Смущение привычно смешалось со злостью, — нет, ну а что он, в самом деле, дверку не закрывает?! — и я, пытаясь отвлечься от этих эмоций и так и стоящего перед глазами образа, занялась завтраком.

Наверное, единственное женское умение, которое мама сумела мне привить: готовить я умею и люблю. Впрочем, тут уже не было разделения по полам, отец готовил не хуже, да и все мои братцы, даром что заядлые холостяки, прекрасно способны приготовить что угодно, от мяса до выпечки. Просто им (как и мне) обычно лень этим заниматься.

Инг

Зря я клеветал на Дарящих, они своё дело знали. Правда, когда я прощался со жрицей, она смотрела на меня с ласковым сочувствием, как будто не просто знала, как я дошёл до такого состояния, но и знала, что мне придётся ещё долго мучиться. А уж когда она мягко погладила меня по груди и сказала, что мне здесь будут рады, я окончательно понял, что жизнь моя в ближайшем будущем к лучшему не изменится.

С чем я угадал, так это с тем, что буду чувствовать эту землянку на любом расстоянии. Сначала она светилась относительно спокойным (для её обычного эмоционального состояния), потом это всё сменилось азартом, попеременными вспышками радости и раздражения; судя по всему, она опять развлекалась видеоиграми.

А вот потом, когда я уже подлетал к дому, азарт и радость пропали, оставив только раздражение. Причём раздражение это стремительно разрасталось, постепенно превращаясь в злость. Нормальным это состояние быть не могло, значит — что-то случилось.

Что именно, я догадался, приземляясь. На посадочной площадке стояла отлично знакомая мне авиетка, и я с тоской подумал, что день окончательно испорчен. Так всегда бывало после встреч с Марель. А учитывая, что я точно знал, о чём эта женщина могла рассказать Варваре, и вовсе успел смириться с мыслью, что придётся мне делить дом со сплошным сгустком страха и неприязни, аналогичных тем, которыми меня душила при каждой встрече Марель. Только, может быть, в меньшей концентрации.

С другой стороны, в такой атмосфере грезить этой девчонкой я окончательно перестану. Так что, может, оно и к лучшему. Но к сцене, увиденной мной при подходе к дому, я оказался совершенно не готов.

Землянка спустила Марель с лестницы. Причём качественно, без церемоний, совсем не по-женски припечатав её напоследок словами и ногой. То есть, буквально воплотила то, о чём я где-то в глубине души всё это время мечтал, но ни при каких обстоятельствах не мог реализовать. Что там, даже мысли о подобном оскорбляли Честь! Зато женщина, да ещё и чужачка, вполне могла. И, к моему удивлению и затаённой радости, сделала.

Правда, обнаружив, что у этой сцены был свидетель, Варвара продемонстрировала довольно неожиданную реакцию: она смутилась. То есть, получается, если бы я не увидел это своими глазами, о визите Марель она бы мне и не рассказала?

Наверное, впервые за те три недели, что я знал эту девочку, я подумал, что, может, напрасно я так дёргаюсь, и это задание пройдёт не так уж плохо? Одно можно было сказать точно: скучать не придётся. Об этом говорило и чутьё, и здравый смысл.

Удивлять меня землянка не прекращала ни на секунду.

Сначала была эта горячая и искренняя отповедь в адрес Марель, которую я совершенно не понял. Да, эта женщина оказалась на поверку гораздо хуже, чем я о ней думал, и порой вела себя весьма неприятно. Но ведь она говорила правду! Я действительно был перед ней виноват, и не имел права заставлять её испытывать какие-либо эмоции. Да, мне было больно, когда я обнаружил, что то, что я считал любовью, оказалось фальшивкой. Да, было очень тошно, когда она, ласково меня обнимая и воркуя что-то трогательное, внутри ощущала лишь брезгливое безразличие. Но я в любом случае не имел права так поступать. Я должен был найти другой выход, как-то иначе решить это противоречие; расстаться с ней, но совсем по-другому.

Но мне слишком не хотелось отпускать ту реальность, которая была иллюзией. И я действительно заставил её ощущать то, что чувствовал я сам. Всего один раз, но этого было более чем достаточно.

Меня помиловали, но мой дар теперь принадлежал Совету. В тот момент меня это совершенно не расстроило, и до недавнего прошлого вполне устраивало. Мне были интересны те задания, которые мне поручали. Я сумел выкинуть из головы и сердца Марель, и начал думать, что даже такое наше расставание было лучше, чем жизнь во лжи. Сегодня, наверное, был первый раз, когда Совет поступил так, как я меньше всего ожидал, и так, как мне меньше всего хотелось. Но и с этим оказалось не так уж сложно смириться.

В следующий раз Варвара шокировала меня своей совсем не женской реакцией на нападение. Никакой истерики, никаких слёз, лёгкий шок и любопытство. Даже тогда, когда она буквально выпала из двери ванной комнаты мне на руки, она была вполне в себе. Да, напугана, встревожена, расстроена, испытывала чувство отвращения, — надо полагать, к тому покойнику, — но при этом вполне отвечала за свои слова и поступки. Многие мужчины, впервые в жизни ощутив на своём лице дыхание смерти, вели себя гораздо хуже.

Крепкий травяной бальзам землянка выпила как воду, даже не поморщившись, но это меня как раз не удивило: в состоянии шока и не такое бывает. А вот когда она вдруг уселась ко мне на колени, прижавшись всем телом, и потребовала — именно потребовала, не попросила! — её обнять, в состоянии шока оказался уже я. И обнял. Хотя совершенно точно не должен был этого делать, потому что это было неправильно, неприлично и недостойно.

Она сразу перестала дрожать. Более того, я почувствовал её тёплое и какое-то поразительно спокойное удовольствие, как будто она сейчас делала что-то совершенно привычное, понятное и очень правильное. И просто не смог не ответить тем же. Это её тепло странным образом согрело и меня, хотя до этого момента я никакого холода не чувствовал.

Впрочем, отсутствие какого-либо чувственного подтекста в её действиях натолкнуло меня на здравую мысль, которая по идее должна была прийти мне в голову гораздо раньше. У землянки ведь есть трое старших братьев, и скорее всего она воспринимала меня сейчас как одного из них. Надо думать, они всегда помогали ей бороться со всеми трудностями. Может быть, именно вот таким способом; у нас подобные тесные объятья между взрослыми родственниками разного пола были не то чтобы зазорны, скорее просто не приняты. Но я точно знал, что земляне к тактильным контактам относятся спокойней, и не удивился.

Уцепившись за это предположение, я окончательно успокоился и поверил, что проведённое в компании этой девочки время не принесёт мне особых неприятностей. То, что казалось неизбежным на корабле, сейчас виделось полной ерундой, и я уже был благодарен наставнику, не позволившему мне совершить глупость. В этом состоянии блаженного и уверенного спокойствия я пребывал до утра.

Во имя Чести, ну, почему я в самом деле не закрыл эту проклятую дверь?

Взгляд землянки, который я ощущал почти как физическое прикосновение, её восхищение и сдобренное любопытством возбуждение будто вновь вернули меня в самое начало вчерашнего дня. Потому что моё тело на этот взгляд отреагировало мгновенно и совершенно однозначно. И спокойный тон просьбы стоил мне всей моей выдержки.

В итоге из душа я вышел не сразу и в настроении, весьма далёком от радужного благодушия, в котором проснулся. Варваре, судя по всему, приходилось не лучше: она смущалась, сердилась (не знаю уж, на меня или себя) и раздражённо огрызалась на любую даже самую безобидную фразу. День обещал быть сложным.

Но опять землянка отказалась соответствовать прогнозам. Стоило добраться до Монолита Воли, ближайшей из достопримечательностей, которую я планировал ей показать, и про своё смущение Варвара забыла.

Она с живым искренним интересом расспрашивала меня обо всём на свете, показав себя весьма любознательной особой. Тем сильнее это удивляло, что я чувствовал: её интерес и восторг не были поддельными, она действительно искренне восхищалась всем вокруг. И вновь вела себя совсем как ребёнок. Она заглядывала в каждую щель, то и дело пыталась забраться куда-нибудь, где стояла табличка «вход запрещён», восторженно кипела тысячами разных вопросов.