А потом, когда самое страшное осталось позади, к ней в спальню явился маркиз Д'Алваро. И как оказалось, вовсе не за тем, что первым пришло в голову обмершей при виде мужа Лавинии.
«Мне сказали, что вам уже лучше, — проговорил его сиятельство, коротким взмахом руки выставив вон горничную. — Я решил убедиться лично» Он огляделся вокруг, выдвинул из-под туалетного столика пуф и сел. Лавиния шевельнула губами, но маркиз только вновь повелительно вскинул руку: «Поберегите горло. Ему и так уже сильно досталось, а я как-нибудь переживу без приветствий» Он посмотрел ей в лицо, и Лавиния съежилась под этим мрачным, тяжелым взглядом, но, покорная его воле, ни сказала ни слова — только предательски задрожавшими руками подтянула повыше край одеяла. Астор Д'Алваро это заметил.
«Уксус был лишним, госпожа, — помолчав, сказал он. — Даже люди вроде меня способны понимать слова, особенно такие простые, как «нет». Вам стоило сказать мне это сразу, а не ждать, когда будет поздно и после заливать обиду ядом… Молчите. Я не слушать пришел, а говорить, и долго томить вас своим присутствием не стану» Он бросил взгляд на дверь, сделал короткую паузу и продолжил: «На ваше счастье, цели своей вы не достигли и, по словам врача, ваш необдуманный поступок вряд ли приведет в будущем к серьезным последствиям. Однако я не хочу рисковать. И коль уж мои домогательства для вас до такой степени несовместимы с жизнью — утешьтесь, больше я вас ими не побеспокою» Лавиния, комкая в пальцах одеяло, растерянно глядела на мужа. Чего бы она ни ждала, но на такой поворот даже в самых смелых мечтах не надеялась. Она вновь шевельнула губами, но маркиз только коротко качнул головой. И встал. «Это все, что я хотел сказать, — услышала Лавиния. — Отдыхайте и не волнуйтесь — больше я здесь не появлюсь, если вы сами того не пожелаете» Он, прихрамывая, подошел к двери, взялся за ручку и, уже переступив порог, обернулся. Лавиния напряглась было, вжавшись спиной в подушки, однако маркиз больше ничего не сказал. Видно, передумал — помедлил пару мгновений и вышел, беззвучно прикрыв за собой дверь. Через неделю он передал жене через управляющего, что правое крыло дома полностью в ее распоряжении — а если она пожелает что-то там изменить по своему вкусу, то и сам управляющий тоже, вместе с работниками. Лавинии, уже уверенно идущей на поправку, как раз разрешили вставать, и она ухватилась за нежданный подарок обеими руками. Комнаты по обе стороны коридора, что вел к короткому переходу из правого крыла в основной дом, очистили от старой мебели, и маркизе Д'Алваро наконец-то нашлось, чем заняться на благо себе и другим…
Ее муж в этом никак не участвовал. И слово свое, как ни странно, держал — в тот день, когда он его дал, Лавиния не очень-то ему поверила, однако время шло, а маркиз Д'Алваро не спешил требовать от жены исполнения супружеского долга. В ее спальне он действительно с тех пор не появлялся, да и дома по большей части лишь ночевал. Завтракала и ужинала маркиза теперь в полном одиночестве, что, положа руку на сердце, ее только радовало — как и то, что мужа она теперь видит дай боги раз в день: рано утром он уезжал на заставу, а возвращался лишь поздно вечером и сразу уходил либо в библиотеку, либо к себе. Столкнуться с ним ей случалось разве что на лестнице или в коридоре, но даже и тогда особенно трястись было не из-за чего — маркиз при виде жены только чуть склонял голову в знак приветствия и, ничего не говоря, удалялся. Иногда Лавинии казалось, что на самом деле это он ее избегает, а вовсе не наоборот.
Впрочем, даже несмотря на такие перемены, тревога ее не утихала. Кто поручится, что внезапное благородство мужа не может так же внезапно и кончиться? Что, если все это просто вынужденная мера, пока она еще слаба после болезни? А как только окончательно поправится… Дальше маркиза старалась не думать. Она понимала, что вечно ее вольница длиться не может, что ее супруг — мужчина, а мужчинам, судя по нему же, без ночных забав никак не обойтись, что, в конце концов, дети не появляются просто и вдруг, как бы женщинам того ни хотелось — а значит, рано или поздно ее спокойствию все равно придет конец. Нет, травиться Лавиния уже не станет, и вешаться тоже, стерпит как-нибудь — другие же терпят, и ничего? — но все-таки…
Маркиза Д'Алваро отодвинулась от каминной решетки — огонь пылал ярко, жар уже начал обжигать ладони — и хотела подняться, но сквозь распахнутую дверь донеслись знакомые шаги, сопровождаемые шорохом многочисленных юбок. В комнату, нагруженная целым ворохом каких-то ярких тканей, вплыла раскрасневшаяся Пэт. Последнее время кухарка частенько пренебрегала своими прямыми обязанностями, свалив всю работу на двух деревенских девчонок-помощниц, и устроилась при госпоже кем-то вроде компаньонки — к немалой радости маркизы и, надо сказать, сильному неудовольствию ее супруга. Впрочем, о последнем Лавиния не знала. А грубоватая забота Пэт трогала ее до глубины души.
— Так и думала, что тут вас найду, госпожа! — сияя улыбкой, с порога сообщила кухарка. — Там человек из Скиллинга приехал, от Карелла, вот, образцов привез, как заказывали — тут и обойный шелк, и для гардин, и для мебели… Ох, что ж вы прямо на полу-то сидите?! Спаси боги, застудитесь!
Лавиния улыбнулась.
— Так больше ведь пока не на чем, Пэт, — сказала она. — Да и тепло здесь, ничего страшного. Давай сюда, вместе посмотрим!
Она протянула руки к аккуратно сшитым между собой по одному краю обрезкам. Скиллинг, один из крупных городов Разнотравья, и самый ближайший к южной границе, столице Геона уступал разве только размерами. А знаменитые мануфактуры барона Карелла, давно прибравшего к рукам не только Скиллинг, но и окрестные земли, обеспечивали всем необходимым добрую половину Разнотравья. Помимо литейного и плотничьего производства, торговый дом Кареллов владел сукнодельческой, ткацкой и швейной мануфактурами, крупнейшими на юге, и, разумеется, ткани для отделки дома маркизе Д'Алваро управляющий посоветовал заказать именно у них. «Качество отличное, ваше сиятельство, — сказал он. — И выбор самый что ни на есть — а цена при том честная. Опять же, рядом — изготовят всё в лучшем виде и доставят в срок!» Лавиния согласилась, что это было бы замечательно, и вот, не прошло и недели, как из Скиллинга прибыли образцы тканей. Одна кипа — расшитый узорами шелк, вторая — строгий, без всяких излишеств, в полоску и однотонный, третья — цветы всевозможных расцветок… «Глаза разбегаются», — подумала маркиза, глядя на этакое богатство. Раньше ей никогда не доводилось хоть что-нибудь самой выбирать: платья девицам эль Виатор дома шили по указке матери, девичья комнатка досталась Лавинии от старшей сестры, когда та вышла замуж. Даже супруга, и того выбрал отец.
Кстати, о супруге.
— Пэт, — поколебавшись, спросила Лавиния, — может, мне тебе помочь чем-нибудь? Если не на кухне, так еще где… Гостевые покои, к примеру, здесь-то мы всё разобрали, а там до сих пор беспорядок и ужасная пыль! Я ведь теперь совсем здорова, так что могу…
На красном лице кухарки отразилось неприкрытое изумление.
— Помочь? — переспросила она, уставившись на маркизу округлившимися глазами. — Вам?.. Да вы верно шутите, госпожа, — где ж это видано, чтоб хозяйка руки в пыли марала? На то горничные есть! Ну, то есть, у нас-то в дому всего одна, и та ваша, но ведь… С чего вы такое вдруг выдумали? Да его сиятельство все соседи застыдят, что супругу, как служанку какую, к метле приставил!
Лавиния смутилась. И покосившись в сторону окна, неуверенно пробормотала:
— Так он же сам… Там, во дворе, я подумала, что тут так положено…
Кухарка, проследив за взглядом госпожи, наморщила брови — а поняв, наконец, что имелось в виду, звонко расхохоталась:
— Вот вы о чем! Ну, ясное дело, вы ж совсем недавно в Алваро, еще, почитай, ничего не знаете… Да такие же у нас порядки, как и везде — только хозяин другой. Вы на его сиятельство не глядите, госпожа, он, говорят, с детства такой, кровь играет, а уж по холоду с ним и вовсе неприлично сказать, что делается. Не может на месте усидеть, да и все тут! То, вон, дрова рубит, то у кузнеца, случается, работу отбирает, а в прошлом году так вовсе, как крышу-то чинили, едва не убился — не утерпел, тоже полез, а года-то уже… И нога, сами понимаете! — она сочувственно качнула головой. — Чудом только все кости себе не переломал, и ведь как отлежался, так сызнова на той же крыше поймали — без него-де все не так сделали, никому, мол, ничего доверить нельзя. Упрямый — страсть! Осенью, когда дожди, из дому не особо-то высунешься, вот он сиднем сидит, сам изводится и с нас жилы тянет, а как зима на порог — так хоть на цепь сажай, чтоб перед соседской челядью не срамиться: их-то господа, как положено, кроме поводьев драконьих в руки ничего не возьмут, а его сиятельство… Но наше дело маленькое, чудит хозяин — дак и пускай, коль ему в удовольствие. — Она посмотрела на Лавинию и развела полными руками:- Только вы-то не он, госпожа! И думать бросьте, нечего вам промеж котлов тереться да за тряпку браться, вы маркиза Д'Алваро, а не кто-нибудь там! И об гостевых покоях не тревожьтесь, сейчас ни в полях, ни на пашнях работы нет, сгоним деревенских да выскоблим все — у самой уж, признаться, давно руки чесались. А вам, ваше сиятельство, своих забот вон сколько!
