Впрочем, воздуха при всей его сладости Тео почти не замечал. Теперь, когда городские огни остались далеко позади и только серебристые фары освещали дорогу, звезды стали еще грандиознее. Они сияли, как сверхновые. Он ощущал одновременно их живое газовое свечение и их алмазную твердость, словно они были не только космическими телами, но и магическими предметами. Они наполняли небо до самых краев, куда ни глянь, и даже самые мелкие из них горели так ясно, что Тео впервые в жизни чувствовал, как мир у него под ногами плывет в сферическом море огней. И не только это. Омываемый эльфийской музыкой, с душистым ветром в волосах, он видел их как бриллианты на черном бархате ночи и даже как глаза богов.

Когда он полчаса спустя упал на сиденье, щеки у него были мокры от долгих слез.

Что-то щекотало ему ноздрю, и он проснулся, собираясь чихнуть.

– Не смей! – строго предупредила его Кочерыжка.

– Тогда отстань. – Он почесал нос и хотел выпрямиться, но этому мешала Поппи, спящая у него на руке. Снаружи было темно; обрамленные люком звезды, такие яркие по сравнению с земными, заметно померкли. – Мы что, уже проехали это, как его...

– Звездное Поле? Давно уж. Срежем край Ивняка, а там скоро и Город. – Летуница, прожужжав крылышками, села ему на колено. Насколько он мог рассмотреть при свете слабых внутренних лампочек, ей было не по себе.

«Удивляться тут нечему, – подумал он. – Ей досталось не меньше, чем мне». Но сострадание как-то не прижилось – он чувствовал себя так, будто не спал уже несколько суток.

– Зачем ты меня разбудила? – проворчал он.

– Мы скоро будем на месте, и нам надо Поговорить, пока она не проснулась.

– Чего ты на нее взъелась? Она довольно славная девочка.

– Еще бы. – Кочерыжка сердито скрестила руки на груди. – Но меня сейчас не это волнует. Надо решить, где мы выйдем.

– Как где? На этой... Родниковой площади. Где Наперстянка живет.

– Ну да – если тебе хочется знать, что бывает с плохими смертными мальчиками, которые старших не слушают.

– Старших? И ты туда же. Сколько тебе-то лет?

– Достаточно, чтобы думать головой, а не другими частями тела. Мне наплевать, что сказал Пижма, – в лапы к Наперстянке мы не полезем. Эти Цветы думают, что знают все на свете, но я недавно из Города и слышала, что там говорят. – Она понизила голос, заставив Тео нагнуться к ней, насколько позволяла голова Поппи у него под мышкой: – Наперстянка и ее отец повязаны крепко-накрепко. И оба закорефанились с лордом Чемерицей, а дальше уж и ехать некуда.

– Кто такой этот Чемерица? Я о нем, кажется, уже слышал.

– О нем после – а сейчас предоставь мне договориться с твоей подругой.

– Никакая она мне...

Поппи зашевелилась, подняла голову и смахнула со лба черную прядку. Она стригла волосы коротко, короче даже, чем Кочерыжка свою рыжую гриву, но без шляпы непослушные кудри постоянно лезли ей в глаза.

– Уже приехали, Тео?

– Нет еще, спите, – ответила Кочерыжка.

Поппи выпрямилась на сиденье, зевая и потягиваясь.

– Тень и ручей, на меня, наверное, смотреть страшно! Надо сказать шоферу, чтобы остановился не доезжая Города – я должна освежиться.

– Как раз об этом я и хотела поговорить с вами, миледи, – зачастила Кочерыжка, но Поппи уже завладела рукой Тео.

– Вот видите, я говорила, что долго мы в пути не пробудем.

Они огибали холм, и Тео, довольно тупо глядевший в тонированное стекло, отделяющее их от шофера, не сразу понял, о чем она говорит. А потом в окне появились огни.

Сияние охватывало чуть ли не весь горизонт. На таком расстоянии он еще не различал отдельных домов и видел только зарево в широкой долине между холмами – словно кто-то рассыпал по земле полную тачку драгоценных камней, или звезды, по которым он плыл недавно, слетели вниз, как снежинки.

– Какой... какой он большой. – Тео не помнил, чтобы видел в своем мире город такой величины. Перед ним лежал мегаполис масштаба Нью-Йорка, Токио или Мехико, но сравнивать сейчас как-то не хотелось. Тео залюбовался величественным, захватывающе красивым и ни на что не похожим (из-за непривычных для него расцветок огней) видом. Сердце у него билось чаще обычного – и от восторга, и от страха перед этим грандиозным и совершенно безразличным к нему гигантом.

Он помолчал с полминуты и тихо запел:

– «Говорят, что Бродвей весь сверкает неоном...» – Он исполнил эту старую мелодию в медленном блюзовом стиле, а потом, видя, что публика не возражает, спел «Я оставил сердце в Сан-Франциско» и песню «Джорни» времен своего детства об огнях большого города, завершив свой импровизированный концерт шлягером всех времен «Нью-Йорк, Нью-Йорк».

«Завоевав тебя, прославлюсь всюду я...» Люди, называвшие это свистом за кладбищенской оградой, могут отправляться ко всем чертям.

– Какой красивый у вас голос, Тео. – Поппи сжала его руку. – Я не знаю ни одной из этих песен, даже музыки такой не слышала. Откуда она?

– Из другого мира, – сказал он и снова умолк, глядя на великолепную панораму огней.

17

ТЕПЛИЦА

«Он хочет поставить меня на место и поэтому заставляет ждать», – с невольным восхищением думал Устранитель Неудобных Препятствий. Нидрус, лорд Чемерица, даже в разгаре событий, меняющих облик мира, не упустит случая продемонстрировать свою власть. И час, проведенный в его приемной на подобающе жестком стуле, в обществе его бледной молчаливой секретарши, служит этой цели как нельзя лучше. Интересно, эта секретарша всегда так бледна и молчалива? Всегда ли она так старается не смотреть на посетителей, которых ее патрон заставляет ждать? Он, Устранитель, оказывает на других определенное действие, даже когда принаряжается для визита. Самые сильные чары не способны сделать его полностью... презентабельным.

– Его светлость сейчас вас примет, – объявила девушка, по-прежнему сидя спиной к нему. В стене тихо, как падающий лепесток, отворилась дверь, на ковер легла полоса красного света. Устранитель встал и твердыми шагами вошел в кабинет главы дома Чемерицы.

Лорд сидел в полумраке. Устранитель узнал в этом собственный обычай приема гостей, и часть его лица, еще способная улыбаться, слегка дрогнула. Он сел. Белый цветок в освещенной одиноким лучом вазе светился между ними, как фосфор.

– Эффектная подсветка, милорд.

Чемерица щелкнул пальцами, и освещение стало ровнее.

– Извините, что не сразу вас принял. Я думал.

– Достойное занятие для вельможи.

– Достойное, хотя и немодное, а? Итак, что нового?

– Все мои новости вам уже известны, милорд.

– Так. – Чемерица надолго умолк и наконец произнес: – Объясните, в чем причина вашей неудачи.

– Я не потерпел неудачи, милорд, – мягко возразил Устранитель, – я просто пока еще не добился успеха. Вспомните, вы дали мне указание начать операцию, когда интересующая нас особа находилась еще в другом мире. Избежав первоначального покушения и перейдя к нам, он выиграл пару дней, но его преследователь перешел сюда вслед за ним. Думаю, нашей жертве осталось гулять на свободе считанные часы. – Устранитель позволил себе снова шевельнуть углом рта. – Вы, насколько я понял, предприняли собственную попытку, милорд. Меня удивляет, что вы, так дорого заплатив за мои услуги, решились потратить еще больше на куда менее, честно говоря, эффективные методы. Право же, милорд! Щельники!

– Пещерные тролли не такие уж портачи, если вы на это намекаете. Что проку быть богатым, если не пробуешь убрать то, что стоит у тебя на дороге, разными способами? Лучше заплатить второму убийце, чтобы зарезал уже мертвого врага, чем позволить этому врагу ускользнуть еще раз.

– Но наша задача деликатнее, чем убийство, милорд. Потому-то, прежде всего, вы меня и наняли. Известно ли вам выражение о семи няньках? Согласились бы вы, чтобы сразу несколько хирургов оспаривали честь заняться вами, пока вы лежите на операционном столе? Или выбрали бы загодя одного, самого лучшего?