Студент оживал на глазах:

— Хозяюшка, мне б поесть чего…

Я улыбнулась:

— О времена, о нравы! Куда подевались комплименты и куртуазное обращение?

— Да ладно язвить, Лутоня. Мы с тобой теперь братья по оружию — вместе кровь проливали, — озорно блеснули серые глаза.

Я быстро сообразила обед. Снедь нехитрая, но питательная — рассыпчатая гречаная каша, большой кус масла, свежий хлеб и цельный жбан яблочного сидра. Зигфрид нашел в себе силы подняться и сесть к столу. На еду накинулся так, будто его седмицу не кормили.

— А что за шедевр таксидермизма пытался меня убить? — задал он вопрос, когда на столе уже ни кусочка съестного не осталось.

— Чучело гигантского муравьеда, — ответила я, честно округлив глаза. — Тебе еще повезло: говорят, взрослый муравьед может одним ударом выпотрошить ягуара или крупную собаку. А у тебя там, тьфу, царапины.

— Никакого везения, — парень провел пальцем по переносице, — у меня кожаная прошивка в камзоле, лучше кольчуги защищает. К тому же настоящее животное должно весить больше набитого соломой чучела… А очки мои ты не видела?

Вот незадача! Я пошла осматривать место боевых действий. Очки отыскались на обочине под кустом сорной травы, и даже неповрежденные. Прихватив заодно камзол и многострадального Мурзика, вернулась в дом. Зигфрид стоял у окна и, щурясь, рассматривал кусочек пергамента, извлеченный из пасти муравьеда. Я выхватила заклинание и спрятала его за пазуху:

— Не суй нос, куда не просят!

Парень осоловевшим взглядом уставился в мою грудную клетку:

— Так это же… Мы же учили…

— Просто забудь, понял?

На лице студента читалась борьба двух чувств — любопытства и самосохранения. (Что-то слишком долго он думает…) Я уже прикидывала, как бы понатуральнее предложить ему причесаться. Но тут на пороге появилась бабуля, и всем сразу стало не до того.

За время, что мы не виделись, ведьма как будто помолодела и чуточку усохла. С первого взгляда и правда могло показаться, что в дверях подбоченясь стоит юркая девчонка.

— Так, так… — злобно сверкнули глазки маленькой фурии. — Теперь вас тут двое? А чего вы, дяденька, голый?

Ёжкин кот! А о приличиях я за всей этой катавасией и не подумала! Зигфрид молниеносно натянул драный камзол и даже поднял до ушей расшитый серебром ворот. Яга презрительно хмыкнула и, войдя в горницу, уселась на лавку. Студент покраснел. «Пора заканчивать балаган», — решила я.

— Ну все, млсдарь, как говорится, вот бог, а вот — порог… Дела у нас тут семейные… — Осторожно, чтоб не задеть раны, я подтолкнула студента к двери.

Зигфрид громко подхватил:

— Да-да, фройляйн. Премного благодарен за приют и угощение. Надеюсь на скорую встречу.

А уже на выходе шепотом продолжил:

— И ты мне расскажешь, что за бедлам тут творится.

— Всенепременно! — проорала я, захлопывая дверь, и развернулась к родственнице. — Значит, так, — коршуном налетела я на бабушку, — пока мамка не вернется, будешь меня слушаться.

— С чего это? — ощетинилась ведьма.

— Тетка я твоя, двоюродная, мамка велела за тобой присмотреть, — быстро нашлась я с ответом. — Сейчас берешь веник, тряпку и начинаешь прибирать.

Удивительно, но она меня послушалась. Оглядев разгром: осколки битой посуды, сорванные занавески и грязный дощатый пол, забурчала под нос:

— Это ж за водой опять идти… нести-надрываться… маленьких все обижают…

Отыскала в сенях коромысло и, прихватив два ведра, направилась к колодцу.

Так, это надолго — общественный колодец у нас на другом конце деревни. Надо воспользоваться освободившимся временем. Не мешкая, я достала из запечного тайника небольшое серебряное блюдце. Установив волшебную посудку на столе, я аккуратно плеснула водицы, так чтоб та оказалась вровень с краями, и прошептала заветные слова: «Блюдечко непростое, яблочко наливное…» Вода пошла небольшими бурунчиками, над тарелицей поднялся пар, послышался звон серебряных колокольчиков. Я, не отрываясь, смотрела в самый центр впадины. Воду прямо на глазах стало затягивать льдом, и из бесконечной подледной глубины к поверхности поднялась тоненькая зеленокожая девица, помогая себе длинным чешуйчатым хвостом. Что-то гневно крича и выпуская изо рта пузыри, она кулачками заколотила по прозрачной преграде.

— Очень красиво! — Я наугад ткнула пальцем — руку обожгло холодом. — Давай что-нибудь попроще, мне сегодня не до зрелищ.

Лед приобрел зеркальный глянец, появилось мое отражение — растрепанные волосы, ссадина на щеке, безумный блеск карих глаз. Я улыбнулась:

— Ну вот, совсем другое дело.

— Фу, надоело замарашкой представляться, — ответила я зазеркальная. — Умываться не пробовала? На тебя ж без слез не взглянешь!

Я покраснела:

— Чего это мы сегодня без настроения? Милый друг перестал внимание обращать или соперница перцу на хвост насыпала?

Отражение фыркнуло:

— Да я с тобой позабыла, что такое личная жизнь! Только расслабишься, приляжешь, верхнюю пуговку расстегнешь, тут ты со своими вызовами: «Спаси-помоги, дорогая Иравари! Подскажи, да покажи, да сопливый нос подотри…» Я вообще не понимаю, почему я с вашей семейкой до сих пор вожусь.

Ой, какие мы гордые! А то непонятно, что демон потусторонний служит тому, кто блюдечком владеет. Накрепко его сущность к вещи волшебной привязана, и ни распутать ту ниточку колдовскую, ни разорвать.

Демоница выхватила из воздуха серебряный бокал и отхлебнула:

— Это что? Вода?!

Изображение пошло рябью. У девушки, теперь уж совсем не похожей на меня, заострились зубы, кожа на лице приобрела красноватый оттенок, а глаза с кошачьим поперечным зрачком зажглись нехорошим желтым светом.

— Заклинания вызова для чего вообще составляют?! Языком потрепать?! Блюдечко — непростое, яблочко — наливное! Где? Мой? Сидр?! — проорала Иравари, как дикая кошка по весне.

Хороший вопрос. А ответ на него только один — в тощем животе студента Квадрилиума плещется. Поди достань! Демоница, конечно, в своем праве. Немногого и просит. Поговаривают, что другие обитатели тонкого мира требуют менее безобидных жидкостей. Представив себя за сцеживанием плошки крови для каждого вызова, я аж передернулась от отвращения.

— Ну тихо, тихо… — примирительно забормотала я. — Ну не смогла… Так ведь исправлюсь. Хочешь, новое имя придумаю?

Иравари еще чуток поломалась для порядка:

— Не знаю, не знаю… Такое неуважение, такое попрание основ… А можешь?

Я на мгновение задумалась, подняв глаза к потолку:

— Мм… Лезу в узел.

Демоница задумчиво проговаривала про себя мое словотворение, тонкие губы сосредоточенно шевелились:

— Лезу в узел, лезувузел… Великолепно! Извинения приняты. А еще одно можешь?

Я усмехнулась:

— В следующий раз. Жадничать нехорошо.

Когда-то, в самом начале нашего знакомства, Иравари обмолвилась, что в их мире очень трудно придумываются имена. Мало того что демоны к созиданию по природе своей не приспособлены, так еще и важно, чтоб слово, которым называют новорожденного, читалось одинаково в обоих направлениях, было перевертышем. Именно это дает жителям тонкого мира свободу, полноту жизни, позволяет путешествовать среди отражений. Я тот разговор запомнила намертво. Время от времени забавляясь придумыванием «зеркальных слов», я радовала свою знакомицу новыми именами.

Иравари одним долгим глотком допила воду и отбросила бокал:

— Ну давай, излагай, зачем вызвала. Как обычно: три вопроса — три ответа. Только помни, мне нужны точные формулировки.

Я подобралась:

— Вопрос первый: как отменить действие волшебного гребня, заставляющего забывать?

Демоница поправила пальчиками с огромными когтями выбившуюся прядку и на мгновение задумалась:

— Гребень… память… А! Знаю эту побрякушку. В полнолуние в месте силы искупаться в росе и остричь волосы.

— Мне? — растерялась я.

— Водные процедуры — тебе, новая прическа — объекту! А чтоб ты так же бестолково не профукала третий вопрос, уточняю — под ноль, то есть налысо.