— Н… но это ведь хорошо, а? — неуверенно спросил Каулквейп.

Прутик вздохнул:

— Теоретически, да, но… — и задумался. — Каулквейп, слушай, мне жаль, что я втянул тебя во всё это.

— Что ты имеешь в виду? — с беспокойством поинтересовался Каулквейп. — Что ещё ты подслушал?

— Я глупец. Глупец и слепец, — продолжал Прутик. — Всё, о чём я думал, — это о том, как найти мою потерянную команду, а теперь… — Он схватил юношу за плечо. — Ты был абсолютно прав, Каулквейп. Груз, который они везут, не ежеобразы. Это действительно рабы.

Каулквейп судорожно вздохнул:

— Я так и знал.

Прутик вздохнул тоже.

— Надо же нам было нарваться на самого подлого капитана воздушных пиратов из всех, что когда-либо поднимались в воздух. Там, в трюме корабля, у него цепями приковано около полусотни или больше несчастных созданий, — продолжал он. — Городские гномы, плоскоголовые гоблины, глыботроги… Все предназначены для рынка, где их продадут по самой высокой цене.

— А мы? — спросил Каулквейп. — Почему капитан просто не бросил нас в трюм и не заковал в цепи, как остальных?

Прутик посмотрел в сторону.

— Мы для этого слишком ценны, — тихо сказал он. — Он не хотел, чтобы мы себе что-нибудь повредили. Как только он нас увидел, у него в голове, должно быть, зародился план. Он изобретателен, в этом ему не откажешь… — Прутик снова взглянул на Каулквейпа. — Нас продадут самой матушке-наседке.

— Матушке-наседке?

— Это главная птица среди тех существ, что правят рынком, — ответил Прутик. — Она известна под именем Матушка Ослиный Коготь. Очевидно, она готова хорошо заплатить, очень хорошо, за такие экземпляры, как мы с тобой. Не каждый день на рынке рабов продают учёных из Санктафракса!

— Так вот почему он так интересовался нашим благополучием! — воскликнул Каулквейп. Он мрачно уставился на новую бледную кожу на ладонях. — И вот почему так хотел, чтобы мои раны зажили…

Прутик кивнул.

— И вот почему нас так превосходно кормили, — закончил он за Каулквейпа и невольно содрогнулся. — Он нас откармливал!

Прутик наблюдал в иллюминатор, как «Бегущий-по-Небу» кренится набок и устремляется вперёд, поворачивая против ветра в направлении северо-северо-восток, куда им указал ужасный знак. Поднялся лёгкий бриз. Луна висела уже низко над горизонтом, и от её уходящего света мерцал лесной ковёр, когда ветер шевелил его лиственную поверхность. Рынка рабов ещё не было видно.

Прутик слышал лишь голоса воздушного корабля. Шёпот парусов. Ритмичное похлопывание тросов. Поскрипывание корпуса. Шорох оснастки. Писк и порхание летучих мышей где-то в трюме судна. И кое-что ещё… Глубокий звучный гул…

— Послушай! — позвал Прутик, отворачиваясь от иллюминатора.

Каулквейп взглянул на него из гамака:

— Что?

— Этот шум.

— Какой шум?

Прутик приложил палец к губам. Он встал на колени и прижал ухо к полу, звуки сразу стали отчётливее. Кто-то стонал, выл, рыдал от безнадёжности.

— Груз? — вопросительно прошептал Каулквейп.

— Груз, — подтвердил Прутик. — Городские гномы, плоскоголовые гоблины, глыботроги… это звук печали и отчаяния, звук рабства. Надо благодарить небо, что мы предупреждены и знаем о планах капитана…

Его слова прервал чей-то негромкий стук в дверь.

— Быстро! — сказал Прутик. — В гамак. Притворись спящим.

Через мгновение Прутик и Каулквейп уже свернулись в гамаках, закрыв глаза и приоткрыв рты, тихо себе посапывая. Стук в дверь не замедлил повториться.

— Мы спим, идиоты, — еле слышно пробормотал Каулквейп. — Просто войдите.

— Шшш, — прошипел Прутик. Скрипнула и медленно повернулась дверная ручка. Потом взвизгнули петли и дверь распахнулась. Прутик с ворчанием перевернулся на другой бок и продолжил храпеть, однако при этом он успел украдкой оглядеть каюту.

В дверь просунулись две головы. Одна из них принадлежала Ворсу, другая кому-то, кого Прутик раньше не видел: мрачному глыботрогу. Оба они застыли на месте и, не мигая, пытались разобрать, а не проснулся ли Прутик. Тот очень правдоподобно всхрапнул и улёгся на спину.

«Глыботрог», — безрадостно отметил он.

— Я думаю, они, наверное, выпили, — сказал Ворс, проходя в каюту и заглядывая в кувшин. Потом рассмотрел и обнюхал бокалы.

— Да, всё выпито.

— Потом заглянул в гамаки. — Спят как младенцы, право слово, — хихикнул он. — Значит, так, Корб, ты вяжешь маленького. А я займусь вот этим.

Они вытащили из-за спины верёвки и пригнулись к гамакам. Каулквейп задрожал, когда вонючий глыботрог дыхнул ему прямо в лицо. А потом почувствовал, как верёвка осторожно опутывает его ноги… Вот так и свяжут тебя прямо в гамаке! Одеревенев от страха, парнишка лежал, чувствуя, как кусается верёвка, которую слишком туго затянули у него на лодыжке.

— Полегче там, — предупредил городской гном. — Капитан сказал, никаких следов. А ты знаешь, что бывает, если рассердить капитана…

Глыботрог почесал в затылке:

— Я не хочу, чтобы он выпутался, если вдруг проснётся.

— Не беспокойся, — уверил его городской гном, закрепляя верёвку вокруг шеи Прутика. — Он пробудет в отключке, пока… а-а-а! — взвыл он, потому что крепкий локоть с ужасающим треском ударил его в нос. Кровь хлынула ручьём. Гном прижал руки к лицу и отшатнулся.

Прутик резко приподнялся, развернулся и прыгнул вперёд, вытащив меч.

— Сначала положи нож, — приказал он глыботрогу, — а потом абордажную саблю!

Глыботрог в удивлении отступил назад. Городской гном всё ещё стоял на коленях и баюкал свой нос. Каулквейп развязал верёвку на ногах, вылез из гамака и встал рядом с Прутиком.

— Оружие, Каулквейп! — коротко приказал Прутик, кивнув на кинжал молоткоголового гоблина. Каулквейп трясущимися руками вытянул его из-за пояса. — А ты, — продолжал Прутик, обращаясь к глыботрогу, — держи нож только большим и указательным пальцами.

— Вот, большой и указательный, — согласился тот.

Прутик смотрел, как лезвие ножа медленно ползёт из ножен.

— Теперь бросай, — велел он.

Глыботрог помедлил.

— Бросай! — прикрикнул Прутик.

— Хорошо, хорошо, — прошипел глыботрог. Костяшки пальцев у него побелели. — Я только… — И, не договорив, он коротко, сильно взмахнул рукой, и нож просвистел в воздухе.

Прутик отшатнулся в сторону. Но слишком поздно!

— А-а! — вскрикнул он, когда нож своим острым как бритва лезвием задел его сбоку. Меч выпал из его рук.

Глыботрог вытащил свою злодейскую саблю и устремился вперёд. Прутик упал, ударившись затылком об пол.

— Прутик! — закричал Каулквейп, прыгнув глыботрогу на спину.

Тяжёлая сабля вонзилась в стену всего на несколько дюймов выше головы Прутика, так что щепки полетели.

— Слезь с меня! — завопил глыботрог, пытаясь освободиться от Каулквейпа, и отбросил его в сторону.

Каулквейп пролетел по каюте и рухнул на всё ещё стоявшего на коленях Ворса. Городской гном упал без сознания.

Глыботрог ухмыльнулся.

— Мне до фонаря, что там скажет капитан, — начал он, — а вы получите то, что вам причитается! — Он занёс саблю над головой и…

Бабах!

Каулквейп со всей силы огрел его тяжёлым глиняным кувшином по затылку. Глыботрог выпучил глаза, наклонился вперёд, тяжело рухнул на пол и затих.

— Вот это я называю снотворное! — с кривой улыбкой прокомментировал Каулквейп.

— Ну ты даёшь, парень, — сказал Прутик, с трудом поднимаясь на ноги.

Хотя его накидка из ежеобраза и сдержала нож, так что тот проник не очень глубоко, рана тем не менее кровоточила и пульсировала от боли. Прутик, шатаясь, добрался до своего меча, подобрал его и вернулся к Каулквейпу.

— Пойдём, Каулквейп, у нас ещё встреча с этим Громоподобным Грифозубом.