Подойдя к нему, Гермия увидела, что два маленьких окошка с обеих сторон от двери были заколочены досками, и она удивилась, что кому-то понадобилось сделать это.

Она стояла, глядя на них и думая, что кто-то, не боявшийся проклятия колдуньи, должно быть, приходил сюда после ее смерти и оберегал домик от непрошеных гостей.

Но кто бы мог покуситься на него? Скорее всего это было сделано по распоряжению ее дяди, но эта мысль показалась ей невероятной.

Зная его, она была вполне уверена, что он пожелал бы, чтобы этот домик развалился, и чем скорее, тем лучше.

Тот же инстинкт, который привел ее сюда, . заставил заглянуть внутрь, и она положила руки на тяжелый деревянный брус, закрепленный поперек двери и запиравший ее.

Он был крепко вставлен в две железные скобы, вбитые в стену домика с двух сторон от двери. Даже в слабом лунном свете было видно, что скобы эти вбиты недавно.

Деревянный засов был тяжелым, и всех сил Гермии едва хватило на то, чтобы приподнять его. Но она в конце концов все же подняла его и сбросила на землю.

И тут, когда девушка уже была готова потянуть на себя дверь, открывая ее, она впервые почувствовала испуг.

А вдруг внутри – что-то ужасное?

Она ощутила дрожь страха, пробежавшую по ней. Все еще дрожа, она услышала тихий крик совы.

Это был такой знакомый звук, бывший неотъемлемой частью ее жизни, что он сразу успокоил ее, как будто ее отец или кто-то еще, кому она доверяла, оказался рядом.

Если это лесное существо не боится здесь ничего, значит, и ей нечего бояться.

Она приоткрыла дверь и в первый момент не смогла ничего увидеть.

Затем, когда ее глаза приспособились к полутьме, она увидела что-то лежавшее на полу в середине маленькой комнаты.

Сначала Гермия подумала, что это – просто брошенная одежда или, может быть, груда листьев.

Но затем интуиция подсказала ей, что это был человек, и она уже знала, что нашла маркиза.

Девушка открыла дверь на всю ширину, и теперь лунный свет позволил ей убедиться, что она не ошиблась.

На полу неподвижно лежало тело мужчины, и первое, что увидела Гермия, было сияние его сапог и затем – белизна его бриджей.

Она опустилась на колени рядом с ним, и от мысли, что он мертв, у нее внезапно сжалось сердце.

Но, найдя на ощупь в темноте его лоб и положив на него руку, она поняла, что он жив, хотя и без сознания.

Чтобы увериться в этом, она расстегнула пуговицы его жилета и просунула под него руку в области сердца.

Сквозь тонкую льняную рубашку она смогла почувствовать его слабое биение, и теперь, когда Гермия начала видеть в темноте более ясно, она заметила, что его глаза закрыты, а лоб и щека в крови.

Девушка мгновенно поняла, что он боролся с теми, кто бросил его сюда!

Возможно им в конце концов пришлось либо выстрелить в него, либо ударить чем-то тяжелым, отчего он потерял сознание.

Сняв руку с его сердца и очень осторожно дотронувшись до его головы, она почувствовала кровь, запекшуюся в волосах, и была уверена – хотя побоялась обследовать дальше, – что в том месте, куда его ударили прикладом ружья или тяжелой дубиной, была открытая рана.

«Я должна пойти за помощью», – подумала она и хотела подняться на ноги, но тут маркиз открыл глаза.

При этом он сделал такое движение, руками, по которому она поняла, что он борется, стараясь вернуться к осознанию реальности.

– Что… произошло? – спросил он.

– С вами все в порядке и вы в безопасности, – ответила Гермия, – но я думаю, что кто-то ударил вас по голове.

Она не была уверена, что он понял ее, но он сделал движение, как будто захотел сесть, и она помогла ему.

При этом Гермия почувствовала, какой он большой и тяжелый, но каким-то образом ей удалось помочь ему сесть.

Он застонал и попытался приложить руку ко лбу, как будто у него кружилась голова, – С вами все в порядке, – повторила она снова, – но я хочу, если смогу, увести вас отсюда.

Ее охватил неожиданный страх, что те, кто принес его в домик колдуньи и бросил на пол, могут вернуться, чтобы прикончить его или чтобы убедиться, что он еще здесь и никто его не вызволил.

Теперь, когда он сидел, она могла видеть, что рукав его верхового жакета оторван у плеча, а галстук развязан и смят.

Гермия заметила, что на руке, которую он пытался приложить к своему лбу, и на суставах его пальцев была кровь.

Очевидно, он бился со страшной силой против нападавших, но удар чем-то тяжелым по голове сразил его.

Она дала ему немного отдохнуть, а затем нежно сказала:

– Может быть, вы попытаетесь встать на ноги, если я помогу вам? Я не хочу оставлять вас здесь одного, пока буду ходить за помощью.

Маркиз не ответил, но она почувствовала, что он все понял, поскольку потянулся, пытаясь найти какую-нибудь опору, чтобы встать.

Дав ему возможность опереться на ее руку и напрягая каждый мускул тела, чтобы помочь ему, она думала, что только чудо сможет поднять его на ноги. И, возможно, благодаря чуду да еще его неукротимой силе воли он наконец стоял на ногах.

Она положила его руку на свое плечо, чтобы он мог использовать ее как опору, и обхватила его по поясу своей рукой.

Затем шаг за шагом, каждый момент боясь, что он упадет, Гермия довела его до двери.

Она подняла свою свободную руку вверх, чтобы предотвратить его удар головой о притолоку двери, и он поморщился: очевидно, рана была очень чувствительной.

Но он не сказал ничего.

Теперь уже они были снаружи хижины, в лунном свете, продвигаясь с черепашьей скоростью по тропинке, по которой она пришла через лес.

Впоследствии Гермия задавала себе вопрос, каким образом она смогла так далеко провести маркиза, удерживая на себе всю его тяжесть и способная только направлять каждый его шаг, чтобы не упасть на тропинке.

По временам она чувствовала, что он закрывал глаза, предоставляя ей вести его как слепого.

Поддерживая его таким образом, она не могла заглянуть ему в лицо и способна была лишь тащить его прочь от опасности, зная, что если люди, запершие его в хижине, вернутся, она ничего не сможет сделать для его спасения.

Прошел, быть может, час или больше, и они достигли того места, где она перелезала через стену в парк.

Они остановились, и когда наконец она смогла взглянуть в лицо маркиза, он как подкошенный упал на землю.

Он лежал, вытянувшись, с закрытыми глазами, и вновь на какой-то ужасающий момент она подумала, что он умер, но тут же поняла, что он напрягал всю свою волю, чтобы следовать за ней, и теперь был полностью истощен, не в силах двигаться дальше.

Она и сама чувствовала себя изнемогающей, но знала, что теперь уже может позвать отца, поскольку вряд ли кто-либо, желающий маркизу зла, найдет его здесь, пока она быстро сбегает домой.

Она перелезла через стену, ощущая, что вес маркиза, столь долго давивший на нее, чуть ее не искалечил.

Но боясь, что он может исчезнуть вновь, пока ее не будет с ним, она нашла в себе силы не идти, а бежать через заросший сад к задней двери дома.

Влетев в дом, она поспешила вверх по лестнице и без стука ворвалась в спальню родителей.

Они оба спали, и пока Гермия стояла, пытаясь справиться с дыханием, ее матушка проснулась первая, спросив:

– Что случилось, дорогая? В чем дело?

– П… папа… мне нужен папа! – выдохнула Гермия не своим голосом.

Ее отец сел в постели.

– Что случилось? Кто зовет меня?

– Я… я нашла… маркиза!

Она почувствовала, что слезы неизвестно почему бегут из ее глаз.

– Ты нашла маркиза? – повторил в изумлении викарий. – Где же он был?

– Он был в… Лесу Колдуний, папа, и я… довела его… по тропинке до стены… но он тяжело… ранен.

– В Лесу Колдуний? – сказал ее отец. – Я не могу понять, почему он оказался там.

– Его принесли туда те, кто, должно быть… напал на него. Его ударили по голове… но он… жив!

Отец, очевидно, поняв безотлагательность срочных мер, начал вставать с постели.