- Не буду рассказывать, как они заставляли меня страдать, незачем этого знать девочке. А когда через сколько-то лет, превратившихся в пытку, я вообще разучился чувствовать и потерял ценность, меня продали, уверив нового владельца, что он покупает отличного бессловесного раба. Чаще всего чувства иссякают вместе с даром, получившийся обрубок человека послушен и доволен всем, но со мной вышло иначе: понемногу вернулся разум и дар, а чувства... Они не вернулись. Ни любви, ни тоски, ни жалости, ни ненависти - ничего. Пусто. Чего я только ни делал, чтобы оживить душу - без толку. Через десять лет я убил мага, который искалечил меня. Я думал, что оживу, когда вгонял ему нож в глазницу, но ничего не изменилось. Потому мне трудно представить, что чувствуют люди, я могу только догадываться.

Голова приятно закружилась, я потянулась к сладостям, сжала пальцами конфету, но Райгель накрыл мою руку горячей ладонью:

- Талиша, все что я делаю, я делаю для тебя. Так правильнее, ты потом поймешь и скажешь мне спасибо.

Его прикосновение застало меня врасплох, и я оцепенела, выронила конфету и не сразу сообразила, что руку нужно убрать. В низу живота что-то сжалось и заныло. Колдун чуть стиснул мою руку, развернул ладонью вверх и принялся гладить линии и холмики.

- Ты красивая. Даже не представляешь, насколько ты красива! Ты - часть меня, я - часть тебя, разве ты найдешь человека более преданного?

Он как-то незаметно очутился возле меня, часто и глубоко задышал, погладил по голове, пропустил между пальцами прядь волос, его рука коснулась шеи, палец прочертил дорожку от подбородка к воротнику рубашки. От неожиданности я остолбенела. Он рывком поднял меня, развернул к себе, прижался губами к шее, и в ямочке между ключицами закопошился его язык.

Перед глазами рассеялся туман, до меня дошло, что он задумал, я изо всех сил оттолкнула его, шарахнулась в сторону, схватила табурет и выставила перед собой.

- Нет! Н-не под-дходи!

Стуча зубами, я попятилась к выходу. Колдун остался стоять на месте - длинный, бледный, худой, его грудь вздымалась и опадала. Пока он не приказал замереть, я рванула на верхнюю палубу, выбросила табурет и забилась в угол на корме рядом с одним из спящих гребцов. Только бы колдун не позвал! Я ж не смогу противиться. Воображение нарисовало его голым, тощим, с торчащими ребрами и тонкими руками, с огромным красным змеем в гнезде из волос. Вот я лежу голая и не смею пошевелиться, он приказывает мне развести ноги, и...

Нет! Никогда! Я принялась с отвращением тереть место, куда он меня поцеловал, но все равно там было липко и грязно.

А потом у меня будет два выхода: или сломаться, или сойти с ума. Вспомнилось, как мы с Мышем поклялись никогда не делать этого стыдного дела. Как там Мышонок? Жив ли? Ему проще, он обычный человек.

К счастью, колдун не стал меня искать, я подождала, пока перестанет трясти, и отправилась не к себе - в камбуз, где готовили еду. Там можно забиться между мешками с мукой и провести ночь, а что будет дальше... Страшно представить. До чего же мерзко понимать, что ты - вещь, и твоя жизнь полностью зависит от каприза другого человека, не знаю, смогу ли когда-нибудь свыкнуться. Если раньше я бросалась в бой, хоть и знала, что проиграю и получу по ушам, то сейчас пряталась, все время пряталась.

Спустившись на нижнюю палубу, я услышала голоса за дверью в каюту, где жили мы с Эшем, замерла.

- Я же говорил, что она еще маленькая, - сказал Эш. - Куда ты спешишь? Да, она перестала тебя ненавидеть, но она - ребенок! При этом... особенный. Другая девочка сразу откликнется, если одарить ее и окружить заботой, эту нужно покорить.

Воцарилось молчание, которое нарушил колдун:

- С ней рядом я чувствую странное, ни с одной женщиной и девушкой не было такого. Я будто бы оживаю, будто бы она вдыхает в меня жизнь и... Ты обещал, что через год она перестанет дичиться...

- Ну и зачем ты все испортил? Поверь, перестала бы, а теперь сложно сказать. Не трогай ее пока, да и что ты будешь делать с ребенком? Имей терпение.

- Это сложно, потому что только она пробуждает во мне то, что я уже давно похоронил.

Я укусила себя за руку. Обиднее всего, что Эш... Эш! Мой единственный друг, человек, которому я всецело доверяла! На самом деле просто пообещал колдуну меня приручить.

- Пообещай, что не тронешь ее. Пусть хотя бы повзрослеет, округлится, дети податливы, как глина, она полюбит тебя, но не сразу.

- Она - не глина и не земля, Эш. Она - осколок гранита.

- Не забывай, что капля камень точит.

Пошатываясь, я на цыпочках протопала в камбуз, свернулась калачиком между мешками муки. Изгнанный Заступник! Помоги мне избежать позора! Позволь умереть! Умоляю.

Некстати вспомнилась последняя брачная ночь в нашем стойбище, шад Адалай с мечом в руках и светловолосая его избранница, которая не умела драться. Тогда мне казалось правильным, что шад взял ее силой, теперь я сама была слабой, и отвратительный колдун тоже хотел меня, но ведь это неправильно, я же не хочу! И белая шадди не хотела, а Адалай изнасиловал ее, за что ее брат-князь всех убил, даже женщин-зудай и детей, потому что зарги отомстили бы, придумали бы как. Выходит, князь мягкотелых был прав?

И шад был прав, потому что его так учили, и князь - его учили другому. Чья правда более правильная?

Всю ночь я то падала в яркие лихорадочные сны, то выныривала оттого, что лежала неудобно, переворачивалась на другой бок. Я ведь одна-одинешенька, ни семьи, ни родной земли, никогда мне не увидеть своих! Стало так пусто, что я не могла больше лежать на одном месте, встала и протопала наверх, чтобы избавиться от окровавленных тряпок.

Светало. Над палубой разносился многоголосый храп гребцов, накрывшихся ветошью прямо тут. Поскрипывали доски под могучими ногами капитана Коша, делающего обход, он не заметил меня, и я проскользнула на нос корабля, вылезла на борт, встала на самый край, выбросила свидетельства своей зрелости и попыталась пробудить в себе огонь, который чувствовала вчера. Положила руку на костяной эфес тесака, закрыла глаза и принялась его гладить, мысленно умоляя сталь отсечь мою душу от заплатки, которую к ней прилепил колдун. Пусть я умру, зато хоть на миг обрету свободу.

Изгнанный Заступник, пожалуйста, позволь мне сделать всего лишь один шаг вперед, туда, где пенится море, пусть меня обнимут перекатывающиеся губы волн!

Я приказала себе прыгнуть вперед, но ноги будто приросли к дереву. Море дышало в лицо прохладой, мельчайшие капли тумана оседали на волосах. С истошным криком из серости вынырнула чайка - значит, берег близко, и скоро мы спрячемся в скалах и будем ждать живой груз.

Пенилась вода, закручивалась водоворотами, словно морские демоны разевали десятки черных ртов. Ничего не выйдет. У лисы с выбитыми зубами, угодившей в силки, не получится отгрызть собственную лапу.

- Слезай, - прогрохотал Кош - я вздрогнула, повернула голову, но порыв ветра залепил волосами лицо, и я лишь спустя минуту увидела, что он тянет руку.

- Мне нужна не эта помощь. Освободи, подари мне смерть.

Кош шумно вздохнул, почесал висок и сказал с сочувствием:

- Не могу. Здесь никто не может. Да и стоит ли? Слезай, отважная девочка!

Я спрыгнула сама, он потрепал меня по голове огромной ручищей и, заведя руки за спину, потопал дальше, оставив меня в пустоте и одиночестве. До чего же сейчас мне хотелось, чтоб рядом был хоть кто-нибудь! Раньше был Эш, теперь вспоминать его больно, а видеть - противно.

Туман сгущался. Корабль то нырял в густую простыню тумана, то выныривал из нее.

Гребцы проснулись по команде, загомонили, я ощутила прикосновение внушения - значит, скоро придется сидеть под мачтой возле кристалла, следить, чтобы он действовал, и вся команда работала, как одно целое.

Кош помог Лильен вытащить огромный казан, и гребцы выстроились в очередь за нехитрой снедью, я уселась на своем любимом месте под мачтой на корме и услышала, как меня зовет Эш. Ему подчиняться не обязательно, и отзываться я не стала, но он знал, где мне нравилось уединяться, и быстро меня нашел, но я зажмурилась, чтоб не видеть его довольную рожу, морщинистую, как фазанья гузка.