И с этими словами он протиснулся мимо нее и подошел к Эйслинн. Выхватив ее накидку у одного из норманнов, викинг закутал дрожащую девушку. По щекам Эйслинн текли слезы, но она в немой благодарности подняла глаза на Суэйна и положила руку ему на плечо. Великан смущенно пробормотал что-то, сконфуженный таким проявлением слабости, а девушка молча взяла за руку Хэма и повела его от злобной Гвинет к лачуге, где все еще задыхалась бедная малышка.

Эйслинн приблизилась к пылающему очагу, пытаясь справиться с ознобом. В холодном зале царила непроглядная тьма. Только сейчас девушка начала избавляться от кошмаров сегодняшнего утра. Слава Господу, малышке, кажется, получше. Жар спал, и через несколько дней дитя выздоровеет. Но в эти ужасные часы Эйслинн постоянно вспоминала безжалостное наказание, которому Вулфгар подверг Керуика. Перед глазами упрямо всплывало одно и то же видение: она сама, привязанная к столбу, в ожидании казни, и Вулфгар, занесший над ней плеть.

Девушка невольно затрепетала, представляя эту картину. И хотя она весь вечер хлопотала по хозяйству, следила за тем, чтобы Хэм и Керуик как следует сплели ремешки для уздечки, понадобившейся норманнскому воину, ее терзала отчаянная потребность оказаться в объятиях Вулфгара, дарящих утешение и радость. Впервые она столь сильно жаждала почувствовать прикосновение его рук и губ; ей хотелось доказательств, что она значит для него гораздо больше, чем другие женщины.

Закрыв глаза, она явственно видела Вулфгара: уголки губ подняты в легкой улыбке, в глазах светится нежность, как всегда, после их любовных игр.

О Боже, неужели ее чувства берут верх над разумом! Кто знает, возможно, он не захочет ее видеть после возвращения! Или привезет в Даркенуолд жену и не задумываясь отдаст Эйслинн на потеху своим людям?

Ледяные щупальца страха стиснули сердце. Эйслинн вздрогнула. Вулфгар ненавидит женщин. Ему, наверное безразличны страдания саксонки из Даркенуолда. И что, если она беременна? Его ненависть к ней только возрастет, поскольку никому не известно, чей это ребенок — Вулфгара или Рагнора.

Мучительные неотвязные мысли лишали девушку уверенности, убивали прекрасные воспоминания о тех минутах, когда они льнули друг к другу и Вулфгар нежно целовал ее перед отъездом. Тогда она считала, что он все же неравнодушен к ней. Но, может, Эйслинн просто обманывала себя, и все было ложью — его поцелуи, страстные объятия, лишавшие рассудка…

Девушка тяжело вздохнула, отложила шитье и, ломая руки, отошла от очага. Как ей поступить? Неужели и вправду лучше исчезнуть, чтобы спасти остатки гордости?

Керуик поднял глаза и долго смотрел на стройную неподвижную фигурку, стоявшую к нему спиной. Пальцы Эйслинн коснулись струн лютни, которую никто не брал в руки со дня появления норманнов. Тихие странные звуки нарушили тишину зала и эхом отдались от стен.

Нечто подобное уже происходило несколько месяцев назад, когда Эрланд объявил о своем согласии на их помолвку. Керуик радовался куда больше Эйслинн. Отец девушки сказал как-то, что, когда она чем-то встревожена или расстроена, всегда берется за лютню. Эйслинн не умела играть по-настоящему и предпочитала, чтобы это делали странствующие трубадуры и рыцари. Чистым звонким голоском она подхватывала песню и завораживала своим пением слушателей. Однако сейчас до него донеслись знакомые причудливые звуки, словно рыдала ее душа, умоляя исцелить боль.

Керуик встал и, подойдя к девушке, дружески сжал ее руку. Эйслинн сквозь слезы взглянула на него и дрожащими губами прошептала:

— О Керуик, я устала от постоянной битвы с Гвинет. Что я должна делать? Отказаться от своего положения потаскухи хозяина и позволить ей делать все, что пожелает? Если я уйду навсегда, может, она смягчится и станет добрее к крепостным?

— Дай ей волю, и жизнь в Даркенуолде превратится в кошмар, — отозвался Керуик. — Ты единственная, кто в отсутствие Вулфгара может противостоять потоку ненависти, исходящему от нее. Болсгар почти не замечает ее жестокости. Суэйн слишком занят домашними делами и людьми Вулфгара. А я, — засмеялся он, — всего-навсего раб.

— Но что я могу сделать? Как обуздать ее? Я ведь тоже лишь игрушка норманна.

Юноша нагнулся поближе к Эйслинн.

— Вулфгар взял тебя под свое покровительство. Она не причинит тебе зла. Слуги Вулфгара будут знать это после сегодняшнего случая. И Гвинет тоже. Ты в безопасности — Суэйн не подпустит ее к тебе. Неужели ты оставишь крестьян на милость этой ведьмы?

— Ты не позволишь мне уклониться от выполнения долга, не так ли, Керуик? — сухо спросила она.

— Так же, как ты — мне. Девушка неожиданно рассмеялась:

— О Керуик, какой же ты злопамятный! Керуик улыбнулся и чистосердечно ответил:

— Да, отвергнутый жених вряд ли может похвастать великодушием.

Эйслинн недоверчиво уставилась на него:

— Твои раны быстро зажили, верно, Керуик? Я не вижу шрамов.

— О каких ранах ты говоришь, госпожа? Ранах сердца? Нет, я просто умело их скрываю, но они по-прежнему горят и ноют. — И, заглянув в фиалковые глубины ее глаз, прошептал: — Ты прекрасна, Эйслинн.

Девушка попыталась отстраниться, но он только крепче сжал ее руку.

— Не пугайся, Эйслинн. Я не сделаю тебе ничего плохого. Просто хочу загладить вину.

— Загладить? — повторила девушка.

— Да. Я был ослеплен собственными эгоистичными желаниями, потому что страстно хотел тебя. И теперь я прошу у тебя прощения за все, что сотворил.

Девушка приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.

— Мы навсегда останемся друзьями, дорогой Керуик.

Короткий язвительный смешок заставил молодых людей тревожно оглянуться. На ступеньках стояла Гвинет, презрительно улыбаясь. Майда, скорчившаяся в темном углу, вскочила и поспешно выбежала из зала, навстречу свирепому ветру, подальше от злобной мегеры.

Гвинет медленно спустилась и, вызывающе подбоченившись, замерла у подножия лестницы.

— Моему брату будет интересно услышать, что его любовница забавляется с другим в его отсутствие. — Бесцветные глаза хищно блеснули. — И, клянусь, он об этом услышит.

Керуик сжал кулаки. Впервые в жизни он испытывал непреодолимое желание ударить женщину. Эйслинн безмятежно улыбнулась, хотя внутри у нее все дрожало от страха.

— Не сомневаюсь, дорогая Гвинет, что такого случая ты не упустишь.

И с этими словами прошла мимо растерявшейся женщины и удалилась в спальню. Но на сердце легла новая тяжесть — теперь она беззащитна перед коварством Гвинет.

Глава 11

Вулфгар уселся поудобнее в седле и медленно обвел глазами расстилавшуюся перед ним сельскую местность. Пронизывающий ледяной ветер плотно прижал шерстяной плащ к его могучему телу; щеки порозовели от безжалостных укусов. Мрачное серое небо повисло над коричневыми обнаженными лесами и бурыми полями. Приказаний Вулфгара ожидали шестнадцать человек с длинными луками, пиками и короткими мечами наготове. Под прикрытием деревьев вверх по холму поднималась крытая повозка, нагруженная съестными припасами и фуражом. Старый, но крепкий сакс Боуэйн, сражавшийся за Гарольда, вернувшись с поля битвы, нашел свой дом сожженным, а угодья разоренными. Он с радостью принял предложение служить Вулфгару и теперь подгонял вперед повозку, осыпая лошадей цветистыми ругательствами.

Благодаря предусмотрительности Вулфгара был создан мощный и подвижный отряд. Он слыл бывалым воякой и поэтому посадил в седло всех своих людей в отличие от большинства рыцарей, которые покупали коней лишь для себя, оставляя своих воинов пешими. Но Вулфгар не хотел, чтобы его люди стирали ноги на каменистой почве Англии, и поэтому создал конный отряд. Лошадей привязывали, в укромном месте, когда приходило время идти в бой.

За несколько недель, проведенных Вулфгаром в Даркенуолде, Вильгельм нисколько не продвинулся к Лондону, ожидая, пока его воины восстановят силы. Войско стояло лагерем почти месяц из-за неизвестной болезни, не щадившей никого, даже самого герцога. Поскольку хворь обошла стороной отряд Вулфгара, он был послан патрулировать местность и разведать, не собираются ли на западе или востоке армии саксов. Обычно ему поручалось завоевывать маленькие городки и деревни, которые могли бы объединиться против норманнов. Вулфгар прекрасно справлялся с этим; кроме того, вдали от главной армии его люди пользовались более удобным ночлегом и лучшей едой, чем остальные воины.