Мэгги выбрала кресло в углу библиотеки. Уютное место, скрытое от дневного света и посторонних глаз, показалось ей идеальным для того, чтобы хоть ненадолго спрятаться от царившей в доме леди Барлоу безумной суеты.

С тех пор как их с Джеймсом застукали — в буквальном смысле на месте преступления, — прошла неделя.

— В твоем духе, Мэгги.

Она прошептала эти слова и поморщилась, хоть и понимала, что они справедливы. Она вечно создавала себе ненужные трудности, а теперь вот ей удалось и вовсе скомпрометировать себя настолько, что положение заставляло ее выходить замуж. Мэгги тихо вздохнула. Последние семь дней показались ей годами. Сплошные приготовления и планы: приготовления, связанные со свадебным платьем, и планы относительно скорого венчания.

Бракосочетание намечалось через две недели. Леди Барлоу сама назначила дату. Эта женщина была почему-то абсолютно уверена, что их совокупление в ее доме наверняка принесет плоды, и уверяла, что никакого скандала вокруг рождения ее внучатого племянника или племянницы не будет. А что до пересудов относительно столь скороспелой помолвки, то все моментально уляжется, когда дело будет сделано. К моменту же рождения ребенка — если таковой появится — об этом все и думать забудут.

Мэгги же терзали мысли о том, что вся эта суета создана ради защиты ребенка, которого, возможно, и не будет. Правда, она тут же одергивала себя, вспоминая о том, что второй причиной являлась ее репутация.

Впрочем, в последнем Мэгги не была до конца уверена, хотя, вполне возможно, тем самым допускала ошибку. В конце концов, не считая пастора Френсиса, с кем из общества она встречалась? Она не выходила в свет, где ее могли бы унизить ехидными перешептываниями за спиной о том, что ее якобы застали за непристойным занятием.

По крайней мере так было раньше.

О неделе, прошедшей с тех пор, как леди Барлоу и Джеймс решили вопрос о свадьбе, Мэгги думала с некоторым раздражением. Внезапно она оказалась в центре внимания. Ее стали водить с бала на бал, с одного званого вечера на другой, не говоря уже о походах в оперу и прочих светских развлечениях. Иначе говоря, они с Джеймсом появлялись везде, где только могли, с одной лишь целью: их должны были видеть вместе. Леди Барлоу объясняла это тем, что теперь важно демонстрировать полную невозмутимость, не выказывая при этом ни малейшего стыда, давая понять, что стыдиться им нечего; кроме того, общество должно видеть, что теперь Мэгги находится под защитой своего будущего мужа и скоро станет леди Рэмзи.

Мэгги тяжело вздохнула. Она не могла поверить, что в течение столь короткого времени жизнь ее изменилась в корне. Изменилось буквально все. Даже ее взаимоотношения с Джеймсом были теперь не теми, что прежде. Если прежде, еще до помолвки, он часто навещал ее в доме своей тетушки, часами беседовал с ней и леди Барлоу, смеялся, играл в карты, то с того судьбоносного дня она почти не видела его. По-настоящему поговорить с ним Мэгги удалось лишь однажды, да и то совсем не о том, о чем бы ей хотелось.

Разговор Джеймс начал с того, что потребовал от нее немедленного прекращения работы для «Дейли экспресс». Если говорить точнее, он заставил Мэгги написать мистеру Хартвику письмо, информирующее его о том, что Г.В. Кларк уходит на покой и в дальнейшем статьи писать не будет. Затем он проследил за тем, чтобы Бэнкс передал письмо по назначению. Когда же лакей вернулся с запиской обескураженного издателя, просившего объяснить причину и умолявшего Г.В. Кларка передумать, Джеймс также проследил за тем, чтобы она написала свои извинения и подтвердила отказ. Джеймс, конечно, воздержался от того, чтобы прямо приказывать ей, однако пожелания его выглядели именно как приказы. «Неужели таков удел жены?» — с горечью думала Мэгги.

Пока они ожидали Бэнкса, Джеймс сказал, что слуги ее, естественно, будут приняты на работу в их доме. Он сказал, что они будут ее личными слугами и у них всегда будет крыша над головой. Собственно, он-то собирался перевести их в свой дом уже сейчас, но леди Барлоу была против. Раз уж все они составляют штат личной прислуги Маргарет, то должны остаться со своей госпожой и разделить хлопоты, связанные с ее венчанием. Мэгги же тетя Вивиан с глазу на глаз сообщила, что прекрасно понимает: для девушки все эти люди — как семья, и наверняка ей будет приятно их присутствие и их поддержка до самого дня венчания. Мэгги была искренне благодарна леди Барлоу за ее проницательность и заботу. Мэгги чувствовала себя уютнее, когда и Бэнкс, и Мэри, и остальные ее слуги были рядом; это создавало ощущение домашнего очага.

Следующей затронутой Джеймсом темой стало состояние дома Джеральда. Он проинформировал Мэгги, что ремонтные работы почти завершены, заставив ее лишний раз виновато покраснеть, ибо сама она даже не поинтересовалась этим. Джеймс предположил, что дом ей целесообразнее всего будет продать и вложить деньги так, чтобы они приносили прибыль; тут он оставлял ей полную свободу действий, она сама могла принять решение, куда именно вкладывать средства.

Такое внимание с его стороны, видимо, должно было дать Мэгги ощущение счастья или по крайней мере удовлетворения. Она знала, что многие женщины чувствовали бы себя именно так, сложись их судьба подобным образом. Но… Но…

Мэгги печально вздохнула. Она понимала, что должна испытывать благодарность, но ей требовалось большее. Она хотела мужа, который любил бы ее и лелеял. Ей было нужно, чтобы Джеймс любил и лелеял ее.

Впрочем, какие глупости! Откуда столь нелепые желания? В конце концов, разве она его по-настоящему любит? Вопрос этот не давал ей покоя. Любит ли она его? Боже, разве она настолько глупа, чтобы влюбиться в этого человека?

Заставив себя сделать глубокий вдох, Мэгги решила остановиться на чем-то среднем: он ей нравится. Это она готова признать. Похитив ее и выказывая свою властность и решительность, действовал он лишь из лучших побуждений и вел себя как истинный джентльмен. Даже имея над ней полную власть и принимая за публичную женщину, он не пытался воспользоваться ситуацией, дабы удовлетворить свои желания и инстинкты. Ну, конечно, между ними возникла та сцена в библиотеке Рэмзи, однако нельзя сказать, что именно он попытался овладеть ею. Мэгги сама проявила инициативу в тот самый момент, когда Джеймс заколебался. Возможно, истина заключалась в том, что Мэгги сама его соблазнила.

Эта мысль пришла неожиданно. Мэгги никогда раньше не помышляла о себе как о соблазнительнице, однако ведь именно она прижалась к губам Джеймса тем первым, жарким поцелуем. Да, именно она соблазнила его. Такой поворот событий показался ей очень интересным. Она соблазнила его. «Какая я, оказывается, порочная девушка», — весело подумала она, находя сделанное открытие совершенно удивительным. И странным. Если она смогла соблазнить Джеймса, возможно, она сможет заставить его и полюбить себя?

Она все еще тешилась этой мыслью, когда дверь библиотеки открылась. Мэгги обернулась. Вошел Джеймс, огляделся, и сердце ее затрепетало. С того последнего вечера их плотской любви он почти не попадался ей на глаза. Она подозревала, что леди Барлоу нарочно предпринимает все меры, чтобы до свадьбы они виделись как можно реже. Иного объяснения тому, что визиты Джеймса — ранее столь частые и продолжительные — в последние несколько дней почти прекратились, Мэгги не находила.

Тот день, когда он заставил ее отправить на покой Г.В. Кларка, стал, пожалуй, единственным исключением, однако рядом все время находилась леди Барлоу, и ни о каких доверительных беседах и речи быть не могло. Поэтому видеть его сейчас одного, без следующей по пятам тетушки, было для Мэгги чем-то вроде сюрприза. Видимо, от неожиданности она издала какой-нибудь возглас, а может, произвела движение, вызвавшее шорох ее платья; суть в том, что Джеймс тут же оглянулся и тепло посмотрел на нее.

— Вот вы где. — Закрыв за собой дверь, он прошел через комнату и, взяв ее за руку, учтиво помог подняться. Затем произнес: — Надеюсь, миледи наградит поцелуем того, кто скоро станет ее мужем?