— Обойдемся!
Молодой человек пожал плечами, сделал еще один недлинный шаг в строну и тенью растворился в снегопаде. Герцогиня эль Тэйтана раздраженно фыркнула:
— Южане! В жизни не видела таких нахалов. Ты его знаешь, Кэсс?
Кассандра помотала головой. И передернувшись от очередного порыва ветра, вновь натянула капюшон до самого носа.
— Ну и холодина, — прошипела она. — Пойдем скорее! Я тоже уже ног не чувствую.
— Еще бы, — буркнула Орнелла, бросив мимолетный взгляд на то место, где минуту назад стоял смуглый насмешник. — Ну, держись крепче — и побежали!
Однако с бегом не задалось. Метель, набиравшая силу с каждой минутой, разыгралась не на шутку, ветер выл, сметая с крыш белую пыль, которая так и норовила запорошить слезящиеся глаза, ноги проваливались в снег, плащи держались на честном слове, да еще и стемнело вдруг так быстро, что они и опомниться не успели… До кадетского городка подруги добрались, наверное, только часа через полтора, а пожалеть о своем опрометчивом отказе возможному проводнику кадет эль Тэйтана успела раз тридцать. Но больше, как на грех, им навстречу не попалось ни одной живой души — до самых ворот, которые они уже и не чаяли сегодня увидеть.
Промерзших до костей кадетов стражи впустили без всяких вопросов, близость желанной цели придала сил обеим, и вскоре Орнелла с Кассандрой, больше похожие на два сугроба, ввалились в маленькую переднюю женской казармы. Дневальная у дверей, одна из старшекурсниц, что никогда не упускали возможности отпустить шпильку в сторону младших соучениц, в этот раз лишь сочувственно покачала головой, глядя на их растерзанный вид.
— Здорово вам досталось, — сказала она. — Хорошо вообще, что добрались до отбоя! Вас наши привели?
Тяжело дышащие подруги с недоумением переглянулись.
— Ваши? — переспросила Кассандра, негнущимися пальцами потянув вниз застежку плаща. — В смысле? Нет, мы сами…
Дневальная уважительно шевельнула бровью. И протянула руки:
— Давайте сюда плащи, вы еле стоите. Так, значит, сами?.. Странно. Половину ребят второго курса отправили в дозор, таких вот заплутавших вылавливать. Неужели вы никого из них не встретили? Вот не повезло! Так бы проводили.
Покрасневшие от ветра глаза кадета эль Тэйтаны медленно сощурились. «Значит, вот что этот нахал там делал! — поняла она. — Дозор! Проводники! И вместо того, чтобы… Вот же скотина! А если бы мы обе замерзли к демонам где-нибудь в переулке?!»
Она свирепо раздула ноздри, протянула плащ дневальной и вслед за Кассандрой стряхнула с сапог налипший снег. Ну, ничего. Этому мерзавцу загорелому оно еще зачтется, решила Орнелла. И отвлекшись на звуки музыки со стороны лестницы, недоверчиво фыркнула:
— Слышишь? Да она опять за старое!..
Кассандра, уже успевшая прийти в себя настолько, чтобы улыбнуться, кивнула. Из-за неплотно прикрытой двери в их комнату доносилась пение лютни, и чистый, мягкий голос знакомо вторил ей:.
— Только принцесс не трогай, коль хочешь жить! — хором закончили они и рассмеялись. Кадет эль Тэйтана картинно возвела глаза к потолку.
— Не понимаю, — сказала она, — что за прелесть наша орхидея находит в таких жутких песнях?
— Почему — жутких? — вступилась за подругу Кассандра. — Стихи красивые. Ну разве что немножко… Как бы…
— Ага, — весело тряхнула головой Орнелла, — как бы не для слабонервных. Кровь ручьями, страдания и все такое прочее — хотя да, в этой всего два трупа, уже, считай, достижение!.. Вот с чего бы? Ромашка ромашкой, домашний ребенок, и такие пристрастия?
— Ты уж определись, — Кассандра прислушалась к наступившей тишине. Сельвия, очевидно, настраивалась на новую песню. — Ромашка или орхидея.
— А! — Орнелла утомленно махнула рукой. — Много там разницы? Всё одно цветочек, жизни не нюхавший!
— Угу, — с нескрываемой иронией отозвалась кадет Д'Элтар, глядя на задравшую нос герцогиню, — а ты, конечно, нюхала. Как только нос не отвалился.
— Нет, — согласилась ее светлость, толкая дверь, — так я всякой жути и не сочиняю, верно?..
Сигнал к отбою, едва слышный из-за воя метели, прозвучал, как всегда, в десять. Измученные первокурсники, наломавшиеся за день с лопатами в руках, его даже не услышали — добравшись с горем пополам до своих казарм, они почти сразу расползлись по постелям и уснули, едва голова коснулась подушки. Кураторы, пересчитав подопечных и убедившись, что все на месте, тоже отправились каждый к себе. Кадетский городок затих, погребенный под толщей снега.
Однако в мужских казармах второго и третьего курсов, чьих обитателей суровая стихия пощадила, в довесок подарив едва ли не полдня свободного времени из-за частичной отмены занятий, жизнь бурлила ключом. Отдохнувшие, выспавшиеся за день кадеты, пусть и разойдясь после отбоя по своим спальням, укладываться не спешили. Из-за плотно прикрытых дверей в комнаты то и дело доносились приглушенные голоса, изредка прерываемые короткими взрывами смеха, слышались шлепки картами о столы, а кое-где — и осторожное позвякивание наполненных вином стаканов. Последнее, учитывая суровые правила Даккарая, в любой другой день не сошло бы нарушителям с рук, но сегодня метель была с ними заодно: куратор до самого утра не покинет флигеля и не услышит ничего, кроме стонов ветра, а завтра… До завтра еще далеко!
— Думаю, этакая свистопляска теперь надолго, — на мгновение отвлекшись от карт, что держал в руках, и бросив взгляд в окно, сказал один из четверки кадетов, расположившихся на пледах прямо на полу, возле раскаленной печурки. — И полеты завтра наверняка тоже отменят. Вот уж не было бы счастья!
— Вполне возможно, — раздумчиво кивнул сосед напротив. Его морковно-рыжая шевелюра, не убранная в косу, пламенела в свете огня как факел: зажигать лампу, даже невзирая на весьма малую вероятность ночного обхода, товарищи поостереглись. — Только зря ты, Рон, так радуешься. Молодняк после сегодняшнего, уж верно, завтра будет едва живой.