— Сэр, мы готовы сняться с якоря. Они заменили шпиль.

Это прошептал один из старших матросов, и Родни, оглядевшись, понял, что настал самый опасный миг за всю предпринятую им операцию. Каждому моряку хорошо известно, какой шум производит поднимаемый якорь.

Веселье на берегу тем временем сделалось еще более буйным, как задумали Родни и индейский вождь, но кто знает — вдруг хотя бы один из испанских офицеров напился не так сильно, как остальные, или глаз у него окажется острее, чем у прочих. Медленно англичане начали втягивать якорь, упираясь босыми ногами в палубу, налегая всем телом на брусья шпиля.

Перлинь шел гладко, но ритмичное постукивание шпиля красноречиво свидетельствовало о том, что происходит на борту «Святой Перпетуи».

Клик, клик! Не может быть, чтобы никто не услышал этот звук, думал в отчаянии Родни, обливаясь потом, выкладывая все свои силы до последней унции. Клик, клик! И вот наконец якорь поднят! Только теперь Родни осмелился бросить взгляд на берег. Там безостановочно, как заведенные, с отрешенностью дервишей кружились индейцы, а те, кто не кружился, топали ногами и хлопали в ладоши, и все вместе завывали во всю мочь под оглушительный бой тамтамов. Шум, поднятый на берегу, состязался уже с грохотом преисподней. Индейцы отлично справились со своей задачей.

— Ставить грот, — сказал Родни и, сам встав за румпель, развернул «Святую Перпетую» носом по ветру. И как раз вовремя — налетевший порыв ветра ударил в парус, который захлопал и надулся. Глядя на это, Родни почувствовал, что у него сильно забилось сердце.

Парус раздувался, корабль пришел в движение. Родни с трудом верилось, что это происходит наяву. Корабль слегка накренился, скрипнули снасти, и Родни услышал, как в борт заплескала волна. Ветер усиливался, меняя направление на северо-восточный, как они с Барлоу ожидали накануне. «Святая Перпетуя» начала набирать ход.

Родни вытащил из кармана свисток и три раза пронзительно свистнул, подождал, потом повторил сигнал на случай, если Гэдстон не расслышал его сквозь неистовый вой, стоявший на берегу. Впрочем, он не сомневался, что группа Гэдстона заметила, как «Святая Перпетуя» снялась с якоря.

Внезапно с берега донесся вопль несколько иного рода, чем прочие. Кто-то тыкал пальцем в сторону корабля, вот уже несколько пальцев тянулись в их направлении. К кромке воды, громко крича и жестикулируя, побежали люда. В этот момент позади них что-то ярко вспыхнуло, прогремел взрыв. Родни криво усмехнулся. Несмотря на все инструкции, молодой Гэдстон не удержался и пустил в ход свои зажигательные бомбы. Это было лишнее, но Родни понимал, что долгие часы ожидания в темноте явились тяжелым испытанием для пылкого юноши. Теперь ему и его людям следовало со всех ног бежать на «Морской ястреб», чтобы не задерживать его отплытие.

Зажигательные бомбы, как и предполагал Родни, усилили царившее на берегу смятение. Оглянувшись через плечо, он увидел, что индейцы продолжают добросовестно исполнять свою задачу: они бестолково бегали взад и вперед, громко крича и размахивая руками. А пьяные, захваченные врасплох, ошеломленные испанцы не знали, что предпринять.

«Святая Перпетуя» уже тем временем выходила из бухты. Матросы быстро ставили марсель и брамсель, впрочем, особо спешить было некуда. Несколько испанцев, правда, кинулись к лежавшим на берегу шлюпкам, но Родни знал, что догнать корабль у них нет ни единого шанса. Оказавшись в темноте в открытом море, они быстро откажутся от погони.

Родни взял курс на юг. Вскоре к нему присоединится «Морской ястреб», и они направятся в Дарьенский залив. «Святая Перпетуя» была большим тяжелым кораблем, но Родни нашел, что она хорошо слушается руля. Прошло уже много лет с тех пор, как он стоял за штурвалом, и прикосновение ладоней к отполированному дереву вызвало в нем чувственный трепет. Под сладкую музыку волн и пение бриза они неслись вперед, в усыпанную звездами тьму.

Родни запрокинул голову и глубоко вздохнул. Они справились! Ему едва верилось, что они выполнили свою задачу. «Святая Перпетуя» принадлежит им. Он захватил ее, как и было задумано, не потеряв ни одного человека. Он захватил ее для Англии, для Глорианы!

Заря занялась уже в три часа, но Родни всю ночь не покидал штурвал. Сначала усталости он не чувствовал, но тело словно не принадлежало ему и действовало помимо его воли, так что временами он даже с недоумением посматривал на свои руки, лежавшие на руле, и удивлялся, откуда они знают, что им следует делать.

Время от времени он обращался к людям, которых не было с ним, и его тихий голос почти сливался с шумом моря.

— Поговори со мной, Филлида, — попросил он однажды. — Почему ты от меня все время прячешься? Я отыщу тебя, куда бы ты ни скрылась. Ведь ты — моя! Тебе не уйти от меня. Я научу тебя любить меня…

Но не Филлида вышла к нему из темноты ночи, а Лизбет. Ее зеленые глаза, так часто являвшиеся ему в снах, снова смеялись. Родни даже начал считать ее дьявольским наваждением, ведь, конечно, он был одержим ею. Ее длинные ресницы скромно лежали на щеках, но когда взлетали вверх, то обнаруживали не милое девичье смущение, но яростный гнев, не уступающий по силе его гневу.

Лизбет сидит напротив него за столом. Лизбет стоит на освещенной солнцем палубе. Лизбет подходит так близко, что ему слышно ее дыхание… или это дыхание ветра?

Как же он устал… но он должен привести корабль… к Лизбет!

Когда совсем рассвело и четко обозначился узор волн, уходивших за туманный горизонт в бесконечность, Родни убедился, что благополучно отвел «Святую Перпетую» от берега в открытое море. Он надеялся, что ему повезет и дальше и что маршрут, выбранный им вместе с Барлоу, окажется верным. Единственной их целью было избежать пересечений с торговыми путями, ведущими из Номбр-де-Диаса в Гавану.

Едва усталый мозг Родни начал испытывать некоторое облегчение при мысли, что в данный момент им ничего не грозит, как с грот-мачты раздался крик:

— Вижу парус!

Родни мгновенно подобрался, туман, заволакивавший | сознание, рассеялся. Он ничего не сказал, а только застыл в напряженном ожидании. Он знал, что хотел бы услышать, но прежде, чем оправдались его надежды, прошла, кажется, целая вечность.

— Это «Морской ястреб», сэр! По правому борту, и идет прямо на нас, я ясно вижу, — продолжал дозорный, и Родни вздохнул с громадным облегчением.

— Бокал вина, сэр? — послышался рядом голос. Родни увидел одного из матросов с подносом в руках, на котором стояли графин и бокал такой искусной работы, что Родни некоторое время смотрел на них в немом изумлении. Инкрустированные золотом, украшенные драгоценными камнями, сверкавшими на утреннем солнце, они казались предметами, принадлежавшими скорее убранству дворца, а не корабельной каюты.

Он вопросительно оглянулся на матроса, державшего поднос, и увидел, что тот улыбается во весь рот.

— Кают-компания набита такими безделушками, сэр, — с готовностью пояснил матрос. — Похоже, нам улыбнулась удача.

Родни взял бокал и отпил вино. Оно оказалось терпким, крепким, очень хорошим, и он ощутил прилив бодрости.

— Надо надеяться, что основной груз не хуже, — отрывисто бросил он, ставя бокал на поднос. — Пусть на камбузе разведут огонь, нам всем надо позавтракать.

— Слушаю, сэр!

Матрос мгновенно исчез, и Родни на миг позавидовал ему: парень выглядел свежим и полным сил, тогда как сам Родни, презирая себя за слабость, осознал наконец, что крайне утомлен. Но тут он вспомнил, что уже третью ночь проводит без сна, а значит, его усталость все-таки имеет веские причины.

Он взглянул в направлении «Морского ястреба». Корабль уверенно приближался, хотя скорость его уступала скорости «Святой Перпетуи», которая шла на попутном ветре. Родни хотел спуститься вниз, чтобы осмотреть корабль как следует, но знал, что пока не может никому передоверить штурвал. Кроме того, каждый человек был нужен, чтобы управлять парусами.