— Разумеется, нет.
— Что ещё? — Горея это не особенно интересовало; он пытался избавиться от давления, которое я оказывала на его сознание. Вот-вот он поймёт причину своего смутного беспокойства и вышвырнет меня из своего разума. И уйдёт.
— Я могу только предполагать, — сделала я слабую уступку своей былой порядочности. — Мне кажется, она сделала это для тебя.
— Для меня?!
— Чтобы ты мог узнать меня.
— Я — вас?! Зачем?!
Мысленно он уже нашёл ответ и я произнесла его вслух:
— Чтобы ты смог защищать и оберегать меня.
Он вздрогнул, я усилила давление меча. Вот оно!
Нет надёжнее ловушки, чем те, в которые мы загоняем себя сами.
Горей сдался, полностью подчинившись мечу. Теперь он был моим рабом. Теперь он положит жизнь за меня. Теперь он сможет сражаться как одержимый. Я подавила стыд. Я подавила свой стыд до того, как покраснела. Это было мучительно больно — обманывать другого человека, готовясь пожертвовать им ради своей безопасности. Ради себя послать другого на смерть. Я отогнала непрошенные мысли. Может быть, он выживет…
— Развяжи меня, — напомнила я.
— Это ты подарил Суве серёжки? — шепнула я, когда мы крались по коридору к выходу. В этом месте почти нигде не действовала телепортация, но Горей вроде бы знал потайной ход.
— Нет. — Он грустно улыбнулся. — Разве я бы осмелился? Госпожа Сухая Вода однажды пожаловалась, что купила серёжки, но никогда не носит пары. Она предложила мне забрать одну и я согласился. Я был горд и счастлив таким подарком.
Я всё-таки покраснела. К счастью, Горей как раз довёл меня до своего потайного выхода.
— Он заблокирован.
— Как?!
— Не знаю, но выйти отсюда нельзя.
— И что теперь делать?
Горей пожал плечами.
— А другие ходы ты знаешь?
— Знаю. Показать?
— Ещё спрашиваешь!
Кажется, я перестаралась с подчинением его сознания: парень вообще потерял способность принимать самостоятельные решения.
Я в который раз отогнала стыд.
— Там плохая дорога, — внезапно пояснил Горей. — Надо по галерее идти, могут увидеть. По этим-то коридорам мало кто ходит, а там опасно.
— Может, нам затаиться?
— Не выйдет. Как только обнаружат ваше исчезновение — перероют весь дом. Идёмте?
— А ты не умеешь колдовать?
— Колдовать?
— Ну, Хон — господин Холодный Огонь — мог сделать иллюзию, замаскировать голоса, ещё что-то…
— Могу, но это все увидят. Знатные люди владеют магией намного лучше и сразу заметят…
— Ладно, тогда не будем терять времени. Пойдём.
Галерея действительно была препаршивым местом. Она располагалась под самым потолком просторнейшего зала, огибая его с трёх сторон. Нам предстояло пройти по ней из одного угла в другой, чтобы оттуда спуститься к запасному выходу. Никаких стен, отделяющих галерею от открытого пространства, не было. Не было даже перил. Конечно, галерея достаточно широкая, чтобы можно было не опасаться падения…
Всё равно было страшно, и поэтому мы шли медленно, прижимались к стене, словно хотели слиться с ней и скрыться от враждебных взглядов.
— Вот они!
Мы замерли. Нас нашли как раз в тот момент, когда мы прошли один длинный рукав галереи и свернули на короткую сторону — впереди оставался второй длинный рукав и спуск… но что уж теперь думать о том, чего мы не прошли и пройти не сможем?
— Горей, мальчик мой, — начал Жеск, вступая на галерею с той стороны, откуда мы пришли. — Зачем не слушался старших и вытащил меч из ножен? Я ведь предупреждал тебя… Пеняй теперь на себя.
Он отошёл в сторону, пропуская отряд вооружённых людей. С другой стороны к нам тоже бежали воины. Они прошли половину рукавов каждая группа и остановились. Горей вытащил меч.
— Не подходите.
— Зря ты так, — издевался Жеск. — Если сдашься, отдашь меч и девку — отделаешься небольшим взысканием. Если будешь упорствовать — не взыщи.
Он махнул рукой и воины сделали несколько шагов к нам. И остановились.
— Вы все умрёте, — угрожающе произнесла я. Ситуация казалась совершенно безумной и нереальной. Проснуться бы… но здесь не было выхода и нельзя было вернуться домой. Хон! Почему Хон не приходит на помощь?! — Вы все умрёте. Сдавайтесь сами — и вас пощадят.
Воины попятились.
— А ну, стоять! — прикрикнул Жеск. — Всем стоять. За живую девицу получите золотой пояс каждый. За мёртвую — серебряный. Мальчишку можете убить.
Горей на пробу взмахнул мечом. Видно было по движениям, как оружие подпитывает его силой, уверенностью в победе и… желанием защищать меня. Чем больше он становился самоотверженным, тем сильнее становилась подпитка меча… Подчинённый человек должен верить, что нет ничего невозможного, что надо забыть о себе и всё получится. Сколько лет этому Горею? Юноша, почти мальчик. Я старше его, значит, за него отвечаю. Или нет? Но ведь он погибнет, неизбежно погибнет в безнадёжном бою… Смогу ли я с этим жить?
— Прорвёмся, госпожа, — процедил Горей, сжимая моё запястье левой рукой и подтаскивая меня поближе к себе. — Вы готовы?
Почему Жеск не бережёт своих людей? Они не переживут этой битвы — и он это знает.
— Последний раз говорю — сдавайся! — предложил Жеск, глядя куда-то вниз. Мы посмотрели тоже… Горей сообразил, что к чему, раньше меня, он отпустил мою руку, толкнул меня в ближайший угол и загородил собой. Наверное, эти штуковины, которые люди внизу направили в нашу сторону, стреляют.
— Не хотите? Тогда…
В воздухе что-то просвистело, Горей взмахнул мечом и к его ногам упали переломленные стрелы.
— Неплохо, — похвалил Жеск. — Я давно мечтал испытать возможности меча в реальном бою. Но ты ведь не думаешь, что это всё?
Снова засвистели стрелы. Мне было ничего не видно из-за спины моего защитника, но он исправно отражал их все… вот только паузы между залпами становились всё меньше, пока не исчезли совсем. То ли стрелки сменяли друг друга, то ли их странные трубки не требовалось перезаряжать, но только свист раздавался непрерывно. В моей душе звучала песня меча: он наслаждался. Разве трудно отбить летящую смерть, пусть она льётся ливнем, и, как в эпических песнях, затмевает свет? Меч наслаждался. Горей радовался вместе с ним, полностью отдавшись бою. Их огорчало только одно: нельзя спрыгнуть с галереи и перебить всех противников, которые трусливо прячутся за дальнестрельным оружием. Нельзя, потому что есть кого защищать: стрелки стояли полукругом, так, чтобы иметь возможность выстрелить в неосторожного бойца, если он решится на вылазку. Но, даже если он отобьёт направленные на него стрелы, меня за собой ему не утащить. Мне не вынести прыжка, да и одному за двоих круговой обороны не удержать.
Оставить меня на галерее? Жеск только того и ждёт, меня схватят быстрее, чем Горей доберётся до следующего стрелка. Вот и приходится стоять, вместо свирепости и силы демонстрировать быстроту и ловкость.
А Жеск не торопился. У него было достаточно времени, место защищённое, можно спокойно дождаться, пока из обессилевшей руки не вывалится меч. Просто, надёжно и безопасно. И беглецов поймает, и испытание проведёт. Куда ему торопиться?
— Госпожа, — позвал Горей, перекрикивая свист летящих в нас стрел. — Я долго не продержусь. Бросайте меня, берите меч и прорывайтесь.
— А ты?
— А я исполню свой долг.
— Нет!
— У вас нет другого выбора.
— Нет, Горей, я не справлюсь!
— Справитесь. Беритесь за рукоять, я отпущусь.
— Нет, погоди. Ты же погибнешь!
— Погибну, — согласился юноша.
Он был спокоен. Не то, что я, до которой только сейчас полноценно дошло, что в игре чужими жизнями проигрыш означает смерть. Это ведь я буду виновата, если… когда…
— Ну!
Как раньше я давила на разум Горея через меч, теперь он надавил на мой: взявшись меня защищать, он собирался сделать всё возможное и невозможное. Даже сломать мою волю, мои принципы и убеждения. Да и что изменится, если я откажусь?
— Хон!!!
— Он не придёт, — «порадовал» меня Жеск. — Господин Холодный Огонь нынче танцует в другом месте.