Окружение показалось моррону дружелюбным, и это только усилило его желание остановиться на ночлег именно здесь, где не донесут, не натравят на тебя стражников, да и во время твоего отсутствия кошель из-под подушки не стащат. Если же воровство вдруг и случится, то виновника найдут быстро и расправятся с ним собственными силами, без привлечения к досадному инциденту внимания городских властей. Дарк все же сомневался, а не стоит ли ему зайти куда-нибудь еще, но окончательно окреп в своем выборе, как только подошел к стойке, чтобы заказать питье да еду. Старенький, жилистый корчмарь невысокого роста, немного сутуловатый и с проницательным, но не отталкивающим взглядом тоже, видать, имел за спиной богатое боевое прошлое и поэтому счел ниже своего достоинства обманывать посетителя, которого, как и все остальные присутствующие, сразу принял за своего.

– Винцо не разбавлено, но кислит… По дешевке у барыги одного сторговал, – честно признался старичок, выставляя на стол две большие бутылки. – Возьми лучше настойки, сам делал… не разбавлены! Вот это легонькая вишневка годичная, а вот эта крепленая сливянка… продирает жуть как, но в мерзкую погоду в самый раз: и сугреешься, и из носа апосля не потекет!

– Эту возьму… всю, – огласил свой выбор Дарк, кивнув головой на бутыль с вишневой настойкой.

Простыть моррон не боялся, а вот заснуть прямо за столом после двух-трех стаканов самодельной крепленой настойки опасность имелась. Пока же тратить на сон долее пары часов он не хотел. Ему нужно было как можно быстрее осмотреться в квартале, составить план местности, на которой, возможно, придется повоевать, а также на всякий случай продумать пути отступления. И только затем он мог предоставить своему телу полноценный отдых.

Старичок-хозяин тут же пододвинул к гостю выбранную бутылку, но при этом посмотрел на него искоса и очень-очень настороженно. Хоть Дарк в последнее время и вслушивался в филанийскую речь, пытаясь запомнить все ее интонационные переливы, но тренировать слух – одно, а упражнять язык – совсем иное. Акцент мгновенно выдал его, моррону лишь оставалось надеяться, что он не был раздражающе сильным.

– Да, я имперец, – не стал отрицать явного Дарк. – Что с того?

– Ничего, – уныло покачал головою старик, а затем, не скрывая сочувствия, добавил: – Просто не повезло! Че еще надоть?

– Зажаренную утку с яблоками подай и комнату дня на три приготовь, – сразу озвучил все желания моррон, не видевший смысла тянуть, ведь заведение ему подходило, и, не дождавшись ответа, ловко сорвал с бутылки одним лишь большим пальцем сургучовую печать. – Постоялец я тихий, девок водить не буду, плачу золотом, задаток прими!

Золотая монета покинула кошелек посетителя и тут же очутилась на липком столе. Дарк терпеть не мог кривлявшихся пижонов, которым обязательно нужно было прокатить монету по всему столу, прежде чем она попадет в руку новому хозяину.

– Жрачка щас готова будет, вон за тем стольцом подожди, – невозмутимо ответил корчмарь, готовый принять у себя постояльца, несмотря на врожденную нелюбовь филанийцев к имперцам.

Взяв ловко распечатанную бутылку, из которой пока еще не сделал ни одного глотка, моррон прошествовал к пустому столу у окна и на всякий случай сел спиною к стене, чтобы никому не пришла в хмельную голову бредовая идея попотчевать ненавистного имперца сзади бутылкой по голове. Однако, несмотря на громко озвученное происхождение, присутствующим по-прежнему была чужда агрессия или хотя бы откровенная неприязнь. Ветераны знали, что такое военная жизнь и сколько в этой спокойной и вялой с виду реке сильных подводных течений и скрытых под водой острых камней. Как ни странно, но отношение посетителей к Дарку даже немного улучшилось. По крайней мере, многие поняли, зачем бывшему офицеру понадобилось устраивать трюк с переодеванием в отставного сержанта. Казнокрада, дезертира иль иного преступника, покинувшего ряды чужой армии, ветераны рядом с собой чуток потерпели бы, а вот общество переодетого имперского агента им бы точно не понравилось. Раз чужак честно признался, что имперец, да и говорил с явным акцентом, значит, он не состоит на службе во вражеской разведке. Ни для кого не секрет, тем более для прошедших горнила войн солдат, что шпионы лопочут по-филанийски порой даже лучше и правильнее, чем урожденные носители языка.

Корчмарь не соврал, вишневая настойка взаправду оказалась хорошей: вкусной, утоляющей жажду, пьющейся легко и ничуть не затуманивающей мозг. Моррон едва успел сделать пару глотков, а на столе уже появились блюдо с зажаренной уткой в окружении моченых яблок и маленькая тарелка, на которой одиноко лежал ключ с выгравированной на нем цифрой «4».

Желудок, до этого момента лишь жалобно нывший, наконец-то преисполнился благодарностью и радостно заурчал. Не считая нужным скрывать, что проголодался, Дарк жадно накинулся на утку и, запивая аппетитные куски горячего мяса не портившей вкус, а, наоборот, усиливающей яркость вкусовых ощущений сладенькой настойкой, покончил с трапезой за какие-то четверть часа. После чего моррон встал и тут же прошел к лестнице, ведущей на второй этаж.

Как ни странно, но приятные сюрпризы не закончились. Когда Дарк поднялся наверх и с первого раза, долго не ковыряясь ключом в проржавевшем замке, открыл дверь своей комнаты, увиденное нисколько не вызвало отторжения или чувства брезгливости. Помещение оказалось светлым, теплым, чистым и не душным, что было особенно важно, поскольку открывать окно без особой на то надобности, мягко говоря, не следовало. Как и предупреждал хозяин «Стакана», задний двор таверны был превращен в свалку отходов. Запахи гниения, к счастью, не проникали в комнату на втором этаже, но стоило бы лишь слегка приоткрыть окно, как нос постояльца мгновенно ощутил бы смрадное зловоние.

Небольшой столик, покосившийся набок платяной шкаф без одной дверцы и широкая, мягкая кровать – вот и вся обстановка небогатых апартаментов, впрочем, о большем Дарк и не помышлял. Он собирался приходить сюда лишь спать, и главный критерий – удобная кровать полностью удовлетворяла его скромные запросы. А вообще моррон счел, что устроился весьма и весьма неплохо. На первом этаже вкусно кормили и поили, причем в любое время суток; здесь же можно было хорошенько выспаться. Пути отступления предусмотрены, а в доме по соседству находится бордель. Что еще нужно для полноценного отдыха не привыкшему к изыскам и роскоши солдату?

С улицы вновь донесся колокольный перезвон, правда, сейчас он звучал намного тише, а следовательно, и приятней. Церковному звонарю не терпелось известить горожан о наступлении шести часов пополудни. Время шло поразительно быстро, и это обстоятельство не радовало поспешно снимавшего надоевшие одежды и собиравшегося улечься в кровать моррона. Теперь он уже засомневался, сколько ему лучше проспать: несколько часов, а затем отправиться на осмотр квартала ночью или все же не мучить себя и отложить первое знакомство со Старым городом до утра? И у того, и у другого вариантов имелись свои минусы и плюсы, трезво взвесить которые Дарк, увы, уже был не в состоянии. Недолго поломав голову над мучившим его вопросом, Аламез в конце концов решил, что Провидение разберется само, как будет лучше. Когда он проснется, тогда и проснется; как только бодро откроет слипавшиеся сейчас глаза, так сразу же и отправится на ознакомительную прогулку по Старому городу.

Все люди видят сны. Рано или поздно хаотически сменяющие друг друга картинки, зачастую даже не имеющие логической взаимосвязи, вторгаются в отдыхающее сознание и начинают в нем весело куролесить. Их проказы настолько запутанны и непредсказуемы, что, проснувшись, человек долго не может понять, что во сне было к чему, но все-таки некоторые умудряются найти в сновидениях тайный смысл и даже считают привидившийся бардак чем-то вроде послания свыше.

Дарк не видел снов; не видел их с тех самых пор, как воскрес, и за это время ночным проказникам было бы уже пора хоть разок появиться. Но отдых по-прежнему протекал скучно, без какого-либо разнообразия. Моррон ложился, закрывал глаза, а в следующий миг уже открывал их, полный сил, наделенный бодростью и весьма удивленный тем обстоятельством, что краткое мгновение его отдыха на самом деле продлилось несколько долгих часов. Такое положение вещей казалось странным и очень несправедливым, но поделать с этим ничего было нельзя, и Аламезу приходилось покорно мириться с особенностью своего неординарного организма.