Михаил же и Живоглот продолжали беседовать, попивая прямо из горлышка пиво. На душе у них было весело. Они перестали чувствовать над собой хитрый презрительный взгляд Гнедого, теперь они были хозяева, теперь все в их руках. И от этого осознания собственного могущества у них словно у сказочных чудовищ вырастали крылья…

… Это были сутки без утра, без вечера, без времени… Серая студенистая мгла воцарилась в этом холодном, несмотря на май месяц доме. Впрочем, и май был довольно холодным, дождливым. Солнце порой вылезало из-за туч, но тучи снова сгущались, лил нудный, словно осенний дождь, становилось холодно и мерзко. И настроение соответствовало погоде…

— Спать хочу, — буркнул Лычкин, широко зевая. — Давай, пойдем, покемарим с часочек…

— Экой ты засоня, Мишель! — усмехнулся с какой-то мерзкой искринкой в глазах Живоглот. — Успеем ещё отоспаться… На том свете. А сейчас… Идея есть… Помянем нашего усопшего друга Гнедого…

— Да и так сидим, поминаем целый день, — ответил Лычкин, хотя мерзкая идея Живоглота стала до него доходить…

— Не то, все не то… Пошли на пару твою бывшую трахнем… А? Нет желания? — лыбился Живоглот. — Сначала по очереди, а потом вдвоем сразу…

— А что? — загорелись глаза у Лычкина. — Почему бы и нет?

Ему припомнились мерзейшие развлечения Гнедого, и он был не против их в той или иной степени повторить… Гнедой мертв, он уже не поразвлекается… А они живы, здоровы и молоды…

Они пошли в комнату, где, привязанная крепкими веревками к кровати, металась в полубреду Инна.

Лычкин подошел к кровати и стал трясти Инну за плечо. Она дернулась, открыла глаза и её бледное лицо исказилось гримасой страдания.

— Маленькая тренировочка перед долгожданным свиданием с суженым, — глядя на неё в упор, тихо произнес Лычкин. — Чтобы тебе не было скучно и одиноко…

— Сволочь…, — прошептала Инна, сразу поняв, чего они от неё хотят. — Какая же ты сволочь…

— Словеса, одни словеса, — усмехнулся Михаил. — А сейчас будут веселые дела… Да и тебе постараемся доставить удовольствие.

Раздеть её было не сложно. Верхнюю одежду с неё давно сняли, одев в неё глухонемую наркоманку. Инна лежала в одной комбинации и трусиках.

Живоглот стал развязывать веревки на её ногах. Чертыхался из-за того, что слишком крепко затянули узлы.

Наконец, развязал, мощными ручищами сжал ей ноги, а Михаил начал стягивать с Инны трусики.

Она дергалась из остатков сил, визжала, кричала. В комнату всунулось круглое лицо одного братка, но он все понял, сладострастно улыбнулся и захлопнул дверь.

— Давненько я тебя не пробовал, — прошептал Михаил с загоревшимися глазами. Какое ему доставляло удовольствие беспомощное положение Инны, отвергнувшей его…

— Давай, действуй, — сказал Живоглот. — Ты первый, по старому знакомству… Только быстрее. Я уже разогрелся…

Михаил быстро скинул с себя джинсы и трусы и полез на Инну. Но тут в двери снова появилось круглое лицо.

— Чего опять тебе? Тоже хочешь? Заходи! — крикнул распаренный от вожделения Живоглот. Он уже расстегнул верхнюю пуговицу на джинсах.

— Да нет, там Комар звонит. Говорит, срочное дело…

Живоглот снова застегнул пуговицу и выскочил из комнаты. Сделал знак Лычкину, чтобы он повременил с действом.

— Я что-то не пойму, Живоглот, что происходит, — послышался в трубке тоненький, действительно, комариный голосок хранителя общака. — Во-первых, до тебя невозможно дозвониться, а во-вторых, в этом казино происходят странные дела… Мы доставили деньги, куда следует, я стал их пересчитывать и обнаружил следующее — там должно было быть семьсот пятьдесят тысяч долларов… А на деле всего-то пятьсот сорок… Ты чуешь, Живоглот, какой суммы не хватает… А вас с Лычкиным со вчерашнего дня найти невозможно, ни твой, ни его телефон не отвечает…

— Мозги не компостируй! У нас телефоны работают… Это у тебя там что-то…

— Хорошо, пусть у меня, — согласился Комар. — Только факт остается фактом — двухсот десяти штук не хватает… А там делами ворочают Лычкин и твой братан Игоряха… Я не хочу сказать…

— Не хочешь, так не говори! А то ответишь за базар, Комарище! Сейчас пошлю к тебе Лычкина с двумя братками, пусть разбирается… Ты где? Там, где договаривались?

— Разумеется, не к Гнедому же везти… Как все тогда ночью от него вывезли, так там и лежит… И люди при бабках неотлучно. Но вот этих денег не хватает… У меня свидетели есть, а то скажете еще, я прикарманил. А меня Гнедой поставил на эту должность, и кое-кто свыше одобрил… Все знают, как я общак берегу, цента не возьму… И давай разбираться немедленно, Живоглот. Чтобы потом никакого базара…

— Не будет никакого базара, приедет он, — пробубнил Живоглот. — Подумаешь, двести штук… Беда какая… Но… дело ясное, разбираться надо… Иди сюда, Мишель!!! — закричал он на ухо Лычкину. — Тебя зовет на разборку наш уважаемый Комар. — Бери двоих и… вперед с песней… А мы тут пока побудем…

Михаил натянул на себя трусы и джинсы, мрачно поглядел на мечущуюся по кровати Инну и вышел из комнаты… А через некоторое время вошел обозленный вконец и потерявший к ней всяческий интерес Живоглот и снова связал ей ноги.

До гибели Гнедого воровской общак находился под усиленной охраной у него в особняке. Туда свозили все деньги, которые аккуратно пересчитывал Комар и отчитывался перед хозяином. А уж потом Гнедой отвозил часть денег тому, кому нужно, а остальным распоряжался по своему усмотрению. Кстати, довольно справедливо — никто в этом смысле на него обид не держал.

Но хранителем общака он назначил Комара, потому что по настоящему доверял лишь ему. Комар занимал совершенно особое место в группировке. Маленький, щуплый, он вышел из той хорошо знакомой породы подростков, которые, пользуясь своим невзрачным видом и хилым сложением надираются к прохожим, а как только те дают отпор дохляку, откуда ни возьмись, появляется орава качков и начинает бить и грабить растерявшуюся жертву. Впоследствии пригодились и незаурядные актерские данные Комара. Он мог прикинуться, кем угодно — вплоть до женщины, войти в доверие и ввести в заблуждение самых искушенных и проницательных людей. Поначалу использовался этот талант Комара, но затем ему доверили ответственную задачу. И исполнял он её до поры, до времени, безукоризненно.