Значит, три условия «морального поведения»: 1) решительность, 2) осознанность, 3) честность. И все. Теоретически я готов признать вполне моральным и жулика, и лжеца, и предателя, хотя практически у них вряд ли получится (но может и получиться, я не исключаю). Сейчас объяснюсь.

Решительность — это просто наличие некоего кодекса, которому следуют в большинстве ситуаций… Любого кодекса. Вообще любого. «Между первой и второй бутылкой водки я гоняю жену топором по квартире». Нормально. Тоже правило. Ему только надо следовать, и желательно точно… То есть не гонять жену в трезвом виде, а между первой и второй — гонять сугубо жену, а не, допустим, соседа.

Некоторая повторяемость действий, имеющих характер ритуала, не диктуемая сугубо желанием или приказанием. «У нас есть такой обычай». Точнее и лучше, конечно, звучит вот так — «у меня есть такой обычай». И я обычно ему следую, даже если не очень хочется… Не хочется отдавать взятое в долг — отдаю. Не хочется бить морду Васе — бью. Не хочется вставать с постели — встаю, и т. д. Решение — это когда не только «хочется», «необходимо», «ломает», но и что-то еще. Понятно, что наркоман в ломке или алкаш в запое вряд ли принимает решения о дозе номер такой-то, но само желание дойти до жизни такой — в некоем роде решение.

И это, конечно, не следование приказу.

То есть первый пункт отсекает две категории — рабов и животных. «Захотелось поесть», «захотелось испытать оргазм», «захотелось убежать», «захотелось спать» — вся это детерминация-из-нутра, как оную именовал Библер, к решению отношения не имеющая. Решение, это когда можно и не решать. А если хочется есть — как не есть-то? Надо есть. И вот если только природные нужды, о моральности речь не идет. А вот «делать гадости» — вполне может пройти этот тест, ибо природной необходимости к ряду гадостей не существует.

Пункт номер два — осознанность. Всего-навсего способность выписать на бумажку свои правила. Те самые — любые правила, которые не суть природа. То есть понимать, как ты функционируешь. Инструкция по эксплуатации самого себя, скажем так. Тест на рефлексию, на ее минимум. Отсекающий законченных дураков. Ибо чтобы совершенно себя не знать («ах, я такая загадочная», ««накатило, ну и это… того») — надо быть законченным.

Главный пункт — третий. Отсутствие двойных стандартов. Верность собственному выбору, каким бы он ни был. Все! То есть свое действие ложится на ту же оценочную шкалу, что и действия окружающих. Как к себе, так и к ним.

Вполне могу счесть моральным человека, предающего друга за 100 тысяч долларов, если он считает вполне нормальным такое же отношение и к нему. Типа: «сдал меня Петруха на смерть, ну да кто не сдаст — за двухкомнатную квартиру-то?». Он может после этого не любить Петруху, но не осуждает его перед лицом гипотетического третьего-высшего, к чему и сводятся все моральные осуждения.

Правда, такие стоики — редкость. Обычно предатели сами будут возмущаться «Петрухой».

Сатанист, приносящий жертву, может быть омерзителен эстетически. Аморальным же его делает только одна особенность, если она есть — неготовность стать жертвой. Если сатанист группы Альфа, которого сейчас будут резать словившие его сатанюги группы Бета, вполне это принимает как норму, он вполне хороший человек (скажем корректнее — у меня к нему нет никаких нареканий морального плана, что, конечно, не исключает не любовь по иным причинам, к морали отношению не имеющим). Морально безупречен будет урка, который после обчистки его квартиры поднимет стопку с пожеланием — «ну, чтобы пацанов не словили!». Я даже готов допустить, что теоретически идеальный сатанюга и идеальный урка где-то водятся. Правда, сомневаюсь в большом количестве их сугубо практически… Еще раз: вся претензия к этим товарищам сводится лишь к двойному стандарту, и только. Не будь двойного стандарта — все хорошо.

Любой человек решительный, рефлексивный и без двойных стандартов — хороший. Как бы так шокировать, чтобы было понятно? Ну, скажем, досталась человеку парализованная бабушка. Он попытался ее куда-то сбыть — не взяли. Ну он плюнул, и ее уморил. Отравил, например. Теперь вопрос — он морален? Морален в том случае, если, став немощным стариком, первым делом попросил себе яду… Последовательность и честность — и все.

Отсюда примерно понятно, кого я считал бы сволочью. Непоследовательных. Нечестных. Не к людям даже не честных, это-то можно — а к самим себе, наедине с собой и гипотетическим Богом. Среди любителей морально осуждать окружающих таких будет немало, да ведь?

Что еще? Совершенно морален фундаменталист, живущий по шариату. И либерал, живущий в обществе потребления. Но лучше им не встречаться на одной территории. Встретятся — подерутся.

Два хороших человека. Жалко будет.

Сильный великодушен хотя бы в силу того, что сильный, доброта тут может быть не при чем. Просто он «может себе позволить». По формуле «чего бы вы тут, дурачье, без меня-то, а?» С очень большим снисхождением… Дурачье может себе позволить те косяки, на закрытие которых у сильного, в принципе, всегда найдется ресурс. Его добродушие — как следствие избытка ресурса. Отливаемое, в случае настоящего босса, в харизматичный фирменный стиль, собранный вокруг этого снисхождения к неизбывному лоховству округи. Стиль же, собранный вокруг понта, гордыни, «да я того знаю», «да это видел» — удел скорее слабого, и по настрою слабого, и по ресурсам. По-своему это тест на прирожденное начальство, подлинное начальство — отсеивающее случайных людей, ключевых шестерок, халифов по доверенности и прочую шушеру. Подлинное начальство великодушно, склонно к заигрышам в демократизм… ибо, повторяюсь, может себе позволить и не такое, не теряя себя. Утешьтесь, если «обижает начальство». Шушера это, а не начальство… Подлинное начальство эксплуатирует человека так, что тот этого особо не замечает. Или повизгивает от радости. Или принимает как закон природы: снег идет, Петр Петрович сказал — явления одного порядка.

«Что про меня думает вон тот человек?» — спрашивают. Ну как объяснить, что тот человек, даже если чего-то про тебя и думает, не очень-то понимает, что именно? Не прикольно ему — лишний раз про тебя понимать. Вообще понимать не прикольно. Другие у него по жизни приколы. И его самого понять невозможно. Как там было у классиков? «Как понять то, что само себя не понимает?». Применительно к таким людям вопрос, что он думает, выглядит, по меньшей мере, странно… Описывать их уместнее в режиме стимул-реакция: как он себя поведет, если ему рассказать анекдот? а если не смешной анекдот? а ежели денежку показать? а две?

Один интересный человек все время ругал «моралистов», я немного не понимал — чего он? Пока не понял тут, что он имел в виду. Не моральных людей, конечно. А породу, которая с точки зрения одного адата, то есть содержательных установок, вполне себе произвольных, берется судить иную традицию, иную конвенцию. «Ах, она изменяет мужу», «ах, он предал друга», «ах, он забыл про мать» и прочее. Мораль — прежде всего существование без двойного стандарта. Рискну огрубить: все, что без двойного стандарта, уже морально. Моралисты обычно ополчаются на вполне моральных людей, просто иного типа. То есть они, прежде всего, дураки и вредные. Ну вот и зачем — любить вредных дураков-то?

К морали, кстати, подобного типа морализм отношения не имеет. Вообще. Отсутствие или присутствие у тебя двойного стандарта вообще никак не коррелирует с твоей склонностью посудить ближнего своего. Вредный дурак может быть как хорошим, так и плохим, если брать определения в их моральном значении.

Немного спохватился — а как я сам? Вот когда сужу каких-то уродов-то, русского интеллигента колбасой не корми — дай посудить уродов. Есть уроды-для-меня, и уроды-вообще-по-Канту, я понимаю, что это разные группы, и первая, конечно, много шире. Я это понимаю. И как-то маркирую. Мало ли кого я не люблю… Очень многих хороших людей — прямо-таки ненавижу (они же, ненавидя меня, радуются, что не любят подонка). Я проще. Я просто не люблю многие группы вполне хороших людей. Но все они вполне себе ничего как люди. Хороших людей вообще больше, нежели плохих, вот.