В голове у Марики помутилось то ли от качки, то ли от оглушившей её новости. Она как сквозь вату слышала слова Кассия:

- Эти люди - рабы. Но кто-то из них умрёт, как каторжник, а кому-то повезёт. Жизнь в рабстве может быть вполне сносной. Вот ты, к примеру, если не будешь брыкаться, можешь устроиться припеваючи.

- Я скорее умру, чем буду жить в рабстве, - сказала Марика.

- Поговорила и хватит, а теперь хорошенько послушай, что я скажу. Здесь командую я. Будешь послушной, как сыр в масле будешь кататься. А станешь противиться, я сумею научить тебя покорности.

Он протянул поросшую чёрными волосками потную руку и приказал:

- Целуй.

Марика не сдвинулась с места.

- Ты что, оглохла?

Боцман подтолкнул её сзади. Марика подошла к работорговцу и плюнула на протянутую для поцелуя руку.

- Ах ты, дрянь! Вздумала показать свой норов? Прикажу - будешь целовать мне ноги, - капитан обернулся к боцману: -В трюм её, пока не одумается.

Сопротивляться и вырываться не имело смысла. Бескрайние морские просторы делали бегство невозможным. К тому же Марика предпочитала сидеть в трюме с другими невольниками, а не выполнять капризы взбалмошного работорговца. Девочку столкнули вниз. Крышка люка захлопнулась у неё над головой.

В трюме царил полумрак. Свет проникал только через решётку в потолке. Внизу стоял густой смрад от немытых человеческих тел. После свежего морского воздуха здесь было нечем дышать. Люди с серыми, измождёнными лицами сидели и лежали прямо на грязном полу. Многие из них страдали от морской болезни, но сейчас все на мгновение забыли о качке и настороженно наблюдали за новенькой.

- Что, не угодила господам? - нарушила молчание немолодая женщина.

На вид было трудно сказать, сколько ей лет: тридцать или пятьдесят. Она была далеко не старуха, но тяжёлая жизнь состарила её прежде срока.

- И не стану угождать, - твёрдо заявила Марика и, гордо вскинув голову, тряхнула густой копной волос, точно норовистая лошадка.

- Лучше смирись. Всё равно ты ничего не добьёшься, - посоветовала женщина.

- Это точно. Вон Демьян плюнул в негодяя. Тому, что божья роса, а этот теперь загибается. До берега не доживёт, - произнёс кто-то из темноты.

В углу, скорчившись, в одиночестве лежал тот самый бедолага, который на пристани бросился на Камо. Его лицо покрывала испарина. Дыхание с хрипом вырывалось из груди. Казалось, каждый вдох даётся ему неимоверным усилием.

- Ему надо на свежий воздух. Тут он задохнётся, - сказала Марика и постучала в крышку люка кулаком.

- Пустое. Мы уж просили. Они его не поднимут, пока живой. Не стучи. Ты их только зря злишь, - мрачно заметил высокий темнокожий мужчина.

- Но ведь здесь он может умереть. Они должны это понять, - возразила Марика.

- Им на нас наплевать, хоть мы все перемрём, как мухи, - сказал темнокожий.

Люди согласно закивали. Марика заметила, что все сторонились больного, точно отара, сбившаяся в кучу при виде загрызенной волком овцы. Человек был ещё жив, но от него уже отреклись. Сцена на пристани вновь встала у неё перед глазами. Этот смельчак единственный из всех восстал против рабства. Почему именно он должен умереть?

Девочка решительно направилась к больному, но её остановили:

- Не подходи. Демьян всё равно не жилец. Его вторые сутки лихорадка колотит, как бы на остальных хворь не перекинулась.

Не обращая внимания на предостережения, Марика опустилась на колени возле лежащего в беспамятстве человека. Он был уже не молод, но крепок и мускулист - богатырского сложения, но лихорадка высосала из него все силы. Черты лица заострились, на впалых щеках играл нездоровый румянец. Чтобы хоть немного облегчить страдания бедняги, девочка смочила ему губы водой из фляги. Она обтёрла подолом юбки пот с его лица и приложила к воспалённому лбу прохладную ладонь.

- Она накличет на нас беду. Тут любая зараза распространяется быстрее, чем огонь от искры в стоге сена, - встревожился темнокожий.

- Мы все умрём! - срывающимся голосом воскликнула молодая девушка с жиденькими белёсыми волосами.

Люди недовольно зароптали. Измотанные страхом, они были близки к истерике. Марика резко оборвала паникёров:

- Не бойтесь. Я не подойду и не прикоснусь к вам, если вам так дорого ваше рабство. Но и ему я не позволю умереть в одиночестве.

- Не серчай, дочка. И орлу, и червяку одинаково хочется жить, - примирительно сказала немолодая женщина.

- Только орёл лучше умрёт, чем станет жить, как червяк, - с презрением бросила Марика.

- Уж больно ты неуживчивая, - покачала головой женщина.

Марика вспомнила, как Агнесса попрекала её тем же. Живя во дворце, она была чужой среди знати. Теперь же она очутилась среди самых низов, но даже среди изгоев она оказалась изгоем. Снова и снова её мучили вопросы, на которые никто не мог дать ответ. Почему она всегда настраивает всех против себя? Что в ней такого, что заставляет людей сторониться её? Впрочем, сейчас Марике некогда было думать о себе.

Больной затих. Девочка прильнула ухом к его груди. Сердце билось неровно, как будто устало бороться. Человек медленно переходил в царство теней.

Марике захотелось во что бы то ни стало вернуть его к жизни. Ему нужен был чистый воздух, много воздуха. Она представила, как в трюм через решётку льётся поток морской свежести. Воздух струился голубой лентой, омывая тело лежащего на грязном полу человека, вливался в его приоткрытые губы и ноздри, просачивался в поры кожи. Иногда на девочку накатывала слабость, словно её силы перетекали в больного, видение ненадолго меркло, но она отгоняла дурноту и упорно продолжала бороться за жизнь незнакомца.

Днём через решётку спустили скудный обед: вяленую рыбу, сухари и котелок тёплой мутноватой воды. Люди быстро разобрали еду, но женщина, к которой здесь относились с почтением, вмешалась:

- Оставьте девчонке. Что ж мы, нелюди, что ли?

Она взяла кусок рыбы с сухарём, подошла к Марике и, положив руку ей на плечо, сказала:

- На-ка, поешь, а то ослабнешь, - и добавила: - Меня тут Мамашей зовут. Своих детей Бог не дал, так вот над такими цыплятами, как ты, квохчу.

Девочка с благодарностью посмотрела на женщину.

- Спасибо, я не голодна.

- Ты оставь норов-то. Ешь, - настаивала Мамаша.

Чтобы не обидеть её, Марика взяла сухарь. Несмотря на то что со вчерашнего дня у неё во рту не было маковой росинки, даже мысль о еде вызывала у девочки отвращение. Она ещё не знала, что научилась черпать энергию из воздуха, земли и воды, от деревьев и от солнечных лучей. Никто не обучал её этому мастерству. Оно, как и многое другое, приходило к ней само.

Марика потеряла счёт часам. Мало-помалу прерывистое дыхание больного стало ровнее. Он на мгновение приоткрыл глаза, посмотрел на девочку и снова смежил веки. Жар прошёл, и измученный долгой лихорадкой Демьян заснул спокойным сном человека, идущего на поправку. Только тогда Марика покинула свой пост. Ей смертельно хотелось спать.

Она зевнула и, свернувшись калачиком, погрузилась в глубокий сон.

Впервые за долгое время ей снова приснился волшебный остров посреди лазурного моря, ряды кипарисов и цветущие гранатовые деревья. Чудное видение наполнило маленькую чародейку удивительной энергией и бодростью. Марика проснулась отдохнувшей, как будто находилась не в душном трюме, а совершила чудесную прогулку по берегу моря.

Демьян ещё спал, но уже не выглядел измождённым и больным. Было очевидно, что кризис прошёл.

- Ты лекарка? - спросила у Марики женщина, что заговорила первой.

- Нет. Вот моя бабка Варга была настоящая знахарка. В таборе говорили, она мёртвого поднимет. Но она меня не учила.

- Так ты цыганка? А одета не по-ихнему.

- Я и сама не знаю, кто я, - промолвила Марика.

Ей не хотелось ворошить прошлое. Она бы предпочла забыть многое из того, что с ней произошло. К счастью, разговор прервался. Демьян открыл глаза. Все притихли и уставились на него. Демьян сел и с удивлением ощупал себя. Раны затянулись, сломанные кости срослись. Он снова чувствовал себя здоровым.