— И еще, Фарран. Нет нужды пускать в ход сапоги или кулаки. У этого Раина, их старшего, есть уши.

— Как прикажете, лорд Борнхальд. — Судя по голосу, сотник был слегка разочарован. Коснувшись латной рукавицей закованной в сталь груди, он повернул коня и поскакал к стоянке Туата'ан. Поручение пришлось ему не по нраву, но, как ни презирает Фарран Странствующий Народ, он хороший солдат и сделает все как велено.

Вид военного лагеря преисполнил Борнхальда гордостью и довольством. Стройные ряды шатров и коновязей указывали на то, что и в дальнем походе Чада Света не забывали о порядке и дисциплине. Даже в этом покинутом Светом месте. А в том, что оно покинуто, сомневаться не приходится — недаром троллоки здесь так и кишат. Правда, они жгут местные фермы, а это значит, что не все здешние жители предались Тени. Кое-кто остался чист, тогда как прочие кланялись и поддакивали «милорд», «как вам будет угодно, милорд», а стоило отвернуться, поступали по-своему. И они прятали Айз Седай. Два дня назад к югу от Тарена Чадам удалось убить Стража. Это был именно Страж, такие плащи бывают только у них.

Борнхальд ненавидел Айз Седай, продолжавших использовать Силу, будто мало им Разлома Мира. Если их вовремя не остановить, они, того и гляди, устроят новый Разлом. Хорошее настроение растаяло, словно весенний снег. Взгляд его остановился на палатке, в которой содержались пленники. Оттуда их выводили на прогулку — раз в день и поодиночке. Никто из них даже не пытался бежать, зная, что расплачиваться за это придется остальным. Да далеко и не убежишь — разве что на дюжину шагов в любом направлении. Два десятка Чад неотступно наблюдали за пленниками. Борнхальд стремился исключить даже малейший риск. Как известно, беда не приходит одна. Но и чрезмерной суровости по отношению к пленникам он не допускал. Ни к чему зря будоражить местных жителей, так ведь и до бунта недалеко. Байар тупица, а Фарран и того хуже. Хотел, видите ли, сам допрашивать пленных. Борнхальд в Вопрошателях не состоял и методов их не одобрял. И он не намеревался позволить Фаррану даже приближаться к этим девушкам, хоть Ордейт и уверяет, что они — Приспешницы Темного.

Приспешницы, не Приспешницы — Борнхальда это сейчас не особенно волновало. По правде сказать, его интересовал только один Приспешник, причем куда больше, чем все троллоки и Айз Седай вместе взятые. Только один — Перрин Айбара. Дэйн не очень верил, что этот парень водится с волками, да и не в волках дело. Зато Байар рассказал ему, как этот Айбара заманил его, Дэйна, отца — Джефрама Борнхальда — в смертельную ловушку на Мысе Томан. Отец погиб от рук проклятых Приспешников Темного — этих Шончан и их союзниц Айз Седай. Пожалуй, если в ближайшее время никто из Луханов не заговорит, придется позволить Байару потолковать с кузнецом по-своему. Уж тогда кто-нибудь из них разговорится — или сам Лухан, или его жена, увидев, что выделывают с ее муженьком. Но так или иначе, на след Перрина Айбара он выйдет.

Когда Борнхальд спешился у шатра, его уже поджидал Байар. Лорд бросил взгляд на теснившуюся в стороне горстку палаток, откуда повеял ветер, и поморщился. Они там не отличались чистоплотностью.

— Похоже, Ордейт вернулся?

— Да, милорд, — промолвил Байар и умолк. Борнхальд вопросительно взглянул на него.

— Они говорят, что к югу от лагеря произошла стычка с троллоками. Двое погибли. Шестеро ранено.

— Кто погиб? — тихо спросил Борнхальд.

— Чадо Джолин и чадо Гоманес, лорд Борнхальд. Выражение худощавого, со впалыми щеками лица Байара не менялось никогда.

Борнхальд медленно стянул латные рукавицы. Погибли именно те двое, которым было приказано следить за Ордейтом. Стараясь не повышать голоса, он заговорил:

— Передай мастеру Ордейту мое почтение и… Нет! Никаких любезностей! Пусть этот мешок с костями явится ко мне. Именно так и скажи. А вздумает возражать — приведи силой. Ступай.

Пытаясь сдержать гнев, Борнхальд зашел в шатер, опустил полог и с ворчанием достал из походного стола карты и шкатулку с письменными принадлежностями.

Ордейт, должно быть, считает его дураком. Дважды он посылал своих людей с этим типом, и дважды его извещали, что они погибли «в стычке с троллоками», причем все остальные оставались целы. И всегда это происходило на юге… Этот человек просто помешан на Эмондовом Лугу. Правда, Борнхальд и сам мог бы разбить там лагерь, если бы не… Впрочем, теперь в этом нет надобности. Луханы в его руках, а стало быть, рано или поздно он заполучит Перрина Айбара. А случись что, из Сторожевого Холма легче отступить к Таренскому Перевозу. Сначала военные соображения, а уж потом личные.

В тысячный раз Борнхальд задумался о том, почему Лорд Капитан-Командор послал его сюда. Здешний народ не очень-то отличается от людей, живущих в других краях. Разве что рвения к выявлению Приспешников Темного у местных жителей маловато. В других селениях всегда находились доброхоты, желавшие избавиться от нежелательных соседей и охотно помогавшие Чадам искоренить Приспешников. Двуреченцы же, кроме разве что жителей Таренского Перевоза, лишь угрюмо таращились на Клык Дракона и, кажется, вовсе не считали отверженными тех, на чьих дверях он был намалеван.

И еще эти троллоки. Знал ли Пейдрон Найол, что здесь объявятся троллоки? Вроде бы не должен — откуда? Но если не знал, зачем отправил в такую глушь столь сильный отряд? И почему, Света ради, Лорд Капитан-Командор навязал ему этого одержимого?

Откинулся полог, и в шатер с самодовольным видом вошел Ордейт. Его изысканный, шитый серебром серый кафтан был засален и заляпан грязью. Торчавшая из ворота тощая немытая шея придавала ему сходство с черепахой.

— Добрый вечер, милорд Борнхальд. Чудесный и славный вечер. — Сегодня в его речи слышался отчетливый лугардский акцент.

— Ордейт, что случилось с чадами Джолином и Гоманесом?

— Страшное невезение, милорд. Едва мы столкнулись с троллоками, как чадо Гоманес бесстрашно…

Не сдержавшись, Борнхальд ударил его по лицу стальной рукавицей. Ордейт пошатнулся, поднес руку к рассеченной губе и посмотрел на окрасившую его пальцы кровь. Улыбка не исчезла с его лица, но стала злобной, ядовитой, змеиной.

— Вы забыли, молодой лорд, от кого я получил свои полномочия. Стоит мне сказать слово, и Пейдрон Найол спустит с вас шкуру, а потом вздернет на виселицу.

— Если только ты останешься в живых, чтобы сказать ему это самое слово, да?

Ордейт скривился, на губах у него выступила слюна.

— Мы должны сотрудничать, — прошипел он. Лугардский акцент исчез, но голос зазвучал более уверенно и властно. Борнхальд даже лугардский говорок предпочитал этому окрашенному плохо скрываемым презрением тону. — Тень окружает нас, лорд Борнхальд, она повсюду. Страшны не троллоки и не Мурддраалы. Они — наименьшее зло. Куда опаснее трое Приспешников, выросшие здесь. Они могут погубить мир. Темный пестовал их семя тысячу лет, если не больше. Ранд ал'Тор, Мэт Коутон, Перрин Айбара — вы знаете их имена. Здесь, в этом краю, высвобождаются силы, способные растерзать все сущее. Порождения Тени блуждают по снам, овладевая умами и сердцами людей, оскверняя их души. Эта земля — сама земля — заслуживает кары. Покарайте ее, и они явятся, явятся все — Ранд ал'Тор, Мэт Коутон, Перрин Айбара. — Последнее имя он произнес почти с нежностью.

Борнхальд нервно вздохнул. Он понятия не имел, откуда этому типу известно, кто именно больше всех интересует его, Эйна. Просто однажды Ордейт дал понять — он знает.

— Я скрыл то, что ты натворил на ферме Айбара…

— Карать их! Карать! — В голосе Ордейта звучало безумие, на лбу выступил пот:

— Карать без жалости! Шкуры со всех содрать, и тогда эти трое явятся!

— …я это скрыл по необходимости, — повысил голос Борнхальд. Он и вправду не мог поступить иначе. Выйди случившееся наружу, ему пришлось бы иметь дело не только с угрюмыми взглядами. Не хватало ему вдобавок к троллокам еще и бунта. — Это я скрыл, но мириться с гибелью своих людей не намерен. Такого я не потерплю, ты меня слышишь? Чем ты занимаешься? Почему скрываешь свои делишки от Чад Света?