Было уже совсем поздно, когда он вернулся к себе. Огонь в очаге едва теплился, и все вещи Эйслинн исчезли. Та комната, которая сулила покой и отдохновение после трудного дня, превратилась сейчас в камеру пыток. Он видел Эйслинн повсюду — у окна, перед очагом, на скамейке, в постели…

Рассеянно поправив одеяло, Вулфгар оглядел пустые покои, и теперь они показались ему голыми и неприветливыми, а роскошная обстановка — безвкусной и грубой. Но вдруг его взгляд остановился на ярком пятне. Возле самой лохани лежал небольшой желтый лоскуток. Вулфгар поднял его и вдохнул запах лаванды.

Боже, как ему хотелось вернуть сегодняшнее утро, ощутить в объятиях нежное тело, запустить пальцы в мягкие волосы!

Вулфгар сунул лоскут под рубашку и тщательно разгладил ее, чтобы никто ничего не заподозрил. Прихватив тяжелый зимний плащ, он спустился вниз и устроился на тюфяке. Здесь будет не так одиноко.

Однако он еще долго лежал без сна, тоскуя по теплу и ласкам.

На следующее утро Вулфгар поднялся рано и заметил, что необычно тихие рыцари провожают глазами каждое его движение. Наконец Милберн нарушил молчание. Вскочив со стула, он начал осыпать проклятиями гнусного подлеца де Марте. Гауэйн опустил грустные глаза и в этот момент как никогда походил на пораженного любовью юнца. Бофонт мрачно уставился на огонь, потягивая теплое вино.

— Противно смотреть на вас, — вздохнул Вулфгар. — Седлайте коней. Хоть какую-то пользу принесем сегодня.

Тяжелый упорный труд не оставлял Вулфгару времени для печальных мыслей. Вернувшись домой, он нашел записку от короля с приглашением на ужин. Настроение Вулфгара заметно улучшилось. Тщательно одевшись, он отправился во дворец, где Вильгельм и его приближенные уже садились за стол. Но какова же была его ярость при виде Рагнора, да еще сидевшего рядом с Эйслинн! Гнев его ничуть не уменьшился, когда паж повел его к месту такого же ранга, но на противоположной стороне стола! Эйслинн время от времени поглядывала на него, но в основном ее развлекал беседой граф, сидевший по другую руку. Вулфгар заметил, что красота девушки освещает зал, а Вильгельм, видимо, наслаждается ее обществом. Эйслинн казалась веселой, приветливо держалась со всеми и даже рассказывала истории о древних саксонских распрях, однако старалась при этом избегать взглядов Рагнора. При короле норманн вел себя безупречно и поражал окружающих блестящим остроумием, но не сводил голодных глаз с Эйслинн. Девушка, выдавив улыбку, едва слышно обронила:

— Может, ты позволишь мне остаться одетой хотя бы при короле?

Смех Рагнора прогремел на всю залу, и Вулфгар угрюмо насупился. Вечер тянулся бесконечно. Он постоянно и остро ощущал присутствие Эйслинн, и каждый раз, когда она улыбалась, у него сжималось сердце. Впервые ему было так плохо. Рыцарь не мог ни говорить, ни есть и часто ловил на себе удивленный взгляд Вильгельма. Вулфгар уважал мудрое решение короля, разрешившего поединок, поскольку, если он окажется победителем, никто и никогда не усомнится в его титуле и правах. Но потеря Эйслинн терзала его. Он напялил на себя личину сурового воина и отделывался от шуточек собравшихся за столом кивками и невнятным бормотанием. Даже вино не принесло ему облегчения. Он так и не сумел ни на минуту остаться наедине с Эйслинн из страха прогневать короля.

Каприз Вильгельма было трудно объяснить. Правда, Вулфгар знал, как беззаветно был предан король своей жене Матильде. Слишком многое стояло на кону — Вулфгар не рискнул устроить сцену и дать Рагнору повод считать, будто он вел себя нечестно.

Наконец Вулфгар оставил попытки хотя бы переброситься словом с Эйслинн, попрощался и уныло направился домой, к жесткому тюфяку и ночному одиночеству.

После ухода Вулфгара оживление Эйслинн мгновенно прошло. Грудь разрывала тупая боль. Она под каким-то неубедительным предлогом поднялась в свои покои, где уже ждала верная Глинн. Только отпустив девушку, она дала волю слезам, уткнулась в подушку и долго рыдала. Да, королевский двор был полон чудес, и норманны относились к ней с должным почтением, но узнав, что Вулфгар будет присутствовать на ужине, она с нетерпением ожидала, когда увидит его. Никто сегодня не смог бы назвать ее деревенской простушкой, даже Гвинет! И Рагнор был таким милым, когда не искал ее глазами и не шептал непристойности. Но каждый раз, глядя на Вулфгара, она замечала, что тот смотрит в другую сторону и, судя по всему, настроение его было не из лучших. Нынче на нем красовалась одежда из мягкой коричневой ткани, не уступающая по богатству одеянию Вильгельма. За весь вечер они не сказали друг другу ни слова. Она не видела от него ни ласки, ни нежности.

Эйслинн снова разрыдалась.

«Я совсем потеряла стыд, — думала она. — Мы не давали друг другу священных обетов, а я тоскую по его объятиям. О Вулфгар, не допусти, чтобы я вечно оставалась шлюхой в глазах людей! Мне этого не вынести!»

Она мечтала о его мускулистом теле, руках, ласкавших груди, нежных поцелуях. Вспоминала каждый шрам, каждый рубец, каждую напрягшуюся мышцу и даже колючую щетину, впивавшуюся ей в шею. Девушка ворочалась и металась, не в силах забыть сладостные мгновения, проведенные с Вулфгаром.

Назавтра Вулфгар получил еще одно приглашение и, хотя хорошо помнил предыдущий ужин, не смел отказать королю. День тянулся, как год, и поскольку сегодня Вулфгару нечем было заняться, он едва не терял рассудок от тоски. Кроме того, ему совсем не хотелось провести целый вечер, издали наблюдая за Эйслинн.

Он, едва волоча ноги, вошел во дворец и, к собственному изумлению, сразу же оказался рядом с Эйслинн. Сияние ее улыбки чуть не ослепило его, а глаза, казалось, нежно ласкали измученного рыцаря.

— Вулфгар, ты так долго медлил, что ужин вот-вот закончится. Садись же около меня.

Она схватила его за рукав и потянула на свободный стул. Ее несравненная красота и теплая встреча ошеломили Вулфгара настолько, что все мысли вылетели у него из головы. Он только и смог пробормотать заплетающимся языком:

— Добрый вечер, Эйслинн. — И с огромным трудом выдавил еще пару вежливых фраз: — Ты здорова? Выглядишь превосходно.

— Правда?

Девушка тихо рассмеялась и разгладила светло-голубой шелк платья.

— Ты сделал мне великолепные подарки, Вулфгар. Надеюсь, тебя не огорчило, что они забрали платья без твоего позволения?

Вулфгар нервно откашлялся.

— Нет, с чего бы? Ведь теперь они твои.

Эйслинн небрежно накрыла ладонью его руку, покоившуюся на бедре, и заглянула в глаза.

— Ты тоже очень красив сегодня, господин.

Вулфгар продолжал сидеть в неловком молчании, едва удерживаясь, чтобы не прижать Эйслинн к себе. Прикосновение ее руки пробуждало в нем сонм воспоминаний об их жгучих ласках. Чувствуя, как в чреслах пульсирует, наливаясь жаром, кровь, Вулфгар отнял руку, и страдания превратились в невыносимую пытку — теперь ее пальчики касались его бедра. Рыцарь изменился в лице, заерзал и, осторожно оглядевшись, заметил Рагнора, сидевшего на том же месте, что лишь вчера занимал он сам, и устремленный на Эйслинн взгляд короля.

— Он следит за тобой, как ястреб за дичью, — посетовал Вулфгар, — словно уже вкусил Сладость твоей плоти!

Эйслинн покачала головой и со смехом провела пальцем по рукаву Вулфгара.

— Ты не сразу понял его цели, но слишком преувеличиваешь грозящую тебе беду. Другие смотрели на меня с куда более ясными намерениями. — Глаза ее весело заискрились при виде его хмурого лица. — Не беспокойся, Вулфгар, я отказала всем претендентам, заверив их что мое сердце уже принадлежит храброму рыцарю.

Вулфгар осторожно сжал узенькую ладошку.

— Видишь, — улыбнулась девушка, — не так уж сложно предъявить на людях свои права на мою руку. Ты уже взял все остальное, так почему же медлишь?

— Твою руку? — вздохнул он, касаясь губами кончиков ее пальцев. — Но я жажду большего. Я привез тебя сюда согревать мою постель, а теперь вынужден довольствоваться обществом своих людей.