Париж, 2 сентября 1792 года

Никто и не подозревал, чем обернется этот день.

Жермен де Сталь не знала этого, прощаясь с теми, кто работал в посольстве. Сегодня, второго сентября, она попытается бежать из Франции, пользуясь дипломатической неприкосновенностью.

Жак Луи Давид не знал этого, спешно собираясь на внеочередное заседание Национального собрания. Сегодня, второгои сентября, вражеские войска находились в двухстах пятидесяти километрах от Парижа. Прусская армия угрожала сровнять город с землей.

Морис Талейран не знал этого, когда он и его камердинер Куртье снимали с полок в кабинете Талейрана книги в дорогих кожаных переплетах. Сегодня, второго сентября, Талейран планировал контрабандой вывезти через французскую границу ценную библиотеку, а затем подготовить и свой неминуемый отъезд.

Валентина и Мирей не знали этого, прогуливаясь по осеннему саду за студией Давида. В письме, которое они только что получили, говорилось, что первым фигурам, вынесенным из Монглана, угрожает опасность. Девушки и представить себе не могли, в центре какой бури они окажутся из-за этого письма. Эта буря готова была вот-вот разразиться во Франции. Никто не знал, что несколько часов назад в стране начался террор.

9.00

Валентина обмакнула кончики пальцев в спокойную гладь маленького пруда неподалеку от студии Давида. Золотая рыбка, пощипывала ее за руку. Рядом с этим местом они с Мирей закопали две фигуры из шахмат Монглана, которые привезли с собой. Теперь, возможно, к ним присоединятся и другие.

Мирей, сидевшая позади подруги, читала письмо. Вокруг них в густой траве цвели темные хризантемы, похожие на огромные топазы и аметисты. Было по-летнему тепло, но на поверхности воды уже плавали первые желтые листья — вестники приближающейся осени.

— Этому письму существует только одно объяснение, — сказала Мирей и прочла вслух:

«Мои возлюбленные сестры во Христе!

Как вы, возможно, знаете, Канское аббатство закрылось. Во времена великой смуты в стране наша патронесса мадемуазель Александрин де Форбин сочла необходимым присоединиться к своей семье во Фландрии. Тем не менее сестра Мария Шарлотта Корде, которую вы, возможно, помните, осталась в аббатстве, поскольку неотложные дела потребовали ее присутствия.

Хотя мы никогда не встречались, хочу представиться. Я — сестра Клод из более не существующего монастыря в Кане, Я была личным секретарем сестры Александрин, которая несколько месяцев назад побывала у меня дома в Эперне, перед тем как отправиться во Фландрию. Она настоятельно убеждала меня, если в скором времени судьба забросит меня в Париж, непременно навестить сестру Валентину и лично передать ей известия от нашей патронессы. Сейчас я в столице, остановилась у францисканцев. Пожалуйста, встретьтесь со мной у ворот Аббатской обители сегодня в два часа пополудни, ибо я не знаю, как долго смогу здесь оставаться. Думаю, вы понимаете всю важность этой просьбы.

Ваша сестра во Христе Клод, Канское аббатство»

— Она приехала из Эперне, — сказала Мирей, когда закончила читать письмо. — Это город к востоку отсюда, на реке Марне. Она заявляет, что сестра Александрин де Форбин останавливалась там по пути во Фландрию. Ты знаешь, что находится между Эперне и границей с Фландрией?

Валентина отрицательно покачала головой и уставилась на Мирей округлившимися глазами.

— Крепости Лонгви и Верден, а еще половина прусской армии. Похоже, наша сестра Клод принесла не только привет, от Александрин де Форбин. Возможно, у нее с собой то, что Александрин посчитала опасным взять с собой во Фландрию, особенно когда рядом находится вражеская армия.

— Фигуры? — вскричала Валентина и вскочила на ноги, напугав золотую рыбку. — В письме говорится, что Шарлотта Корде осталась под Каном. Возможно, Кан является местом встречи у северной границы. — Она замолчала, обдумывая это. — Но если так, — добавила она растерянно, — почему Александрин пытается перебраться через границу на востоке?

— Я не знаю, — ответила Мирей. Она освободила от ленты свои рыжие волосы и нагнулась к фонтану, чтобы умыть разгоряченное лицо. — Мы никогда не узнаем всего, пока не встретимся с сестрой Клод в назначенный час. Но почему она выбрала гостиницу францисканцев? Это самое опасное место в городе. Знаешь, Аббатская обитель больше не монастырь. Там теперь тюрьма.

— Я не боюсь идти туда одна, — сказала Валентина. — Я обещала аббатисе, что с честью буду нести возложенную на меня ношу, и теперь настало время доказать это. Ты должна остаться здесь, кузина. Дядюшка Жак Луи запретил нам выходить в его отсутствие.

— Что ж, тогда нам придется что-то придумать, — ответила Мирей. — Я ни за что не пущу тебя к францисканцам одну. Даже не думай!

10.00

Карета Жермен де Сталь выехала из ворот шведского посольства. На крыше ее были сложены и связаны сундуки, за сохранностью которых следили кучер и двое ливрейных лакеев. Внутри вместе с Жермен находились ее горничные и множество шкатулок с драгоценностями. Мадам была одета в официальное платье посла, украшенное цветными лентами и эполетами. Шестерка белоснежных лошадей тянула карету по уже запруженным толпой улицам Парижа в сторону городских ворот. Кокарды лошадей повторяли цвета шведского флага, на дверях кареты виднелись гербы шведской короны. Занавески на окнах были задернуты.

Сидя в духоте и темноте кареты, Жермен погрузилась в свои мысли и не выглядывала из окон, пока карета неожиданно не остановилась перед выездом из города. Горничная потянулась открыть окошко.

Снаружи оказалась толпа оборванных женщин, вооруженных граблями и мотыгами. Некоторые таращились в окно на Жермен, из-за выпавших и гнилых зубов их рты были похожи на зияющие дыры.

«Почему нищие всегда так убого выглядят?» — подумала Жермен.

Она потратила много часов на политические интриги, растрачивая свое немаленькое состояние на взятки нужным чиновникам, и все ради этих жалких оборванцев. Жермен высунулась из окна, рука легла на раму окна.

— Что случилось? — крикнула она грудным властным голосом. — Сейчас же пропустите карету!

— Никому не позволено покидать город! — громко заявила женщина из толпы. — Мы охраняем ворота! Смерть аристократам!

Этот призыв подхватила толпа, которая разрасталась на глазах. Визг и вопли старух почти совсем оглушили Жермен.

— Я — посол Швеции! — крикнула она. — У меня официальная миссия! Я приказываю, пропустите карету!

— Ха! Она еще и командует! — гаркнула женщина, которая стояла рядом с окном кареты.

Она повернулась к Жермен и плюнула той в лицо. Толпа взревела.

Жермен достала из-за корсажа платок и утерлась им. Выкинув его в окно, она крикнула:

Это платок дочери Жака Неккера, министра финансов, которого вы так любили и почитали! Оплевана народом… Животные! — добавила она, оборачиваясь к горничным, которые забились в угол кареты. — Посмотрим, кто хозяин положения.

Однако толпа женщин уже выпрягла из кареты лошадей. Вместо них женщины впряглись сами и потащили карету по улицам, подальше от городских ворот. Толпа выросла еще больше. Она сдавила и медленно поволокла карету, подобно муравьям, тянущим кусок пирога.

Жермен яростно билась в двери, дерзко выкрикивала из окна проклятия и угрозы, но ее голос тонул в гуле толпы. Казалось, прошла вечность, прежде чем карета остановилась перед фасадом здания, окруженного охраной. Когда Жермен увидела, где оказалась, то внутри у нее все заледенело. Они притащили ее к отелю «Де Виль», штабу Парижской коммуны.

Насколько Жермен знала, Парижская коммуна была гораздо опасней толпы оборванцев, окружавших карету. Ее члены были безумны. Даже те, кто входил в состав Национального собрания, боялись их. Выходцы парижских улиц, они сажали в тюрьмы и старательно уничтожали представителей знати с поспешностью, которая изобличала их представление о свободе. Для них Жермен де Сталь была всего лишь еще одним знатным горлом, которое надо было перерезать гильотиной. Она это знала.