— Убил бы его, — насупившись, сообщил дворник.

— За что?

— За все!

— Это он из-за меня, — еле выговорил Антиох, совсем заходясь. — Из-за меня. И ведь убил бы Федора Михайловича…

— Угум, — хмуро кивнул дворник. — Пи-са-те-ли! Делают, что хотят. Ты, случаем, не писатель?

— Упаси бог.

— Сразу видно порядочного человека, — заявил Буратино. С треском захлопнул книжку. — Ну сплошное вранье! Знаю я этого Пьеро — дурак набитый, и Мальвина — мымра с ушами, у нее ребенок от Дуремара. Чтобы я с ней? — да никогда!

— Мадам Куробык, вот женщина, — осоловело и веско сказал поручик Пирогов. — Из французов она. Духами разит, как от нашего полковника — наповал…

Внезапно зазвонил будильник — металлическим смехом, прямо в мозгу.

Я прихлопнул его и здорово укололся.

— Тс-с-с, дядя, нос мне своротишь, — сказали из-под стола.

Я таращился до боли в орбитах.

Стемнело еще больше, как перед сильной грозой. Прозрачные тени сгустились. Было очень душно. Спеклось горло. Я, наверное, перебрал. Комната странно перекосилась, пол накренился, будто качели — на концах стояли две черные фигуры.

По силуэту в высоко поднятом, фосфоресцирующем, мутном окне я узнал Антиоха. Он, вытянув прямой пистолет, целился куда-то вниз.

Оттуда, из угла темноты, потребовали:

— Опровержение! Во всех газетах!

Дворник гигантским четвероногим пауком карабкался по наклонному паркету.

— Сичас, ребята, все будет, как в театре…

— Что это они?

— А наплевать, — махнул Буратино. — Не переживай, дядя, давай лучше выпьем.

Мы чокнулись под столом. Я закусил воздух последней сосиской. Отличная попалась сосиска — чистый крахмал.

Голова сразу же поплыла.

— Кантемирыч, — устало сказал я, — шли бы домой — все сразу.

— Ни фига, — решительно возразил дворник. Выпрямился, балансируя. — Я как секундар… как серкундат… Пущай палят!.. Готовься, ребята, закрывай левый глаз! Ну да куда ты целишься, дура военная? Обалдел, что ли? Ты же в меня целишься, дура, а надо вон в него…

Потянулся, поправил дуло.

— Чурбачок, ты спрятался?

— Ага, — сказал Буратино. Отогнул скатерть. — Ложись под стол, дядя, укокошат, озверел народ…

Я вяло отмахнулся.

— Уже заканчиваем, — весело сказал мне Антиох. — А потом ведь забавно…

— Тимофей! Фужер шампанского, скотина! — закричал поручик снизу.

Я едва различал его в темноте.

Дворник поднял руку.

— Айн… цвай…

Грохнули выстрелы. Стены на мгновение озарились мертвенной вспышкой. Я успел заметить, как поручик выронил пистолет, а затем комнату застлало шипящей серой.

Что-то рухнуло.

— Все, дядя, пора завязывать, — трезвым голосом сказал Буратино.