19
Кимбол Хоброу весь день находился за спинами своих людей, переходя с места на место, все более и более истеричными молитвами побуждая их двигаться вперед. Как тень, он следовал за ними — и во время захлебнувшейся атаки, и во время оплаченного ценой многих жизней отступления. Теперь он прятался за перевернутой повозкой, хрипло выкрикивая что-то ободряющее.
Внезапно оказалось, что ободрять больше некого. Последний хранитель с усталым вздохом осел на землю. Как засыпающий ребенок, человек вздохнул и умер. Солнце зашло за гребень холма.
Лагерь находился в стороне от долины. Надежно укрытый за деревьями, он должен быть достаточно безопасным, мирным местом, где можно отдохнуть вместе с Мерси. Но Хоброу уже несколько часов не видел своей дочери. Один Бог знает, где она.
Первый раз в жизни Хоброу задался вопросом, а есть ли Богу до него дело.
Проповедник припал к земле. Он не чувствовал, как острые щепки от разбитой повозки впиваются ему в руку. Меч он давно потерял, уронил, когда толпа вопящих дикарей бросилась на его доблестный отряд. Теперь ему нечем больше защищаться.
Он увидел, как по развалинам лагеря шныряют двое нелюдей. Оба в камзолах Великой Блудницы. Он быстро выдернул из накрутившейся на колесо связки тряпок одеяло и натянул его на голову. Может быть, если он станет сидеть тихо, как мышка, то нелюди его не заметят…
Стараясь не дышать, Хоброу слышал биение собственного сердца. Оно стучало, как молот, и этот звук отдавался в ушах. Нелюди ведь тоже должны слышать этот звук…
Теперь ему стало совершенно ясно, что он нанес оскорбление Господу, и за это Господь покинул его. Но разве он не исполнял Божью волю? Разве не делал для этого все возможное?
Видимо, нет…
Внезапно две твари оказались совсем рядом. Сорвав одеяло, они вцепились в проповедника. Он беспомощно мигал, ослепленный остатками дневного света.
— О Господь, порази этих неверных, которые осмеливаются хулить твои наставле…
Один из орков небрежно шмякнул его по голове.
Пару секунд Хоброу лежал без чувств. Когда реальность опять забрезжила в его мозгу, он услышал слова жирного:
— Интересно, есть у него, чем можно поживиться?
Высокий возился с кучей вещей, выпавших из повозки. Святую книгу он забросил подальше, после чего вытер пальцы о камзол.
— Не-а. Так, старье всякое.
Хоброу с усилием приподнялся, опираясь о локоть.
— Так нельзя говорить! — вне себя воскликнул он.
Толстый хлестнул его по лицу тыльной стороной ладони.
Из губы Хоброу потекла кровь.
— Заткнись, безмозглый. Слишком много болтаешь.
— А давай отрежем ему язык! Вот посмеемся-то!
Хоброу завалился на спину и бешено засучил ногами. Не успели они сообразить, что он делает, как он заполз прямо под раздавленное дно фургона.
Высокий перегнулся через сломанные доски и потянулся за Хоброу. Тот забился дальше и свернулся калачиком.
Это не помогло. Толстый небрежно ударил топорищем по колену Хоброу.
— Хватит играть в прятки, недоносок. Хоброу завыл:
— Отпустите меня! Я раб Господень. Мне нельзя причинять вред. — Чем дальше, тем больше его вопли напоминали жалостные стоны. — Пожалуйста, не трогайте меня!
Жирный ухватил Хоброу за когда-то причесанные волосы и выволок наружу, после чего рывком поставил на ноги и потряс, как тряпичную куклу.
— Смотри, — засмеялся он, когда по штанам Хоброу начало расплываться пятно. — Обоссался.
Хоброу закрыл глаза, чувствуя, как последнее выражение потери достоинства стекает горячими струйками по ногам и как штаны становятся теплыми и липкими.
Орк отшвырнул его в сторону.
Хоброу ударился о колесо повозки.
— Как думаешь, Хракаш, стоит отвести его к ее величеству?
Высокий смерил Божьего слугу презрительным взглядом:
— Не-а. Сразу видно, такой не может быть важной птицей. У медузы и то хребет покрепче.
Красный от стыда, Кимбол Хоброу даже не почувствовал, как в сердце ему вонзился нож.
Когда воцарился мрак, войска Дженнесты вернулись в лагерь. Но над полем битвы иногда раздавались крики. А мелькание теней выдавало тот факт, что некоторые Уни бежали. Страйк не знал, что среди беглецов была и Мерси Хоброу. Но это и понятно: у него своих дел хватало.
— Лучше забрать последнюю звезду и уйти, — решил он. — Когда настанет утро, я не хочу быть поблизости от Дженнесты.
— С какой стати она нам помогает? — спросил Джап.
— Она нам не помогает. Она просто убирает с дороги Уни. А нужны ей как раз мы… Коилла? Ты слушаешь?
— Конечно! — Коилла помолчала, выжидая, пока Элфрей перевяжет рану на ее плече. — Просто… Просто в этом есть что-то неправильное — красть у союзников. У нас ведь не так уж много друзей, а?
— Они нам должны, — не долго думая, брякнул Хаскер. — Так что смотри на это как на возвращение долга.
— Очаровательно! — откликнулась Коилла. — Теперь я могу с чистой совестью отправляться грабить храм наших союзников.
Мимо них проскакала толпа обтрепанных всадников. Они направлялись к городским воротам.
— Послушай, — сказал Страйк. — У этих людей нет шанса победить. Дженнеста утром разгромит их оборонительные порядки и ворвется в город. Неужели ты хочешь, чтобы она наложила руку на источник могущества?
Довод, по-видимому, подействовал. Отряд направился к Рафетвью. Все выглядели изможденными, а некоторые и вовсе хромали. Элфрей схватил Страйка за рукав:
— Ты… ты видел этого человека, Серафима, на поле сражения?
Страйк поколебался.
— Не уверен. Мне показалось, что видел, но…
— Слишком много вы порете чуши, — оборвал их Хаскер. — С какой стати этому странствующему треплу слоняться на поле битвы? Давайте-ка лучше отправимся в город и посмотрим, насколько эти люди умеют отдавать долги.
Оказавшись в городе, орки обнаружили, что там стоит шум и гам. Кто-то сунул им в руки фляги. Другие передавали хлеб и мясо. Одни кричали, другие пели, третьи смеялись, четвертые молились…
Криста Галби стояла у водоема на площади. Со всех сторон ее освещали факелы. Казалось, она сама сияет, будто яркое и чистое пламя свечи. Главнокомандующий Реллстон, с рукой, подвешенной на зеленом шарфе, использованном в качестве повязки, изнуренный, стоял рядом с верховной жрицей.