Джина выдернула у него свою руку, которой он незаметно завладел и теперь гладил каждый палец.

— Вряд ли тебя вообще что-либо заботит. Ты всего лишь птица небесная, как говаривала моя старая няня.

Выражение опрометчивой соблазнительности исчезло с лица Кэма.

— «Я ни одной не люблю», — сказал он.

— В этом ты весь, — процедила сквозь зубы Джина. — Я тебя оскорбляю, а тебе это нипочем, ты шутишь в ответ.

— Но у меня такая роль, — запротестовал он. — Бенедикт говорит, что он никого не любит.

Джина заглянула в свой текст.

— «Какое счастье для женщин: иначе им пришлось бы терпеть убийственного поклонника».

— Твоя пылкость здесь совершенно не требуется.

— Почему нет? Это вполне правдиво. Ты — Бенедикт во плоти. Ты никого не любишь, возможно, за исключением своей греческой Венеры.

— Да, я люблю Мариссу. Она страстная, нежная женщина. — Кэм не стал упоминать, что страсть Мариссы припасена для ее мужа.

— Как восхитительно, — проворковала Джина. — Я выйду замуж за Себастьяна. — Она послала дерзкую улыбку в его сторону. — А ты сможешь вернуться к своей удобной богине.

Кэм удовлетворенно отметил, что Боннингтон занят весьма жарким спором с леди Роулингс.

— Я бы не назвал ее просто удобной, — сказал он, прогоняя воспоминание о своем пустом доме в Греции. — Марисса настолько сердечная особа, что, кажется, наполняет весь дом смехом. Почему ты не продолжаешь строку насчет твоей холодной крови?

— «Благодарю Бога и мою холодную кровь, — процедила Джина, сдерживая раздражение. — Для меня приятнее слушать, как моя собака лает на ворон, чем как мужчина клянется мне в любви».

Кэм шутливо поклонился:

— Сказано с подлинным чувством. Ты — Беатриче в натуре. Будем надеяться, что холодная кровь поддержит тебя во время супружеской жизни с твоим ледяным маркизом.

— Да как ты смеешь!

Оба невольно взглянули на противоположную кушетку, но Эсма и Себастьян ни на что не обращали внимания.

— «Да укрепит небо вашу милость в подобных чувствах. Это избавит немало синьоров от царапин на физиономии».

— «Если физиономия вроде вашей, так от царапин хуже не станет», — уколола Джина.

— Правда? — огрызнулся Кэм.

— Этого нет в тексте.

Ее зеленые глаза сверкали радостью битвы, и непрошеная волна желания окатила его с головы до ног.

— Мы с лордом Боннингтоном хотим сделать небольшой перерыв, — вдруг сказала Эсма. — Мы выйдем в сад и вернемся минут через пять.

Кэм молча кивнул.

— Забыл свою роль? — поинтересовалась Джина, когда закрылась дверь библиотеки.

— Похоже, да. — Он схватил ее за плечи и резко притянул к себе.

— Значит, с тебя штраф, — неуверенно сказала она, глядя на его рот.

Пару секунд она еще пыталась сопротивляться, но потом сдалась и в следующий момент уже сама всем телом прижалась к нему.

— Я требую штраф, прежде чем мы начнем, — задыхаясь, прошептал он.

— Угу, — пробормотала Джина.

Его руки вдруг замерли на ее груди, скованной корсетом.

— Что такое? — прошептал он, ведя пальцем по дуге китового уса. — Я считал, ты отказалась от корсетов.

— Я передумала.

Кэм встал, поднял ее на ноги и, прежде чем Джина поняла, что он делает, потащил жену из комнаты.

— Куда мы идем?..

— В твою спальню, — не замедляя шаг, сказал герцог.

— Что?! — Она резко остановилась.

— Мы идем в твою спальню, Джина. — Он приподнял ей подбородок, и то, что увидел в ее глазах, заставило его вздрогнуть. — Немедленно.

Однако Джина продолжала упираться.

— Мы не можем, пока… — Щеки у нее вспыхнули, голос задрожал. — Я должна сохранить невинность для брачной постели, Кэм.

Она словно окатила его холодной водой.

— Ты действительно считаешь, что я безответственный варвар? И как ты это называешь, птица небесная?

— Нет! Не в том дело. Я доверяю тебе. Я знаю, ты бы не сделал… этого. — Она еще больше покраснела. — Я не доверяю себе.

Хотя Джина выглядела в точности как молодая, величественная королева Елизавета, он знал, что может сделать эту королеву своей одним прикосновением губ. Но поскольку он молчал, плечи у нее заметно одеревенели, и она резко обернулась:

— Вернемся к Шекспиру, сэр? Ваша следующая реплика: «Ну, вам бы только попугаев обучать». — Джина села, взяла свою книгу и с таким вниманием углубилась в нее, словно это был очень интересный документ.

Камден Серрард, герцог Гертон, никогда не действовал, подчиняясь инстинкту, с того момента, как выпрыгнул из окна дома отца без единого пенса в кармане. Он выжил, используя свой ум, и действовал не по инстинкту, а по логике, соединенной с чувством самосохранения.

До того момента, когда он вдруг обнаружил, что стоит бог знает почему на коленях перед молодой и величественной королевой. Он потянулся к ней, обхватил ладонями ее лицо с такой нежностью, словно она была искуснейшей статуэткой, и прильнул к ее рту.

— О, Кэм! — выдохнула Джина.

Когда он прикасался к ней, ее дыхание становилось нежным пламенем в груди. Когда он целовал ее, она теряла всякий стыд. Все в муже, от его черных глаз до мозолистых ладоней, наполняло ее желанием. Никто до сих пор не возбуждал в ней подобных чувств.

Шум за дверью напомнил герцогу и герцогине, что они еще не в спальне. Джина отпрянула, а Кэм улыбнулся и поправил ее брыжи. Он выглядел совершенно беззаботным, как будто они провели время за чтением Шекспира.

«Я не должна этого делать, — говорила себе Джина, — я не должна больше прикасаться к этому человеку, он не мой и никогда не станет моим. Это прямая дорога к разбитому сердцу».

Остаток вечера прошел как в тумане. Они репетировали пьесу три раза, и ее жених взял на себя роль надсмотрщика. Когда они вполне приемлемо справились с ролями, Джина уже изнемогала от усталости.

В заключительном прогоне Беатриче и Бенедикт с такой необузданной страстью вели диалог, что даже маркиз Боннингтон смотрел и удивлялся.

— Не думаю, что ты погубила все, — сказала Эсма, внимательно осматривая виноградину, прежде чем положить ее в рот. — Но ты наверняка осложнила себе жизнь.

— Не понимаю, как ты способна есть в такой момент. — Карола находилась на грани истерики. — Ты должна придумать план, как спасти мой брак!

Эсма подняла брови.

— Количество потребляемого мной винограда совершенно не влияет на мое сочувствие, уверяю тебя.

— Но факт остается фактом, и Карола права. Мы должны составить план действий, — ответила Джина.

— Не хотела вам говорить, — добавила Элен, — но леди Троубридж сообщила мне, что лорд Перуинкл завтра на рассвете покидает нас.

Карола зарыдала, и Джина автоматически протянула ей платок. Все четверо находились у нее в комнате, так как она снова отказалась спуститься к обеду.

— Думаю, настало время для решительных действий, — сказала Эсма, проглотив виноград.

Карола опустила платок и бросила на нее отчаянный взгляд.

— Я не хочу выходить за Невила.

— Тем более что он разделяет твои чувства, — заметила Джина.

— Он женится на мне, если я скажу «да», — нахмурилась Карола. — Видимо, я так и сделаю, если… если Таппи решит со мной развестись! — И она снова зарыдала.

Взглянув на платок, которым подруга закрывала лицо, Джина пришла к выводу, что он легко выдержит еще два или три потока слез.

— Думаю, необходим постельный обман, — сказала Эсма. — И очень кстати, что завтра мы играем Шекспира. В его пьесах много постельных обманов.

Элен выглядела огорченной.

— А что это такое, постельный обман?

— Замена одного персонажа другим, — объяснила Джина. — Но тут есть большая проблема. Насколько мне известно, Таппи ни с кем свою постель не делит, и кого же мы заменим Каролой?

— Это действительно проблема, — согласилась Эсма.

— Невозможно, — всхлипнула Карола. — Он не хочет спать со мной.

— Тогда одна из нас должна соблазнить Перуинкла, назначить ему свидание на поздний час, а в постели его будет ждать Карола…