— Добычу? — наигранно ахнула она. Привстала на своих паучьих ногах. — Ох, и правда! Зачем вам, двум пьяницам, мужчина? Думаете, понравитесь ему, когда станете приставать залитые по уши?

Аргумент-то хороший. Только… э… Вот, пожалуй, нет, при таком выборе я предпочту разноцветных, чем эту хитиновую дамочку. Замотает еще в кокон — а это ж чистый кошмар, когда не способен пошевелиться и напичкан садистским ядом, понемногу разлагающим изнутри. Тут яд, скорее всего, будет немного другим. Но сути не меняет!

— Псс! Псс! — зашипел я на голубоглазую, которая возмущенно поправляла очки. — Гром-палку дай! Защитимся!

— Ой, а чего это ваша игрушка говорит? — сказала паучиха. — Что хочет ко мне уйти, да? Давай-ка я поближе послушаю!

Стремительно перебирая ногами, эта тварь обошла телегу сбоку. Слишком близко. Краснокожая оказалась не промах и успела встать между нами, агрессивно помахивая дубинкой, так что я был в безопасности. Пока.

— Говорю, я весь переломан и никуда не гожусь, — прохрипел я, чуть поддав боли в голос. — Мне лежать-то больно, не то что ваши нужды исполнять.

— А от тебя, дорогой, ничего и не потребуется — только лежать! Расступитесь, пьянь!

Тут мне в руку уткнулось кое-что знакомое. Рукоять пистолета. Это синекожая его мне сунула, раскопав из-под слоя сена. Доверчивая малютка. И дура.

Повернулся к паучихе. Оружие в болящих от движений руках, да еще и неудобно сложенных — но на пяток выстрелов хватит. Всего-то, что щелкнуть селектором и кратко прицелиться паучихе в грудь. Огонь!

На коже паучихи расцвели три кровавых цветка. Один брызнул черным, войдя в хитин. Пятая пуля умчалась куда-то за ее спину. Тварь завизжала, забилась — отчаянно дергая женским телом, перебирая паучьими ногами. Добрых секунд пять я думал, что ей не хватило, что живучести дей достаточно, чтобы убежать или наброситься…

Краснокожая заткнула ее простеньким, прямым ударом по башке. Вот просто подошла и врезала, сверху вниз, дубинкой с размаху. Вот теперь паучиха окончательно обмякла и развалилась на земле, раскинув лапы и слабо подергивая одним из хелицеров, обнажая… Кое-что. Оно и в живом виде-то смотрелось бы не очень.

А теперь надо было решать, что делать дальше. И быстро. Ствол у меня в руке — при некоторой поспешности смогу уложить обеих пленительниц. Оставшись, ага, один в окружении трупов посреди леса, с нерабочими, да еще и переломанными ногами и неизвестным количеством сломанных и треснувших ребер. С единственной надеждой — что мои девчата пройдут по следу быстрее, чем я откинусь.

Сомнительный вариант. Сам ведь собирался вести себя нормально и с местными не ругаться. Суккуба нагло уперла, паучиха — явно собиралась. Эти же двое, можно сказать, спасительницы. Пусть никто их о спасении не просил.

Щелчок предохранителем. Налитая свинцом рука автоматически сунула оружие в кобуру.

Взглянул на синекожую, она на меня. Вся удивленно-испуганная, аж очки набок накренились, и уши прикрыла.

— У меня ноги, кстати, не только сломаны, но и отказали и ничего не чувствуют, — громко сказал я. — Слышал, могут многохвостые помочь, или слизни. Может, есть кто на уме?

— Ой! — сказала она.

А следом меня обхватили сзади-сверху, и жестко ткнули в губы горлышком бутылки, из которой полилась все та же огненная вода. Деваться некуда — только глотать, злобно глядя на нависшую краснокожую. Она-то, скотина, облизывалась предвкушающе!

Твари…

Вскоре, когда продолжили путь, меня вырубило. Это уже начинало как-то надоедать. И ладно хоть по затылку не втащили, а цивилизованно опоили своей дрянью — но неприятное чувство собственной беззащитности никуда от этого не девается.

Надо было пристрелить и ползти. Может, не слишком-то хорошо с моральной точки зрения, но лучше было использовать шанс, чем оставаться в плену. А это плен и был.

Проснулся я уже в клетке, в пещере. Прутья из стволов молодых деревьев, сама пещера — низенькая, широкая, и в отдалении едва-едва виден слабый свет выхода. Лежал я на спине, мочевой пузырь угрожал лопнуть в любую секунду, обезболивающее давно перестало действовать, так что… Дыхание вновь было проблемой.

Чудненько.

А еще я одет в футболку да штаны. И это лежа-то на тоненькой деревянной циновке, под которой холодный камень. Никакой гарнитуры на голове, уж тем более — кобуры на бедре. Лежи, отдыхай!

В пещере был не только я, но и обе девки. Они сидели чуть поодаль, у разведенного на клочке земли большого костра. Дым тянулся куда-то под потолок, уходя в мелкие отверстия в камне, и весело трещали дрова, которых в пещере было столько, что можно жечь круглые сутки, и хватит на зиму-другую.

На костре жарилось мясо. Тошнотворно сочное, тошнотворно привлекательное. И без запаха местного алкоголя не обошлось — краснокожая то и дело щедро орошала еду из бутылки. Синекожая… читала книжку, вольготно развалившись на земле.

Вот тебе и обстановка. Я в клетке, костер с этими, аккуратно сложенные у дальней стены дрова и нечто, подозрительно похожее на самогонный аппарат, судя по матово-желтоватому котлу и трубкам. Великолепно. Оказался в плену у неандертальцев-алкашей.

— Эй! — хрипло крикнул я. Жутко захотелось раскашляться, но я знал, что станет только больнее. — Вы ж меня не сожрать притащили?

— Нет, мясо у человеков невкусное, — скучающе откликнулась краснокожая. — А с тобой даже не развлечься, ты в самом деле весь переломан!

— Так я же говорил. И сами об этом говорили.

— Я думала, ты поменьше поломан, а тут совсем плохо. Даже пить-то начинать страшно! Я ведь, если напьюсь, ничего замечать не буду, и тебя точно добью ненароком…

Ух ты послушайте, грустная она, обиженная! Даже не фальшиво. Только вот у меня обстановка похуже будет, чем просто «украли поломанную игрушку, не поиграть».

— Так, может, я поползу отсюда потихонечку? Мне еще и в туалет нужно, так что до ближайших кустиков.

— С этим сейчас поможем, — вздохнула синекожая и захлопнула книгу. — Ты не бойся, мы тебя не съедим, мы вообще людей не едим. Просто не отпускаем, а они и сами не против остаться. Вот придумаю, как тебя подлечить, и ты тоже уходить не захочешь!

— Оптимистично, — успел ответить я.

Что ж, оказалось, что в углу клетки есть специально выточенное в камне русло, да еще и промываемое потихонечку водой. Пока слишком уж шаловливые пальчики синекожей помогали мне не лопнуть, я как-то задумался — а я ж тут не первый, очевидно, инфраструктура заготовлена. Сколько народу тут померло, в руках вот этих вот?

Депрессивная мысль. Но ничего — выберусь потихоньку, точно выберусь. Сдаваться-то нельзя, это не мое.

Так что, когда от меня отстали, притом с оч-чень недовольным лицом от того, что тело мое с ними играть отказывалось, полностью в этом солидарное с разумом, я с более-менее ясным сознанием стал искать пути побега. Заранее — чтобы не тратить времени зря, если смогу ходить.

А не смогу — все равно сбегу. Из принципа уползу.

Собственно, клетка оказалась не настолько прочной, как на первый взгляд. Да, из стволов молоденьких деревцев, кое-как скрепленных между собою — так это не особо-то крепкая конструкция. Можно расшатать, можно, если как следует поработать пальцами, не боясь ободрать их в кровь и сорвать ноготь-другой, попросту разобрать крепления.

Не, не в том месте, через которое меня посадили. Там прутья скреплялись демонстративно большим, железным амбарным замком. Пусть. Я-то в другом месте буду разбирать. Потихонечку, помаленьку, подготавливая почву.

Еще надо было завести отношения с этими девками. Только они не хотели, игнорировали. До злости трезвые, чего-то они обсуждали, сидя у костра и тыча пальцами в бутылку своего пойла. Синекожая злилась, краснокожая озадаченно оправдывалась.

Вот только не говорите, что там метанол!

Спустя какое-то время, когда свет на выходе из пещеры погас, они подошли ко мне. Руки от клетки я отдернул заранее, так что заметить не должны были. Краснокожая тащила с собой всю ту же бутылку, доверху заполненную из самогонного аппарата. Синекожая задумчиво покусывала дужку очков. Она же и заговорила первой: