Все ждали, гадая про себя, что я хочу сказать.

— Генерал Горностаев из МВД сделал бы что-то подобное, — продолжил я. — Только масштабы побольше. Ему не было нужно, чтобы комбинат работал, он бы просто использовал его для отмывания денег. Выжал бы, сколько получится, пока не поймают за руку.

— Он такой был, — Антонов хмыкнул. — Жадный чёрт, но тупой.

— Скорее всего, такие же амбиции были у Шелехова и банка «Терекстройинвест». Через этот комбинат они бы начали отмывать деньги, в том числе и те, которые идут в Чечню и оттуда. А вот генерал Кравцов разошёлся бы по полной.

Я снова выпил сока и сделал паузу. На улице залаяли собаки, судя по рычанию, похоже, две овчарки сцепились между собой. Но после окрика Димы сразу разошлись. Снова тихо, но если прислушаться, можно расслышать гул дробилки на карьере.

— У него бы работали разные схемы, на каждую закупку. И мало того что он бы скупал всё дороже чем есть, он бы потом разорил комбинат, а в итоге ещё бы продал купленное оборудование. Может быть, даже тем же самым американцам, которые были бы рады хоть что-то вернуть из потерянного. Любых проверяющих он бы запугал, обвинил в шпионаже или просто бы застрелил. А из комбината он бы выжал всё, каждую копейку.

Я показал на ровную белую стену и блок розеток. В одну был воткнут красный чайник.

— Он бы даже проводку выдрал из стен, — закончил я. — И только Платонов сделал бы всё иначе. Там бы комбинат работал, потому что Платонов из всей этой братии один знает, насколько это ценное приобретение.

— Ты предлагаешь отдать комбинат Платонову? — удивился Белоглазов со своего места. — Но ведь…

— Я не закончил, — прервал его я. — Вот вы говорите, это не куча денег. Не Камаз с купюрами, и не счёт в банке, куда можно залезть, когда нужно снять деньги. Но комбинат — это лучше.

Ну, внимание привлёк, оба брата подались чуть вперёд, почти в одинаковых позах.

— Комбинат — это актив, — продолжил я. — И если американцы видят в нём возможность вложить туда сто миллионов и заработать больше, значит, это очень дорогой актив. Если они вложили такие бабки, значит, прибыль от этого для них превышает риски. Вот это — актив. Наш актив.

— Ну, да, — согласился Андрей. — Просто так они бы не рискнули вкладывать столько.

— Они изучали вопрос, изучали возможности, кто-то предлагал одно, кто-то другое. Но в конце концов они решили, что именно здесь они заработают больше с этой суммой. Там медь, которой мы не могли заняться, причём хорошие залежи. Может, они видят прибыль в чём-то ещё. Но нам не нужно, чтобы на этом заработали только они. На этом должны заработать и мы. Вот на этих деньгах мы и можем подняться.

— Так мы не можем взять эти деньги просто так! — Олег Вишневский встал. — Ни копейки, говорим же.

— Мы не можем потратить эти деньги, но прибыль-то получаем от этого мы.

— Не отдавать всё это америкосам⁈ — вскричал Антонов, покачал головой и хохотнул. — Хах, Волк, ты их видел, этих акул капитализма? Они нас с говном сожрут, если хоть цент недополучат!

— Почему не отдавать? — я встал из-за стола. — У нас должна быть деловая репутация, ведь нам нужно работать не только в этом году, но и дальше. Получаем прибыль с того, что у нас уже есть. У нас есть актив, который мы можем продемонстрировать, но никому не отдавать. А нам будут за него платить. Просто потому, что он есть.

Олег Вишневский наморщил лоб, переглянулся с Андреем, а потом просиял.

— Кажется, я понимаю, — он заулыбался. — Если мы покажем, что наш актив стоит так много, что даже американцы дают нам столько деньги, то да, мы можем привлечь дополнительные инвестиции. Но сейчас такие проценты, что толку нам от этого будет мало. И все инвестиции должны идти в дело, мы не можем…

— Олег и Андрей, вот теперь я хочу поговорить с вами наедине, — сказал я. — Потому что вы — собственники.

— У меня тоже акции есть, — влез Антонов. — Меньше чем у тебя, но всё же.

— Три процента, Юра. Маловато. Но ты в накладе не останешься точно.

— За базар отвечаешь? — он на миг сделал серьёзное лицо, но снова рассмеялся. — Ладно, как скажешь. Посмотрим, а то ты как с Питера приехал, теперь эти Петербургские тайны повсюду начались.

— Увидимся, — сказал я. — Хочу кое-что обсудить, но то, что я скажу, не должно выходить из этой комнаты. Без вас у меня выйдет хуже, с вашей помощью мы отыграемся, но без меня вы вообще не сможете этим заняться. И я пришёл к вам, не к Платонову, хотя он бы встречал меня с хлебом-солью. Но вы не заигрываете с политикой и Чечнёй, а он на этом обожжётся, я знаю точно. И вы можете многое получить, если согласитесь.

Белоглазов посмотрел на братьев. Думает, сейчас-то я и буду всё отбирать. Но, кажется, Вишневские уверились, что я и дальше хочу продолжать работать с ними. Или стало очень интересно, что я хочу предложить.

Андрей кивнул, Белоглазов вышел, следом за ним удалился Антонов, а в конце Павел Андреевич прикрыл за собой дверь, поглядывая на меня с большим удивлением.

Их кабинет не слушают, мы проверяем его сканером, который я выпросил в Чите в управе ФСБ под свою ответственность у Ремезова ещё весной, но пока не возвращал.

Так что я убедился, что окна закрыты, двери тоже, жучков нет, а снаружи никто не сможет подслушать нас через модную направленную лазерную прослушку через стёкла, потому что с той стороны везде, где достаёт взгляд, находится голая степь.

— Вы знаете, что у меня есть связи, — начал я. — Во время вражды с Кравцовым мои союзники поднялись очень высоко. За то, что они поддержали кого надо, они получили хорошие должности, а я узнал то, что никому знать не положено. И если это уйдёт за пределы этой комнаты, вы пожалеете, и это не угроза, это факт. Много кто захочет, чтобы вы замолчали, так что помалкивайте. Но воспользоваться этим мы можем совместно, если сделаем грамотно.

Я придумал такую легенду утром, и это более убедительно, чем если буду говорить, что однажды я уже жил в это время, потерял в августе 98-го 150 долларов на банковском счёте и подработку, а потом дожил до полтинника и умер, снова оказавшись здесь.

Не поверят, а вот в связи — легко.

— Какие-то государственные тайны? — Андрей сощурил глаза. — Типа тех, что тогда на комбинате чекисты проворачивали.

— Нет, — я посмотрел на него. — Будет объявлен дефолт. Начнётся мощный кризис, а курс доллара за несколько лет вырастет в несколько раз. Предотвратить это невозможно, но мы можем на этом отыграться за всё это десятилетие. Заработаем, удержим комбинат и сможем развиться, когда всё закончится. А заодно — все, кто с нами, пройдут через это время намного легче. Поэтому нам нужно воспользоваться активом.

— М-м-м, — Олег снова нахмурил лоб. — Ну… ты так резко сказал…

— Я долго думал об этом. Сначала думал, переживу кризис, продав БМВ в несколько раз дороже его текущей стоимости. Но со мной множество людей, за которых я теперь отвечаю, а у них есть семьи. И хотелось бы ещё повлиять на некоторые события. Так что БМВ — мало. Предлагаю другую схему, чтобы использовать этот актив на всю катушку.

— Когда? — тут же спросил Олег.

А вот теперь я их внимание привлёк полностью.

— Так когда? — допытывался Олег Вишневский. — У тебя, может, и есть всякие инсайды, но…

— Есть у него, как ты говоришь, инсайды, — его брат Андрей нахмурился. — Слышал же, что Белоглазов говорил, что Ремезов уже не читинский полкан, а в верхушке организации. И может пойти ещё дальше.

— Обо всём по порядку, — сказал я и снова взял графин с соком и налил остатки в стакан. Слишком жарко, хотелось пить. — Сначала моя доля. Я пришёл к вам, а вы с этого получите многое. Возможно даже перейдёте в высшую лигу, куда так хотели, потому что вскоре из той же Семибанкирщины останется наверху буквально человека три. А вакуум будет заполняться.

— Кстати об этом тоже надо поговорить, — Олег отошёл от стола и посмотрел в мониторы наблюдения, а потом в окно. — Кто-то из них тихой сапой скупает наши акции и долговые обязательства.