Дэнни захлестнули волнение и предвкушение. Помогая одеваться, Регина долго и подробно перечисляла, что она должна и чего не должна делать на балу. Но сейчас замысловатые правила этикета вылетели у нее из головы. А потом ее ошеломили длинная вереница карет, подъезжающих к парадному подъезду, яркие краски, огни, пышные бальные платья, блеск паркета в огромном зале. Ничего подобного она никогда не видела.

Должно быть, у нее непроизвольно открылся рот, потому что Джереми зашипел ей на ухо:

— Перестань делать вид, будто впервые на балу! Сегодня ты леди, привычная к светским развлечениям.

— Да я-то… — начала она, глотая слоги, спохватилась, закашлялась и продолжила, как истинная аристократка: — …редко бывала в обществе — еще совсем недавно я училась в пансионе.

— Это Реджи тебя научила так отвечать?

Дэнни покраснела.

— Да, и многому другому.

— Но зачем? — чуть не застонал Джереми. — Мы же договорились, что ты будешь молчать.

Она пожала плечами:

— Но ведь может оказаться, что мне понадобится что-нибудь сказать.

— И ты такого наговоришь!.. Нет, дурацкая идея. Похоже, я спятил, иначе это не назовешь. Это все ты виновата!

Дэнни вздрогнула, не понимая, с какой стати и в чем ее обвиняют.

— Как это, приятель?

— Меня так тянет к тебе, что я просто не могу думать ни о чем другом.

У Дэнни опять приоткрылся рот, щеки запламенели. Колени задрожали, где-то внизу живота возник тянущий холодок, и ей представилось, как они кружатся по залу совсем обнаженные…

Зачем он говорит ей все это? Почему от его слов на нее нападает слабость? Особенно теперь, когда она в центре всеобщего внимания?

Реджи придвинулась ближе и шепнула:

— Не придирайся к ней, Джереми. Это ее звездный час. Смотри, что она с ними сделала!

Дэнни огляделась. И вправду, музыка еще играла, но все танцующие замерли, отовсюду на нее смотрели. Она покраснела еще гуще. Джереми снова застонал.

— Я же предупреждал: она произведет фурор, — втолковывал он кузине.

— И я рада, что ты не ошибся. Если ты еще не заметил, Эмили здесь и сейчас мечет молнии в нашу Дэнни.

— В нашу Дэнни? С каких это пор она наша?

— А ты как думал? Нашел ее ты, но помогла ей засиять во всей красе я, дорогой. Хватит смотреть на нее так, будто ты сердишься. Ты же влюблен, помнишь? Играй свою роль. Или показать тебе, как это делается?

Джереми закатил глаза, но невольно улыбнулся. И предупредил Дэнни:

— Нас заметили — сейчас хлынут лавиной. Если можешь промолчать — молчи. «Да», «нет», «приятно познакомиться», «всего хорошего» — и все! Так будет лучше. И почаще кивай головой, словно поддерживаешь разговор.

Насчет лавины Джереми не шутил. Двое гостей вскоре не справились с любопытством и подошли здороваться, а за ними своей очереди ждали еще человек двадцать. Регина Идеи вновь доказала, что прекрасно знает людей. Она сама отвечала на все вопросы, сама предупредила гостей о сорванном голосе и подвернутой ноге, как и собиралась, Дэнни оставалось только улыбаться и протягивать руку для поцелуев. Несколько самых настойчивых новых знакомых сумели вытянуть из нее пару слов, надеясь похвастаться в разговоре с друзьями: «А со мной она даже поговорила!»

Запоминать фамилии и имена Дэнни не пыталась — встретиться с этими людьми вновь она не рассчитывала. Она ловко играла роль юной леди, только что вышедшей из пансиона и случайно познакомившейся с Джереми Мэлори, который уже всерьез задумывался, стоит ли и впредь оставаться холостяком. Дэнни перевоплотилась в Даниэллу Лэнгтон, дальнюю родственницу Келси.

Разумеется, кое-кто из гостей тут же вспомнил, как Келси оправлялась после трагедии. Говорили, что ее мать застрелила ее отца из-за карточных долгов, а потом покончила с собой. Но вскоре выяснилось, что оба погибли случайно, потому произошедшее стали деликатно называть трагедией.

Вслух об этом никто не вспоминал, но свет решил, что Дэнни Лэнгтон приходится Келси родственницей по линии ее родителей, предположил, что Дэнни уже помолвлена с Джереми и принадлежит к его семье. Несколько пожилых джентльменов были готовы поручиться, что встречались с ней раньше, но Регина без труда объяснила этот феномен:

— Если о чем-то часто слышишь, начинаешь этому верить и думать, будто всегда это знал.

Джереми успокоился и перестал хмуриться, особенно когда убедился, что на все вопросы у Регины готов ответ. Какой-то миловидный юноша подошел к прекрасной незнакомке снова, должно быть, прослушав пассаж о подвернутой ноге. Дэнни точно знала, что ей представляли его, но фамилию не помнила.

Он сверкнул ослепительной улыбкой.

— Леди Даниэлла, имейте в виду: я застрелюсь, если вы не оставите мне первый танец.

Отвечать Дэнни не пришлось: Джереми не дал ей ни малейшего шанса.

— Ничего подобного вы не сделаете, Фаулер, об этом я позаботился заранее. Леди не будет танцевать ни с кем, кроме меня. Всего хорошего.

Джереми так грозно хмурился, что Фаулер не посмел возразить и поспешно удалился.

После того как толпа разошлась и Дэнни опять осталась наедине с Джереми, воздух в зале загудел от пересудов. Но Дэнни прекрасно справилась с ролью и теперь ликовала.

— Хочешь попробовать потанцевать? — спросил он через несколько минут, убедившись, что их никто не слышит.

— И испортить удачную комедию?

— Ради чего тогда я кружил тебя по гостиной Реджи битый час? Если и споткнешься, не беда: все помнят, что у тебя болит нога. Что в этом сложного? Просто позволь повести тебя.

Попробовать Дэнни очень хотелось. Она уже поняла, что танцевать приятно. Поэтому она кивнула, и Джереми повел ее на середину зала. Вскоре Дэнни забыла, где она находится и кто на нее смотрит.

Его пальцы были крепкими, ладони горячими, кожа чуть шершавой. Дэнни задумалась о том, какая кожа у Джереми на всем теле. Желание выяснить это было почти нестерпимым. Перед глазами вдруг возникла уже знакомая картина: они кружатся по залу, она крепко обнимает его ногами, оба совершенно голые, ее наполняет и музыка, и Джереми… о Господи!

— Что такое? — встрепенулся Джереми, услышав, как она тихо ахнула.

— Пустяки, — солгала Дэнни, решительно отогнала непристойные видения и спросила: — А тот парень — он что, всерьез решил стреляться?

— Нет, разумеется. Уверен, то же самое он говорит всем юным леди. Даже такая грубая лесть бывает очень полезна. Но я предпочитаю говорить правду, и если ты в ближайшем времени не станешь моей, я точно застрелюсь.

Дэнни растерянно заморгала, а потом расхохоталась.

— И это, по-вашему, правда?

— Ну, не совсем, но в общих чертах. Я уже в отчаянии, дорогая.

У нее перехватило дыхание. В его глазах отражалось не только отчаяние, но и обжигающая страсть, готовая выплеснуться наружу. Дэнни потупилась, опасаясь немедленно поддаться искушению.

Чтобы сменить тему, она спросила:

— Кто научил вас танцевать?

— Первый помощник моего отца. Дэнни насмешливо приподняла бровь.

— Первым помощником вашего отца была женщина?

— Нет, Конрад Шарп по прозвищу Конни — шестифутовый, огненно-рыжий шотландец. Если бы ты видела, как он целый час притворялся женщиной, чтобы научить меня вести в танце, ты бы лопнула со смеху!

— Воображаю! — засмеялась Дэнни.

— Но я-то знаю: учить меня ему было не так приятно, как мне — тебя.

Дэнни вспыхнула:

— Джереми, ведите себя прилично!

— Ни за что! — шепнул он ей на ухо.

И он принялся сыпать шутками и усердно смешить Дэнни. Он оказался отменным танцором и был сегодня неотразим — нет, он всегда выглядел превосходно, но сегодня, в черном облегающем фраке — особенно. Танцуя с ним, Дэнни чувствовала себя любимой, ей казалось, будто ее место — здесь, в этом зале. Давно она так не веселилась. Отрицать это Дэнни даже не собиралась. Если Джереми сегодня только изображал пылкую влюбленность, то Дэнни начинала догадываться, что ей самой незачем притворяться.

Джереми и вправду успокоился, с каждой минутой все лучше играя свою роль, но происходящее ему совсем не нравилось. Единственным светлым пятном вечера казалась искренняя радость Дэнни. За это Джереми не сердился на нее. Просто не желал ни с кем ее делить.