Молчание
Есть свойства – существа без воплощенья,
С двойною жизнью: видимый их лик —
В той сущности двоякой, чей родник —
Свет в веществе, предмет и отраженье.
Двойное есть Молчанье в наших днях,
Душа и тело – берега и море.
Одно живет в заброшенных местах,
Вчера травой поросших; в ясном взоре,
Глубоком как прозрачная вода,
Оно хранит печаль воспоминанья,
Среди рыданий найденное званье;
Его названье: «Больше Никогда».
Не бойся воплощенного Молчанья,
Ни для кого не скрыто в нем вреда.
Но если ты с его столкнешься тенью
(Эльф безымянный, что живет всегда
Там, где людского не было следа),
Тогда молись, ты обречен мученью!
Червь-победитель
Во тьме безутешной – блистающий праздник,
Огнями волшебный театр озарен;
Сидят серафимы, в покровах, и плачут,
И каждый печалью глубокой смущен.
Трепещут крылами и смотрят на сцену,
Надежда и ужас проходят, как сон;
И звуки оркестра в тревоге вздыхают,
Заоблачной музыки слышится стон.
Имея подобие Господа Бога,
Снуют скоморохи туда и сюда;
Ничтожные куклы, приходят, уходят,
О чем-то бормочут, ворчат иногда.
Над ними нависли огромные тени,
Со сцены они не уйдут никуда,
И крыльями Кондора веют бесшумно,
С тех крыльев незримо слетает – Беда!
Мишурные лица! – Но знаешь, ты знаешь,
Причудливой пьесе забвения нет.
Безумцы за Призраком гонятся жадно,
Но Призрак скользит, как блуждающий свет.
Бежит он по кругу, чтоб снова вернуться
В исходную точку, в святилище бед;
И много Безумия в драме ужасной,
И Грех в ней завязка, и Счастья в ней нет.
Но что это там? Между гаэров пестрых
Какая-то красная форма ползет,
Оттуда, где сцена окутана мраком!
То червь, – скоморохам он гибель несет.
Он корчится! – корчится! – гнусною пастью
Испуганных гаэров алчно грызет,
И ангелы стонут, и червь искаженный
Багряную кровь ненасытно сосет.
Потухли огни, догорело сиянье!
Над каждой фигурой, дрожащей, немой,
Как саван зловещий, крутится завеса,
И падает вниз, как порыв грозовой —
И ангелы, с мест поднимаясь, бледнеют,
Они утверждают, объятые тьмой,
Что эта трагедия Жизнью зовется,
Что Червь-Победитель – той драмы герой!
Линор
О, сломан кубок золотой! душа ушла навек!
Скорби о той, чей дух святой – среди
Стигийских рек.
Гюи де Вир! Где весь твой мир? Склони свой
темный взор:
Там гроб стоит, в гробу лежит твоя любовь,
Линор!
Пусть горький голос панихид для всех звучит
бедой,
Пусть слышим мы, как нам псалмы поют
в тоске святой,
О той, что дважды умерла, скончавшись
молодой.
«Лжецы! Вы были перед ней – двуликий
хор теней.
И над больной ваш дух ночной шепнул:
Умри скорей!
Так как же может гимн скорбеть и стройно
петь о той,
Кто вашим глазом был убит и вашей клеветой,
О той, что дважды умерла, невинно-молодой?»
Peccavimus; но не тревожь напева похорон,
Чтоб дух отшедший той мольбой с землей
был примирен.
Она невестою была, и Радость в ней жила,
Надев несвадебный убор, твоя Линор ушла.
И ты безумствуешь в тоске, твой дух скорбит
о ней,
И свет волос ее горит, как бы огонь лучей,
Сияет жизнь ее волос, но не ее очей.
«Подите прочь! В моей душе ни тьмы,
ни скорби нет.
Не панихиду я пою, а песню лучших лет!
Пусть не звучит протяжный звон угрюмых
похорон,
Чтоб не был светлый дух ее тем сумраком
смущен.
От вражьих полчищ гордый дух, уйдя
к друзьям, исчез,
Из бездны темных Адских зол в высокий мир
Чудес,
Где золотой горит престол Властителя Небес».
Лелли
Исполнен упрека,
Я жил одиноко,
В затоне моих утомительных дней,
Пока белокурая нежная Лелли не стала
стыдливой невестой моей,
Пока златокудрая юная Лелли не стала
счастливой невестой моей.
Созвездия ночи
Темнее, чем очи
Красавицы-девушки, милой моей.
И свет бестелесный
Вкруг тучки небесной
От ласково-лунных жемчужных лучей
Не может сравниться с волною небрежной ее
золотистых воздушных кудрей,
С волною кудрей светлоглазой и скромной
невесты-красавицы, Лелли моей.
Теперь привиденья
Печали, Сомненья
Боятся помедлить у наших дверей.
И в небе высоком
Блистательным оком
Астарта горит все светлей и светлей.
И к ней обращает прекрасная Лелли сиянье
своих материнских очей,
Всегда обращает к ней юная Лелли фиалки
своих безмятежных очей.
