Ах, он еще и моло… молотобоец? Кузнец?

– Сама ты кузнец, бабуля! Говорят тебе – ударник!

– Удар-ник? И кого же он ударил? А, видно, молотил цепом просо, ударял… да, большая для того сила нужна, хотя не столько и сила, сколько выносливость да разуменье. И хороший же ты парень, Ханс!

Ханс неожиданно засмущался:

– Да ладно…

– А где тот… удар-ник сейчас лежит?

– Да недалеко, в клинике доктора Норденшельда! Это знаешь какая клиника? Супер! Но, конечно, и не дешевая… Ой, ничего, что я на «ты»?

– Ничего. Мы ведь с тобой родичи, парень! Расскажи-ка лучше про эту… кли-нику. Там есть стража? Туда, наверное, трудно попасть?

– Стража? – Ханс рассмеялся, – Ну, да, конечно, есть, а как же! Охранник Макс, знаешь какой сильный? И в шахматы многим фору даст. А! Никак ты, бабуля, тоже в этой клинике полечиться собралась?! А я-то думаю, и чего ты расспрашиваешь?

– Да-да, полечиться, – почему-то обрадовавшись его словам, закивала бабуся. – Болят старые костушки.

– Полечись, полечись, – улыбнулся Ханс. – А про клинику тебе наш сосед, доктор Арендт, больше бы рассказал, да уехал, вот, на Рождество в Осло. Ой! – Мальчик даже подпрыгнул на мягком диване. – Ведь чуть не забыл – там же Марина работает медсестрой, русская, она и за мной часто присматривает, по поручению общества милосердия. Очень хорошая женщина, добрая, хоть болтают невесть чего про русских.

– Клиника. Марина. Общество мило-сердия… – прикрыв глаза, задумчиво повторил друид. – Хорошо бы поближе познакомиться с этой Мариной. И, я думаю, у нас найдется много лишних вещей для общества?

– Да, конечно же! – бурно обрадовался Ханс. – Молодец, бабушка! И как это я, дурак, раньше не догадался? Ведь они – и Марина, и подруга ее, Марта, – все время ко мне приходят, заботятся, опекают. Без них да без друзей что бы и делал?

Ханс вдруг погрустнел, взглянул на висевший на стене потрет в траурной черной рамке. Родители… Уже больше месяца прошло с их смерти, а все никак не привыкнуть.

Кажется, вот сейчас откроется дверь, заглянут по очереди оба. Сначала мама: «Привет, музыкант!», потом отец: «Что, футбол еще не начался?» Ханс вытер локтем набежавшие слезы.

Дверь приоткрылась.

– А, это ты, Вэл. Заходи, сейчас спорт посмотрим. Бабушка, он что, совсем ничего не понимает?

– Совсем-совсем, – друид скорбно поджал губы. – Он не из этого мира.

– Да я уже заметил. А с виду такой приятный парень, вот и Стигне понравился… Слушай! – Ханс хлопнул себя по коленкам. – А ведь тут у нас и еще одна клиника есть, только подальше, за Черным лесом. Психиатрическая! Вот бы Вэлмора там полечить, может, и помогло бы? А, Вэл? Не понимаешь… Я знаю, так бывает, что сначала у пси… у ненор… в общем, сначала всякие обострения, а потом – полежат немножко, и ничего, снова вполне нормальные люди. Да вот хоть взять Магн, певицу! Знаете…

– Магн?! – воскликнул друид. Очи его полыхнули на миг лютой нечеловеческой ненавистью и злобой. Впрочем, черный колдун быстро с собою справился. Спросил как ни в чем не бывало:

– Магн дуль Бресал?

– Не знаю, кого она там бросала, – тут же отозвался Ханс. – Но нас ни разу не кинула, хоть и брала несколько раз наш усилок.

– Где живет эта Магн?

Ханс пожал плечами:

– Честно говоря, я не знаю. Говорят, с «новыми хиппи» в коммуне тусуется. Если так – плохо дело, хиппи и травку курят, да и, ходят слухи, чем-то посильней балуются. Магн-то и так Сумасшедшей прозвали, куда ей еще колоться?

Друид больше не слушал его. Встав, прошелся по комнате, потом, пододвинув кресло, уселся к окну, да так и просидел там до поздней ночи, повторяя про себя: клиника, Марина, Магн. А та ли это Магн? И тот ли парень?

Резко поднявшись с кресла, друид пнул прикорнувшего у дивана волхва:

– Вставай! Ты поможешь мне.

За окном, выходящим в сад, светила серебряная луна.

Взглянув на луну, Марина Левкина улыбнулась. Совсем как у нас, в Питере, на Новый год. Ледяные горки в Озерках, гулянье на Дворцовой, украшенный праздничными огнями Невский… А Димка-то, сын, как подрос! В аэропорту и не узнала – вытянулся уже чуть ли не с бабушку. Первоклассник… Хорошо все-таки, что она успела выправить к Новому году все необходимые бумаги. Теперь есть куда торопиться после смены. Вернее – к кому. Вот оно, оказывается, счастье-то – пить чай вместе с матерью, вспоминая питерское житье-бытье, гладить непокорные кудряшки сына, так похожего на отца… Хорошо бы только внешне. Тот-то был гад, конечно, задурил мозги, а потом свалил – рожай, воспитывай! На какие шиши, интересно? Хорошо, когда Димка подрос, подвернулась работа в Норвегии, и не какая-нибудь, а по специальности. Да и тут пришлось приложить немало стараний, чтобы найти приличное место – одни слюнявые губы доктора Арендта чего стоят. Женатый, называется, человек! Сволочь… Хотя стоит ли так уж его осуждать? В конце концов, если б не он, неизвестно еще, как бы все обернулось.

Привычно проверив больных, Марина сделала назначенные уколы и зашла в угловую палату, где, обставленный мудрой медицинской аппаратурой, сверкающей изумрудными экранами и никелем, лежал в коме русский музыкант Игорь Акимцев. Лежал уже пятый месяц. Бородатый, со спутанными волосами цвета спелой ржи и синими, вернее, темно-голубыми глазами, прикрытыми тяжелыми веками.

Записав в журнал показания приборов, Марина осторожно поправила под головой больного подушку. На миг показалось – веки Игоря дрогнули, вот-вот – и пациент откроет глаза… Левкина вздохнула. Интересно, очнется он вообще хоть когда-нибудь? Доктор Норденшельд считал, что да, только вот когда – неизвестно. И в самом деле – интереснейший случай.

Медсестра подошла к окну – задернуть штору – и вдруг заметила проскользнувшую по заснеженному больничному саду стремительную серую тень. Бродячая собака? И кто их тут прикармливает?

Выполнив все назначенные больным процедуры, Марина спустилась в холл, улыбнулась накачанному охраннику, Максу. Вот вам, пожалуйста, идеал мужчины – симпатичен, умен и, главное, верен. Верен своей молодой жене.

Увидев ее, Макс поднялся с кресла:

– Попьем кофе?

– Конечно, – засмеялась Марина. – Я угощу тебя настоящими русскими пирогами – мать испекла.

– Ого! – Охранник потер руки. – Тогда я побежал за водой.

Прихватив пластмассовый чайник, он загромыхал каблуками по лестнице.

Марина уселась в вертящееся кресло охраны, крутнулась, сильно оттолкнувшись ногами… и вдруг похолодела. Прямо за широкими стеклянными дверями сидел средних размеров волк – желтовато-пегий, с большой лобастою головой, и, злобно рыча, не отрываясь смотрел на нее.

– Мама! – почему-то испугавшись, тихо произнесла медсестра и обернулась – позвать Макса. Впрочем, он и сам уже возвращался – стучали каблуки по ступенькам. Марина снова посмотрела на дверь – никого.