– Что ж, как вам угодно. Предоставьте мне нынешнюю ночь на размышления.

Небо было настолько чистым, что Свистуна так и подмывало отправиться в колонию Малибу, где он знал чудесную и практически безлюдную полоску пляжа в нескольких десятках шагов от стоящего в развалинах особняка, некогда принадлежавшего юному гуру, а позднее превращенного в частный ресторан, где, по слухам, собирались педерасты, педофилы и прочая мразь. Впрочем, не в этот вертеп его тянуло, а глотнуть свежего морского воздуха.

Однако вместо этого он поехал в город, а еще точнее, к «Милорду», то есть, можно сказать, к себе домой. Потому что если собственным домом называется место, где тебя ждут понимание и дружеское тепло, то ничего, кроме этой кофейни, он своим домом назвать не мог.

Он не вполне понимал, по какой причине Кил-рой составил для него список книг, которые ему следовало прочесть и которые он на самом деле купил, но ведь, строго говоря, он задавал профессору вопросы, ответы на которые, при всей своей простоте, требовали от обоих собеседников определенной подготовки, иначе как было бы Свистуну понять значение отсеченного пальца и всех прочих измывательств над телом маленькой Сары со стороны ее насильника и убийцы.

Боско читал другую книгу: "Личины Бога. Примитивная мифология", сочинения Джозефа Кемп-белла. Заметив, как Свистун, держа стопку книг под мышкой, проследовал к излюбленному столику в нише у окна, Боско никак не прокомментировал этот факт. Просто принес кофе и поощрительно кивнул неожиданному книгочею, словно тот был его несмышленым сынишкой, внезапно решившим взяться за ум.

– Ты заболеваешь, – заметил Боско. – Жаль, что не могу плеснуть коньяку тебе в кофе.

– Я знаю, как вылечиться. Мне эта метода уже не раз помогала, – ответил Свистун, не отводя взгляда от книги.

На нем были очки для чтения, нужда в которых появилась совсем недавно, да и потребность возникала сравнительно редко. Странно и непривычно было искать информацию в книге, а не в ходе устного допроса или непринужденного разговора. Не то, чтобы он был законченным невеждой, но роль охотника нравилась ему куда больше, чем роль зоолога. Это Боско черпал знания и мудрость из книг; Свистун набирался опыта куда более реалистическими приемами.

Он закашлялся – и постарался сделать это как можно тише, потому что Боско (стоило ему не на шутку встревожиться) непременно отправил бы его домой с термосом куриного бульона и со строжайшим наказом оставаться в постели.

Дженни Миллхолм размышляла об эротическом часе, проведенном с Раабом, и о конфликте эмоций, с этим часом связанных.

Раздевшись догола (потому что она не могла придумать никакого иного способа заставить раздеться и самого Рааба), она почувствовала почти непреодолимую похоть, нахлынувшую на нее одновременно со страстным желанием капитулировать. Капитулировать то ли перед внезапными порывами собственной плоти (да и его плоти тоже), то ли перед стремлением души хоть как-то переменить или отвратить судьбу, этого она не смогла бы сказать и сама.

Отчаянно устав в ходе поисков, она теперь, оказавшись практически уже у цели, была готова сдаться – и ее глаза отказывались верить тому, что открылось их взору, – родимому пятну в форме паука, свешивающего ножки из ануса у Рааба.

Но, пусть страсть отвлекала ее от цели, не притихнувшая с годами ярость взывала к отмщению.

Она вспомнила, как индейцы поймали похитителя детей. Звали его Гарри Атланта. Когда его притащили в деревню, захлестнув ему шею кожаной петлей, он был уже весь залит кровью. Вождь допросил его, обрушился на него с угрозами – а после того, как все ответы на интересующие индейцев вопросы были получены, они просто-напросто изрубили его своими мачете в мясную лапшу.

А она следила за происходящим как загипнотизированная.

Отчаяние охватило ее позже – когда нашли нечто, способное с изрядными оговорками сойти за тело ее сына.

И в таком душевном раздрае, глядя на собственные картины, на которых убивали мужчин и истязали женщин, адские чудища пожирали заживо маленьких детей, и так далее, она думала о том, не закончится ли все это для нее – и если да, то когда – подлинным безумием.

– После того, как кровь принесенного в жертву младенца сольется с тем, что уже содержится в чаше, следует обратиться к Сатане со следующими словами: "Астарот, Асмодей, прошу тебя принять эту жертву, чтобы и мы получили то, что нам нужно".

Свистун читал "Справочник сатанизма".

Он занимался этим уже два часа. Вчитывался в отрывки из "Книги мормонов", «Апокалипсиса», «Кабалы» и полдюжины других сочинений, трактующих тему падшего ангела, называемого Люцифером или Сатаной, – вчитывался до тех пор, пока слова не начали расплываться перед его глазами.

Подняв очки на лоб, он двумя пальцами потер переносицу – ему хотелось стряхнуть усталость, уже навалившуюся на него всей своей тяжестью. Грудь болела, в носу свербело, он вынужден был дышать ртом.

Боско скользнул в нишу за столик, за которым сидел Свистун. Развернул его книгу так, чтобы прочесть название. Сразу же проглядел и названия других книг.

– Вот уж не думал, что ты этим интересуешься, – сказал Боско.

– Пришлось заинтересоваться. – Подавшись вперед, Свистун постучал по корешку книги, которую читал сам Боско. – Вижу, что и ты не остался равнодушен к этой теме.

– Я занимаюсь сопоставлением различных религий.

– Подыскиваешь церковь, чтобы в нее вступить?

– Я человек не церковный. Да и неверующий. Я бы назвал себя светским гуманистом, лишенным каких бы то ни было духовных ограничений. Истина и мудрость находятся там, где тебе удается их отыскать.

– Ну, и как же назвать такое совпадение? Ты читаешь на религиозные темы и я читаю на религиозные темы?

– Это синхронность.

– Что-что?

– Синхронность. Дело случая. Ты, конечно, можешь назвать это и совпадением. Внешне ничем не связанные между собой события происходят одновременно.

– Но это же должно произвести на нас впечатление?

– Нет. Такое происходит сплошь и рядом. Подумаешь внезапно про бегемота – и сам не знаешь, почему. А потом вспомнишь, что недавно купил игрушечного бегемота своей любимой племяннице. Я хочу сказать, как правило, ты ведь не думаешь ни про каких бегемотов, верно? И вдруг видишь фотографию бегемота на обложке «Пипл» – а на развороте обнаруживается статья про бегемотов, – а потом приходишь в ресторан – и там подают беге-мотье мясо.

– Ну, это уж чересчур.

– Да, конечно, я преувеличиваю. Но ты ведь ухватываешь суть дела? Ты не думал про бегемотов много лет и тебе казалось, будто и все остальные про них тоже не думали, а потом вдруг покупаешь игрушку, оглядываешься по сторонам – и, посмотри-ка, повсюду сплошные бегемоты.

– Синхронность.

– Ага, ты понял. Так вот, мой интерес к религиям – как к древним, так и к современным – коренится в моем беспрестанном чтении и столь же беспрестанных раздумьях. Как, впрочем, и все мои остальные интересы. А почему вдруг заинтересовался этими вопросами ты?

– Я нашел мумифицированный палец – размером с кукольный – на квартире у Кении Гоча. Если он и впрямь был как-то связан с убийцей маленькой Сары Канаан, то эта находка означает…

Он не закончил фразу. Не закончил, потому что при одной мысли об этом его пронзила острая боль. Боско кивнул на книги.

– Ну, а это?

– Я пошел расспросить одного профессора, а он отослал меня к этим книгам. Ты когда-нибудь слышал про Руку Славы?

– Некромантия.

– Правильно. А профессор Килрой утверждает, что этот пальчик может быть одной из вариаций Руки Славы.

Боско кивнул.

– Кажется, все это тебя ничуть не удивляет.

– А чему тут удивляться? Тому, что мир полон безумцами? Так я всегда это знал. И всегда знал, что в психиатрических лечебницах подлинных сумасшедших куда меньше, чем на воле. Всегда знал, что людям позарез хочется найти что-нибудь, за что они могли бы уцепиться, к чему могли бы подключиться, и если им не удается поверить в Добро, они непременно начинают верить во Зло. Надо бы тебе потолковать с сержантом Гарри Эссексом, он дока по части сатанизма.