Перрин торопливо вытащил из вьюка один из укрепленных на шесте фонарей и зажег его.

— Тут слишком жарко, — проговорил юноша, — отправлюсь-ка я в тенек — прохладиться. — С этими словами он направил Ходока к проему. Ему послышалось, что Фэйли снова охнула.

Жеребец артачился, приближаясь к собственному отражению, но Перрин пришпоривал коня, и тот неохотно двигался вперед. Медленно, припомнил юноша, ворота следует проходить медленно. Морда коня коснулась своего отражения, а затем слилась с ним — он будто вошел в зеркало. Следом за ним и Перрин слился с собственным отражением. Мороз пробежал у него по коже. Время остановилось.

Обволакивающий холод исчез, словно лопнувший мыльный пузырь, и юноша оказался в кромешной мгле, казалось, она сдавливает со всех сторон кружок света от фонаря. Ходока, как и вьючную лошадь, била дрожь.

Гаул спокойно ступил сквозь Врата и начал готовить второй фонарь. Отсюда можно было видеть, точно в закопченном зеркале, оставшихся по ту сторону. Конь Лойала пятился назад, Фэйли подбирала поводья. Движения их казались замедленными — время в Путях текло по-иному.

— Фэйли здорово рассердилась на тебя, — промолвил Гаул, после того как зажег фонарь. Правда, от этого не стало намного светлее: окружающая мгла словно впитывала свет, поглощала его. — Похоже, она считает, что ты нарушил соглашение. Следи за Байн и Чиад — не оставайся с ними наедине. Они, по-моему, собрались преподать тебе урок — на потеху Фэйли. Если им удастся то, что они задумали, боюсь, ты не будешь так спокойно восседать на этом животном.

— Я ни о чем с ней не договаривался, Гаул. Просто делал то, к чему меня вынудили обманом. Очень скоро нам волей-неволей придется следовать за ней и Лойалом — чего она и добивается. Но пока смогу, я пойду впереди. Видишь? — Юноша указал на широкую белую полосу под копытами Ходока. Выщербленная и прерывистая, она вела вперед и исчезала в темноте всего в нескольких футах от них. — Она тянется до первого указателя. Мы будем дожидаться Лойала, потому что только он может прочесть указатель и определить, каким мостом следует двигаться. Но до тех пор Фэйли придется тащиться за мной.

— Мост, — задумчиво проговорил Гаул, — слышал я это слово. Здесь что, есть вода?

— Нет, это не настоящий мост. Просто более подходящего слова не придумали. Я и сам-то не очень в этом разбираюсь… Лойал, тот, может быть, объяснил бы лучше.

Гаул покачал головой:

— Перрин, а ты уверен, что поступаешь правильно?

— Нет, — ответил юноша, — но Фэйли об этом знать незачем. Гаул засмеялся:

— Эх, молодость, молодость. С вами не соскучишься. Перрин нахмурился, пытаясь понять, не над ним ли смеется айилец, а затем направил Ходока вперед, ведя за повод вьючную лошадь. Свет фонаря пропадал из виду уже в двадцати-тридцати шагах, а Перрин хотел оказаться за пределами видимости прежде, чем пройдет Врата. Пусть Фэйли думает, что он решил идти один, и поволнуется, пока не встретит его возле указателя. Чуток понервничать ей не повредит — она еще не того заслуживает.

Золотое солнце едва успело подняться над горизонтом, когда покрытый черным глянцевым лаком экипаж, качнувшись, остановился возле пристани и правивший четверкой подобранных в масть серых коней долговязый темноволосый кучер в черно-золотом полосатом камзоле спрыгнул с облучка и открыл дверцу. На резной дверце кареты не было никакого герба: несмотря на обильно расточаемые льстивые улыбки, тайренская знать лишь под сильным нажимом соглашалась предоставить помощь Айз Седай, и никто из них не хотел, чтобы его родовое имя хоть как-то связывали с Башней.

Не дожидаясь Найнив, Илэйн с удовольствием вышла из экипажа и оправила легкий дорожный плащ из голубого полотна. Улицы Мауле были донельзя разбиты несчетными повозками и фургонами, а кожаные рессоры кареты оставляли желать лучшего. С Эринин веял легкий ветерок, и по сравнению с духотой Твердыни здесь казалось прохладно. Илэйн старалась не подать виду, что в дороге ее изрядно растрясло, но все же не удержалась и потерла спину. Хорошо еще, что ночью прошел дождь и прибил пыль, подумала она, не то мы бы попросту задохнулись. Девушка подозревала, что им нарочно подсунули экипаж без занавесок на окнах.

И на север, и на юг от нее, вдаваясь в реку, словно растопыренные пальцы, тянулись каменные причалы. В воздухе стоял запах смолы, пеньки, рыбы, пряностей и оливкового масла, смешанный со зловонием отбросов, гниющих в стоячей воде между пирсами, и сваленных в кучу возле каменной стены ближайшего склада незнакомых девушке желто-зеленых фруктов. Несмотря на ранний час, по пристани сновали грузчики в кожаных безрукавках на голое тело; они таскали на спине узлы и корзины, толкали перед собой тачки, груженные бочонками и клетями. Скользнув по девушке мимолетным взглядом, работники тут же отводили темные глаза, а многие и вовсе не решались поднять головы. Илэйн было грустно видеть такое. Тайренская знать не слишком пеклась о благе простонародья, а точнее сказать, не пеклась вовсе. В Андоре ее наверняка встретили бы радушными улыбками и сердечными приветствиями, уместными в устах свободных людей, сознающих собственное достоинство, равно как и достоинство своей принцессы. Девушка едва не пожалела о том, что ей приходится уезжать. Она была рождена для того, чтобы править гордым народом, и ей очень хотелось внушить чувство самоуважения жителям Тира. Но в конце концов, это не ее дело, пусть им занимается Ранд. А уж если он не справится со своей задачей сам, я постараюсь ему помочь чем смогу.

Во всяком случае, он начал свое правление, следуя ее советам, и — это она не могла не признать — умел обращаться с людьми. Интересно, многого ли он добьется к ее возвращению? Если, конечно, есть смысл сюда возвращаться!

С того места, где она стояла, было видно не менее дюжины кораблей, но один, пришвартованный к дальнему концу причала носом против течения, прямо-таки бросался в глаза. Судно Морского Народа было около ста шагов в длину — вдвое больше любого другого судна у пристани. Над палубой, словно башни, возносились три высоченные мачты, а четвертая, покороче, была установлена на кормовой надстройке. Илэйн и прежде случалось бывать на судах, но никогда на таких громадных, и она никогда не путешествовала морем. Стоило вспомнить, кому принадлежит судно, и на ум приходили дальние моря и неведомые страны. В любой истории о волнующих приключениях обязательно присутствовал Ата'ан Миэйр, Морской Народ, если только она не была про айильцев. Найнив выбралась из экипажа следом за Илэйн. Затягивая на шее зеленый дорожный плащ, она бранила возницу изо всех сил — болтается из стороны в сторону, точно пьяный, будто не людей везет, а пыльные ковры выбивает.

— Эй, приятель, расскажи, как тебе удается не пропускать ни одной рытвины и колдобины на дороге? Это ведь требует немалого искусства. Жаль только, что ты не употребил его на то, чтобы как следует править лошадьми.

Узкое лицо кучера помрачнело, он подал было Найнив руку, но та отвергла его помощь.

Илэйн вздохнула и вытащила из кошелька еще столько же серебряных пенни вдобавок к уже приготовленным.

— Спасибо за то, что довез нас быстро и без задержек, — сказала она с улыбкой и сунула деньги ему в руку. — Мы просили тебя поторопиться, и ты сделал, что было велено. Состояние улиц не твоя вина.

Даже не посмотрев на монеты, кучер низко поклонился Илэйн и, взглянув на нее с признательностью, пробормотал:

— Благодарю вас, добрая госпожа.

Илэйн не сомневалась, что он благодарен ей за теплые слова в той же мере, что и за деньги. Она знала, что участливым словом и похвалой можно добиться не меньшего, чем серебром, а порой и большего. Однако, сказать по правде, серебро при этом обычно тоже оказывалось не лишним.

— Да ниспошлет вам Свет благополучное путешествие, госпожа, — добавил кучер. Он покосился в сторону Найнив, и глаза его едва заметно блеснули — можно было понять, что напутствие предназначалось лишь для Илэйн. Что ни говори, а Найнив следовало бы поучиться обхождению с людьми — это умение еще никому не вредило.