Я просительно уставилась на князя, ненароком приметив широкий размах собольих бровей, хищный изгиб губ и высокие скулы, будто вытесанные из куска белого непрозрачного льда.

— Не велю, — согласился колдун. — Пока не велю. А там посмотрим.

Он отвернулся от меня, моментально потеряв всякий интерес, и равнодушно кинул в сторону:

— Михай, бери ее в седло, нам нужно спешить.

Мне показалось или толпа испуганно ахнула, когда малорослый вояка стал подступаться ко мне, широко разведя руки? Ага, держи карман шире! Таким манером можно курей ловить, а не взбалмошных девиц на коня загонять.

Я отпрыгнула, сбив одного из стрельцов. Воришка, почуяв послабление, рванулся изо всех сил и юркнул в толпу. Народ улюлюкал, подбадривая то ли меня, то ли служивых, преследующих беглеца, то ли неловкого романина. А я повела себя точно как всполошенная наседка — носилась на свободном от зрителей пятачке, пытаясь протиснуться на волю, вырваться, убежать. Только что не кудахтала. Противный Михай следовал за мной по пятам, выкрикивая романские ругательства. Затылок обожгла острая боль — то противник схватил меня за косу. Я взвыла и послушно последовала к лошади. Вот уж отольются кому-то мои злые бессильные слезы! Уже с седла я попыталась пнуть дружинника и чудом заехала ему в ухо под радостный гогот толпы. А правду говорят — сладка отместка. Думаю, если б не зрители, быть бы мне нещадно битой униженным малоросликом. Усевшись позади и придерживая меня за талию, он зло прошептал:

— Как господарь с тобой натешится, себе заберу. Если что останется…

— Если что от князя останется, забирай, — великодушно согласилась я.

— Вот ведь девка — огонь! — прокричал кто-то из толпы. — Ты покажи тем вахлакам, где раки зимуют!

— А если заобижают, сразу по сусалам! Знай, стало быть, наших!

Как все-таки переменчива толпа — то «ведьма романская», то своя в доску. С такими вот напутствиями я в дорогу и отправилась. Мы с моим невольным попутчиком оказались где-то в хвосте колонны. Со своего места мне было видно только черную спину князя, возглавлявшего отряд. Одной рукой Михай удерживал поводья, другой намертво вцепился мне в бок, сам молчал, только сопел обиженно. Когда мы проезжали рыночную площадь, я попыталась высмотреть кого-то из своих. Жадно искала взглядом каланчу Зигфрида или мощного Ванечку, пробирающегося с дядюшкой на пузе через торговые ряды. Все было напрасно.

На центральной площади тоже толпился народ. То ли тут всегда так, то ли по случаю представления женихов зрители набежали. На лобном месте глашатай надрывается, охрип совсем — видно, не в первый раз за сегодня княжий указ зачитывает:

— И сим высочайше повелеваю…

А ведь интересно, ёжкин кот! Это ж получается, я в самом центре событий нечаянно оказалась. Вот так прям и вижу: годков эдак через пятьдесят я, седая, согбенная старушка, рассказываю внучатам, как сама лицезрела выбор женихов. А внучков я планирую где-то с десяток минимум — чем больше слушателей, тем бояну приятственней. Эх, дожить бы!

Движение нашей колонны слегка замедлилось. Судя по всему, мы направлялись во внутренний двор княжьего терема. Ну да, это ж не какой-нибудь Петька с Залещиков на печи свататься прикатил, а сопредельный князь в гости пожаловал. И чего мне это внутрь совсем не хочется?

— Слышь, паря, — решила я замириться с обидчиком. — Может, отпустишь меня подобру-поздорову? Знак свой нагрудный князь возвернул… Пощади девицу, мил человек.

Михай только хрюкнул глумливо мне в затылок:

— Тоже девица выискалась! Кошка ты дикая…

По шее под волосами пробежал морозец. Да никак мой охранник с поцелуями пристроился! Я уклонилась и зашипела:

— Не замай! Совсем стыд потерял?

— А знаешь, как мой господин поступает с непокорными? — мечтательно проговорил Михай, перехватывая меня так, что хрустнули ребра. — Он посадит тебя на цепь, пока не станешь мурчать, как домашний котенок.

— То-то у вас, романцев, игрища затейные, — трепыхалась я. — Да только на любую цепь кусцы сыщутся!

И тут я высмотрела свое спасение. Из толпы на меня пялились хитрые глазищи давешнего воришки. Пацан вовсю пытался привлечь мое внимание, семафоря из-за толстого бока какого-то купчины. А чего, можно попробовать.

— Насильничают, люди добрые, — уверенно завела я во весь голос, засаживая Михаю локтем в живот.

Дружинник удивленно охнул, разжав на минуту тиски рук. А мне только того и надо было.

— Речами непотребными меня, невинную девицу, смущать вздумал, — орала я, спрыгивая с коня. — А еще за причинное место щипался! Показать?

Толпа предвкушающе застыла, когда я, путаясь в полах, стала задирать свой зипун. Михай соскочил следом, выхватывая из-за пояса нагайку. Это он зря. Не любят у нас в Рутении, когда баб бьют. А пуще всего сами бабы такого не потерпят. Поэтому малорослик сперва схлопотал лотком от разносчицы, потом увернулся от прямого удара в голову корзиной, которым его попыталась наградить пожилая горожанка. Свист нагайки захлебнулся — выбили у воина его оружие. А дальше случилась куча-мала. Визг, крики, ошметки во все стороны. Да, такие здесь женщины — и коня на скаку остановим, если надо будет, про горящие избы я вообще молчу — войдем и не заметим.

Кто-то схватил меня за рукав и потащил прочь от потасовки. Улочки, переулки, чужие захламленные дворики мелькают, будто кто-то книжку с картинками наскоро перелистывает. Уф, кажись, все. Пытаясь отдышаться, я прислонилась к дощатому забору.

— Глеб, — протянул руку воришка.

Ну надо же, какие имена знатные у столичных крадунов, любому боярину впору.

— Лутоня, — ответила я солидно, сжимая ледяную ладонь.

Парнишка откинул волосы со лба.

— Так это… Пошли, дело тут есть.

— Прощенья просить не будем?

— За что? — ощерился пострел. — За покражу? Так то работа у меня такая, как говорится, ничего личного.

Я пару мгновений подумала и коротко, без замаха заехала Глебу в зубы. Сразу полегчало.

— Натура у меня такая, — сочла нужным пояснить, с удовольствием наблюдая, как тот схватился за лицо. — Обязательно надо на ком-то отыграться.

— У-у-у, ведьма! — Парень сплюнул себе под ноги кровавый сгусток.

— На правду не обижаюсь. Теперь мы квиты, проваливай. Если б не ты, моих неприятностей было бы ровно вполовину меньше.

Шаромыжник потирал подбородок и выпускал носом пузыри, но не уходил.

— А ты в личинах мастерица? — спросил, заискивающе заглядывая в лицо.

— А то, — подышала я на костяшки пальцев.

Ёжкин кот, холодно-то как. И главное — всю экипировку в своих кувырканьях посеяла. Где мои рукавицы справные и шапчонка, мехом отороченная? Ау! Нетути. Эдак я при следующем кульбите и последней одежи лишусь. Я поднатужилась, сплетая морок из стелящейся поземки, случайных солнечных зайчиков, отбитых оконными стеклами, и серых теней, клубящихся в ближайшей подворотне. Бабушка могла бы мной гордиться. Притом что нити судьбы мне неподвластны, справилась я неплохо. Восхищенный возглас Глеба был тому подтверждением. Я повела плечами, привыкая к старой личине, и спросила ломким мальчишеским голосом:

— Глянь, щербинка у меня на переднем зубе имеется?

Собеседник кивнул. Ну, значит, признают меня на постоялом дворе. Надо бежать к нашим, авось гуртом придумаем, что дальше делать да куда скрыться.

В начале улицы появилась фигура прохожего. Глеб засуетился, толкнул одну из досок забора. Та со скрипом отошла, и воришка юркнул в образовавшуюся щель, поманив меня за собой. В таких местах я еще не бывала. Этот дом был заброшен много лет назад, слепые покосившиеся окошки и облупившиеся стены были тому подтверждением. Под ногами хрустел хозяйственный мусор — рассохшиеся дверные рамы, мебельные деревяшки, осколки посуды. Усталость навалилась неожиданно — видать, кураж отступил, оставив после себя пустоту. Эх, сейчас бы к бабушке в Мохнатовку, прикорнуть под теплым печным бочком, взвару сладенького похлебать… Опасаясь пропороть себе ногу каким-нибудь ржавым гвоздем, я пробиралась через эти рукотворные курганы. Мы уселись на крыльце, укрывшись от ветра. Внутрь руины я решила не соваться, не хватало еще, чтоб перекрытие какое на головушку упало. И так вон перед глазами все кружится, да и тошнота подступила — видно, дорого мне последняя волшба далась.