– Так что присаживайтесь и рассказывайте, чем я могу вам помочь, – сказал Эссекс.

– Вы дока по сатанизму из лос-анджелесской полиции, верно?

– Дока по сатанизму. Дока – это, наверное, на идише. Ладно, мне нравится.

Свистун сел в кресло, чувствуя себя гостем в собственном доме. Верхний свет он не зажег; света ночника, который он никогда не гасил, оказалось вполне достаточно.

– Вы, должно быть, припоминаете маленькую девочку…

– Сару Канаан? Конечно. Да и разве можно забыть?

– Но ведь столько детей пропадает ежегодно, – заметил Свистун.

– Все не так скверно, как расписывают средства массовой информации. Впрочем, таков уж их бизнес: сделка недели, преступление недели, социальная несправедливость недели, и так далее. Пару лет назад в газетах написали, что в США пропадает пять миллионов детей ежегодно. И прозвучало это так, словно все пять миллионов похищают и, не исключено, убивают. А большинство из этих детей десятилетки или чуть старше. И они просто-напросто удирают из дому. Кое-кого крадут мать или отец, лишенные после развода родительских прав. Ну, и тому подобное. Но публике подавай миллионы. Подавай общенациональную драму. Он отхлебнул горячего кофе.

– Кроме того, мог ли я забыть о том, что произошло в семье полицейского? С племянницей полицейского?

– Но к этому делу вы же не подключались? – спросил Свистун.

– Нет. В тот период я занимался кражами из универмагов.

– А когда начали охоту на ведьм?

– Примерно в то же время, что и вы сами.

– Что вы имеете в виду?

– Когда вы начали расследовать историю вьетнамской проститутки, которой отрубили голову. Вы поехали тогда в Новый Орлеан и, как мне известно, с кое-какой магией, с кое-каким водуизмом там столкнулись.

– А откуда вы про это узнали?

– Тогда мне приказали создать и возглавить особую группу. В настоящее время эта группа состоит только из меня. Так что налогоплательщиков я не разоряю. И я просмотрел все, так или иначе связанное с культами. На эту девушку с отрубленной головой имелось досье, а там значилось, что делом заинтересовался частный детектив по фамилии Уис-тлер. Вы ведь даже отправились в тюрьму и переговорили с Карлом Корвалисом, лидером группы сатанистов, осуществившей серию ритуальных убийств. Верно?

– Айзек Канаан добился для меня разрешения.

– Он мне рассказывал.

– И про Новый Орлеан тоже он?

– Нет. Про Новый Орлеан – лейтенант Белле-розе. Я создавал тогда агентурно-розыскную сеть. Ведь этого дерьма становилось все больше и больше. Помните, был еще такой шоумен?

– Твелвтрис?

– Да, вот именно. О нем поговаривали. Он истязал проституток, но говорили, что этим дело не ограничивается.

– Я этого не знал, – сказал Свистун.

– А я и не утверждаю, что знали. Просто говорю, что большинство людей, столкнувшись с такими вещами, делают круглые глаза. А вы ведь знали и эту безумную суку Еву Шойрен, которая была замешана в дело Пола Хобби, правда? И помните иммигранта по кличке Боливия, который вокруг них вертелся?

– Помню.

– Он был хунганом.

– Кем-кем?

– Водуистским шаманом. А там еще один персонаж – горец с Аппалачей…

Свистун отодвинулся поглубже к тень, словно спасаясь от воспоминаний о человеке, который увел у него любовь всей жизни.

– … Янгер, припоминаете? Относительно него я так и не понял: то ли он и вправду был сатанистом, то ли просто сукиным сыном, который сатанистам подыгрывал.

– Выходит, поклонников дьявола полным-полно?

– Их больше, чем вам кажется. Да почему бы, собственно говоря, и нет? Речь о дьяволе идет уже столько веков. А примитивные религии еще древнее. Были ведь времена, когда христиан, особенно католиков, считали приверженцами сатанинской секты. И речь не об античной древности, а о Средневековье. О так называемых темных веках. Но и у нас в США такое бывало. В прошлом веке – в тридцатые годы, в сороковые…

– Всего сто пятьдесят лет назад?

– Именно так. А почему бы и нет? Думаете, все так уж сильно меняется? Тогда прокатилась волна антикатолической истерии. Было написано множество книг. Написано женщинами, которые утверждали, будто сбежали из монастырей, в которые их заточили насильно и где принуждали участвовать в сексуальных оргиях и подвергали пыткам. И заставляли присутствовать при заклании новорожденных.

– А евреев обвиняли в том, что они новорожденных едят. До сих пор не составляет труда найти тысячи людей, готовых – без каких бы то ни было доказательств – поверить любому вздору из уст спятившего священника или психиатра.

Свистун покивал.

– Вы со мной согласны? – спросил Эссекс.

– Я вспомнил о фильме «Экзорцист» по роману Уильяма Питера Блэтти. Когда он вышел на экраны, я лично сталкивался с сотней людей, которые божились, будто это реальный случай и он имел место в Бруклине. И всем страшно хотелось оказаться ближайшими соседями этой девочки и ее матери.

– Люди верят в то, во что им хочется верить, – подытожил Эссекс. – Иногда за этим не стоит ничего, кроме желания привлечь к себе всеобщее внимание, пусть и самого мимолетного свойства. Начинаешь врать – а все кругом охают и ахают, это людей и прельщает.

– А иногда люди верят во все это или утверждают, будто они верят, потому что существует возможность на этом заработать, – сказал Эссекс. -Допустим, вы психиатр, и к вам приходит на прием пациент с сильнейшим душевным расстройством, – с энтузиазмом продолжил он.

Легко можно было понять, что специализация Эссекса является одновременно его увлечением, чтобы не сказать страстью.

– И вот представьте себе. Вы психиатр и у вас проблемы с женой, которой надоело выслушивать объяснения, почему у вас на нее не встает, или почему вы пялитесь на маленьких девочек, или почему вы разбрасываете где попало грязные носки, и все это убеждает вас обоих, что любовь из вашего брака ушла, и вы начинаете прикидывать, как бы сделать ноги. А тут появляется пациенточка, страдающая раздвоением личности. Или растроением. И прехорошенькая, и смотрит на вас, как кошка на сметану. И вот однажды она рассказывает вам свою историю – то самое роковое событие, которое она заблокировала в памяти на долгие годы…

– И после которого пошла вразнос, – вставил Свистун.

– Удачно сказано. Можно я это у вас позаимствую?

Свистун кивнул.

– Она рассказывает вам о том, как ее в детстве пытали и насиловали сатанисты, в тайную секту которых входили ее отец и мать, – продолжил Эссекс, словно его и не перебивали. – Утверждает, будто присутствовала при ритуальных убийствах. Убийствах как детей, так и взрослых. Рассказывает, что однажды ее заставили съесть пепел одной из жертв, а в другой раз вываляли в крови зародыша, которого рассекли надвое прямо у нее на глазах. Улавливаете? Свистун кивнул.

– А звездный час наступает, когда истязать ее является сам Сатана. Но тут вмешиваются Иисус и Святая Дева Мария и незадолго до полуночи ее вызволяют.

– Это гипотетический пример? – поинтересовался Свистун.

– Это подлинная история, опубликованная десять лет назад в одной из главных нью-йоркских газет. Где, как вам известно, напечатают все, что угодно, лишь бы тираж раскупили. Психиатр развелся с женой и женился на пациентке.

– Будем считать это одной из вариаций на интересующую нас тему. Но я говорю не совсем об этом. А о том, что подобное раздвоение личности внезапно становится заразным заболеванием. Распространяется, как грипп в школе-интернате. И поразительно, какой высокий процент страдающих МДП – видите, это настолько распространенное явление, что можно спокойно обойтись аббревиатурой, – рассказывает именно о собственной вовлеченности в сатанистские секты. И тут же маниакально-депрессивный психоз попадает в фокус общественного внимания, проводятся чтения и конференции, привлекаются серьезные – якобы серьезные – ученые – и все сидят рядышком и рассуждают о Сатане.

Эссекс откинулся в кресле.

– И нормальные люди начинают думать, что во всем этом что-то есть. Иначе чего ради интеллектуалы принялись бы нести подобный вздор? Потому что ведь никому не хочется оказаться на обочине цивилизации и прогресса. Потому что и здесь срабатывают массовые инстинкты. Я знаю полицейских, правда, не из нашего города, которые твердо убеждены в том, что сражаются с самим Сатаной. Понимаете, о чем я? Когда точно такую же чушь начинает нести Ширли Маклин, все думают: с чего бы это она, если на самом деле не верит? Ведь она кинозвезда, у нее все есть, и деньги, и вилла в Малибу. А я говорю, потому что ей это нравится. Нравится выходить на аудиторию в белых трусиках и рассказывать, что она общается с потусторонним миром. А тут появляется какой-нибудь медиум, который внушает ей, будто в предыдущем существовании она была царицей Клеопатрой. Все это, конечно, вздор – но в конечном счете хорошо оплачиваемый. Миллион долларов в сезон за то, что выходишь в белых трусиках и рассказываешь публике волшебные сказки. Так почему бы и нет?