– Все-таки это ужасно, – вырвалось у Тео вопреки его намерению не перебивать больше Дауда.
– Что ужасно?
– Ребенка красть, вот что.
– Даже в том случае, если ему предстоит вырасти в знатной эльфийской семье? И он ни в чем не будет нуждаться?
– Ну хорошо, а о родителях его ты подумал? Спросил себя, что с ними будет, когда у них пропадет ребенок?
Дауд умолк, а когда заговорил снова, его гнев, к удивлению Тео, сменился унылым безразличием.
– Да, конечно. Я думал об этом. И понимал, что за такой короткий срок вряд ли найду ребенка, у которого родители садисты, алкоголики или там наркоманы – такого которого я мог бы украсть со спокойной совестью. Готовясь покинуть Эльфландию, я оказался перед страшной дилеммой. Если Устранитель заблуждается или лжет, я никогда больше не увижу мою Эрефину. Если он говорит правду, я смогу вернуть утраченное только ценою горя, причиненного кому-то другому.
«Не надо было соглашаться», – подумал Тео, но промолчал. Есть сделки, которые нельзя заключать ни под каким видом. И все-таки он испытывал некоторую жалость к тому, кто когда-то был Эйемоном Даудом. В былые времена Тео сам вытворял из-за любви разные идиотские штуки. Три холодные ночи подряд он спал в машине у дома своей бывшей подружки и мучил себя, наблюдая, как она уходит и приходит со своим новым парнем. Сознательно растравлял себя, воображая, что они делают, когда ложатся в постель. Он понимал, что любовь может довести до сумасшествия и даже до преступления, но есть же какие-то рамки. Должны быть.
– Но старый Устранитель, как выяснилось, был намного хитрее, чем я полагал. – В тихом голосе Дауда слышались отзвуки былого горя. – У него было много проектов, и он не собирался тратить такой редкостный случай ради одного-единственного. В ту же ночь, когда я лежал без сна, кто-то постучал в мою дверь. Дун в униформе – ты, думаю, с ними уже встречался – сказал, что приехал за мной. Я растерялся немного, но подумал, что это имеет какое-то отношение к нашему с Устранителем плану – что дун, возможно, опять отвезет меня к нему в гавань. Я оделся, сел в роскошный черный экипаж, и мы помчались по Новому Эревону.
Наш путь, однако, лежал не к Ису, а к центру города, в Вечер. Лишь у знакомого черного хода я понял, что меня зачем-то вызвали в дом Фиалки. Я уже бывал там – Фиалки принадлежали к семьям, которые относились к смертным если не дружественно, то терпимо.
Перед выходом из гаража охранники тщательно обыскали меня, и я впервые осознал, как обострились отношения между цветочными домами за время суда надо мной, – раньше я был занят только собой и ни на что другое не обращал внимания. Солдаты, наводнившие подворье, пребывали в полной боевой готовности, ожидая то ли штурма, то ли настоящей войны. На самом деле их, как оказалось, ждало поражение.
Дун-шофер передал меня молодому высокомерному эльфу из клана Фиалки. Тот, обращаясь со мной, как с корзиной грязного белья, препроводил меня во внутренние покои. Четверо огров обыскали меня еще раз и пропустили в библиотеку, где сидел глава семьи, Беллиус Фиалка.
Лучше всего его можно описать как представителя аристократического семейства из Новой Англии – бостонского брамина, как называли их в мое время. Для знатного эльфа он был даже ничего, довольно честен и не слишком жесток – можно сказать, либерал. Это не значит, что в ту ночь он принял меня любезно. Он был зол, расстроен и, должно быть, взбешен из-за того, что нужда и его заставляла обращаться за помощью к чужаку, к ничтожному смертному.
«Ты поделом наказан за свою наглость, Эйемон Дауд, – сказал он мне. – Не жди от меня сочувствия. Дело не в том, что я, как другие Цветы, ставлю свою кровь выше твоей – хотя ты даже среди смертных, насколько я знаю, стоял не особенно высоко. Однако мы, правящие семьи, – это тонкая стена, отделяющая наш мир от варварского прошлого. Мы просто не можем допустить, чтобы идеи смертных захлестнули нас, чтобы наши дочери становились вашими женами и дети наследовали наши дома. Ты, возможно, на это не претендовал, но ведь стоит дать палец, и тебе всю руку отхватят. Стоит проявить слабость, и мы очень скоро превратимся придаток вашего мира, а этого допускать нельзя». Вот как он меня встретил, – угрюмо хохотнул Дауд, – а ведь он относился к прогрессивным Цветам, если помнишь.
Я спросил, неужели меня везли через весь город для того, чтобы он мог лично нанести оскорбление мне и всему человечеству. Лорд вспылил, но я заметил, что он не смеет дать волю своему гневу, и не стал на него наседать. Я догадывался, что в этом как-то замешан Устранитель, а времени у меня осталось не так уж много. Ночь подходила к концу, и утром меня должны были доставить на Васильковую площадь.
Ему пришлось хорошенько выпить, чтобы взять себя в руки и открыться ничтожеству вроде меня. Если честно, ему в тот момент никто бы не позавидовал; Он начал с пространного объяснения того, что я видел у него на подворье, и я смекнул, что между семью правящими домами все обстоит еще хуже, чем я думал.
Скажу кратко: война могла разразиться со дня на день. Все прочие из семи домов либо поддерживали Чемерицу – зачинщиком, разумеется, был он, – либо не осмеливались выступить против него открыто. Только Фиалки объявили себя его противниками, и это сулило им почти верное поражение.
– А из-за чего они воевали?
– Да, это существенная деталь. Я тогда не знал причины, но ты должен ее знать, тем более что она имеет прямое отношение к моей истории. Цветочные дома передрались, скажем так, из-за разного подхода к управлению. Заварилось все в конце так называемой Второй Великанской войны – слыхал ты о ней?
– Да.
– На этой войне погибли их король и королева – не совсем шекспировские Оберон и Титания, как я выяснил позже, но полновластные правители государства. И Семь Семей как-то – я так до конца и не понял как – захватили контроль над распределением энергии, входившим в обязанности монархов. Нет, «обязанности» – не то слово... это было одной из их жизненных функций. Семеро, заняв их место, получили власть над всеми их подданными – иначе говоря, над всей Эльфландией.
Но захватили-то они, так сказать, только силовой кабель, а не сам источник энергии, или магии – того, что обеспечивает жизнь этой цивилизации. Видимо, король с королевой то ли регулировали, то ли даже генерировали эту самую магию, а у Семи Семей это не очень-то получалось. Неиссякаемый прежде источник иссяк, и пришлось им за неимением другого выхода качать энергию из живых эльфов. Все равно что питаться своими друзьями вместо овощей и фруктов, для роста которых требуются только вода и солнце. Такой способ эффективным, конечно, не назовешь. Кроме того, главы Семи Семей неожиданно для себя обнаружили, что эльфы человеческого типа способны концентрировать эту энергию в больших количествах, в то время как другие виды такой способностью не обладают...
– Да. Мой друг мне рассказывал.
– Этот факт значит очень многое. Будь у Цветов возможность использовать «низшие расы», кризис отодвинулся бы на несколько тысячелетий, а может, и навсегда. Я видел проекты Чемерицы и его сторонников – теперь это всего лишь любопытная редкость. При энергостанциях планировалось разводить собственных гоблинов и кобольдов, выращивать их, использовать, а затем выводить в расход, как в нацистских концлагерях. Но из этого ничего не вышло. Себестоимость как была, так и осталась высокой – на извлечение энергии из этих видов как раз столько же энергии и уходит. Даже взятие энергии у «высших типов» не обеспечивает нужного коэффициента, хотя они занимаются этим уже много лет! И если бы даже отдача себя оправдывала, моральная сторона всегда вызывала в народе волнения.
В ту ночь, когда я стоял перед лордом Фиалкой, все это уже не было секретом, но только он один нашел в себе мужество заявить остальной семерке, что не желает больше жить за счет порабощения других эльфов. Возможно, он думал бы по-другому, окажись их стратегия эффективной, но он уже что она лишь оттягивает неизбежный крах. Эльфийский и человеческий город схожи в одном отношении – они ба противоречат природе. И чем больше населения город скапливает в себе, чем больше применяет сберегающие труд устройства и преобразует среду ради еще большей концентрации населения, тем больше энергии он потребляет. Новый Эревон – это нечто вроде солнечной системы наоборот, где Город, вместо того чтобы давать свет и тепло, высасывает их из всего остального.