— Все нормально. — Свой любимый ответ он произнес глухо, почти сквозь зубы.

Во время Лериного осмотра оба старались не встречаться глазами. Лера отчетливо слышала в трубку жесткое, с хрипами, дыхание Андрея. Оно было намного хуже дедовского, хуже того, каким было три месяца назад, в самый первый день их знакомства. И причина этого — она, ее проклятая невнимательность и расхлябанность!

Лера снова почувствовала огромную вину перед Андреем, настолько остро ощутила ее, что на минутку перестала владеть собой. Перед глазами возникла пелена, перехватило дыхание.

Она видела, что он заметил ее состояние, лицо его напряглось, стало совсем чужим, суровым. Он слегка отстранился от нее, как бы давая понять, что осмотр пора закончить.

Лера сложила фонендоскоп и, ни слова не говоря, вышла из палаты. Ей понадобилось полчаса, чтобы снова обрести спокойствие, и она на чем свет ругала себя за глупое поведение и несдержанность.

Отныне такие осмотры предстоят ей ежедневно, если только не попросить Максимова забрать у нее восьмую палату и передать в ведение Анны или Полины Михайловны. Но тогда Лера потеряет доступ к карте Скворцова и вообще не сможет контролировать его лечение, а этого нельзя допустить. Она продолжает подозревать Анну наравне со Светланой, и отдать Анне старика — все равно, что подписать тому смертный приговор. Стало быть, восьмая палата останется у Леры, и на будущее таких срывов, как сегодня, больше быть не должно.

Вскоре после ее обхода пришел Максимов. Заглянул в ординаторскую, увидел Леру, улыбнулся:

— Как работается?

— Все хорошо, — кивнула она ему в ответ.

— Ты не забыла про вечер?

— Да, я помню.

— Если что-то понадобится, говори, не стесняйся.

— Спасибо.

Он исчез у себя в кабинете. Лера прикрыла дверь, уселась за стол, раскрыла историю болезни Скворцова. На всякий случай прислушалась: в коридоре было тихо, лишь откуда-то издалека доносился приглушенный голос Анны, очевидно беседовавшей с очередными родственниками пациентов.

Лера углубилась в записи с самого начала. Значит, все по порядку: старик поступил в больницу по «скорой» в состоянии острого астматического приступа. Дыхание жесткое, прослушиваются астматические хрипы, сильный кашель, мокрота почти не выделяется, сердечные ритмы нарушены, тахикардия. Первоначальное лечение проходило в блоке интенсивной терапии. Лечение в данном случае типовое: введение больших объемов изотонического раствора, гепарин, отхаркивающие средства и гормонотерапия.

Лера удовлетворенно кивнула и перевернула страницу. Дальше деда лечила Светлана. Она начала снижать дозу гормонов, в то же время, поддерживая старику сердце, постепенно подводя его к тому, чтобы обойтись одними ингаляторами. Все правильно, грамотно, никаких вопиющих нарушений Лера не заметила.

Она долистала карту до начала своих записей и невольно вздохнула с облегчением. Значит, Светка тут ни при чем. Не ее руками Максимов собирался убить Скворцова. Тогда остается Анна, хоть Лера и с трудом верит в то, что она способна на такое.

Словно подслушав Лерины мысли, Анна тут же появилась на пороге ординаторской.

— Чего ты тут засела? — Она удивленно и с подозрением оглядела уставившуюся в бумаги Леру. — Обедать идем?

— Идем, — согласилась та. Ей подсознательно хотелось оттянуть тот момент, когда она получит подтверждение виновности подруги. Пусть это произойдет хоть немного позже.

По пути в столовую девушкам встретилась Наталья. Лицо у нее было непривычно взволнованным, бледным, глаза подозрительно припухли.

— Что случилось? — испугалась Лера. Она никогда не видела старшую сестру такой расстроенной. — Что-нибудь с мамой?

— С мамой? — рассеянно переспросила Наталья, глядя перед собой отсутствующим взглядом. — Да нет. С мамой все в порядке.

— А что тогда?

— Ничего, — неожиданно сухо проговорила та и, обойдя Анну и Леру, побрела дальше.

— Первый раз вижу, чтобы Наташка ревела, — покачала головой Анна, глядя ей вслед. — Обычно она сама всех утешает.

— Верно, — согласилась Лера, вспомнив, как недавно плакалась Наталье в жилетку и как та выслушала ее, проявив чудеса такта и терпения. — Может, нужно догнать ее, помочь чем-то? — нерешительно предложила она.

— Брось, — отрезала Анна. — Когда человек хочет, чтобы его пожалели, он сам об этом попросит. Раз она молчит, значит, ей наше сочувствие ни к чему. Пошли.

За обедом на Анну неожиданно напал приступ любопытства.

— Куда он тебя возил, расскажи, — имея в виду Максимова, попросила она тоном заговорщика.

— К себе на квартиру, — нехотя ответила Лера.

— На съемную?

— На свою. У него их две, а может, и больше.

— Да ну! — восхитилась Анна. — Пять лет назад все попроще было. Он тогда двушку снимал на Таганке. Теперь, значит, окрутел, собственную хату приобрел. Повезло тебе! Про семью рассказывал что-нибудь?

— Ничего, — удивилась Лера, — а что у него с семьей?

— Полный комплект, — усмехнулась Анна, — жена, и двое детей: сын и дочка. Оба уже взрослые. Девчонку я видела пару раз, раньше она часто прибегала в больницу. А супруга уже несколько лет не появляется. Доконал он ее, наверное, своим кобелизмом.

Лера неопределенно пожала плечами. Ей в общем-то не было дела до семейства заведующего, равно как и до него самого. По отношению к шефу она по-прежнему испытывала только два чувства: отвращение и страх.

— Интересно, надолго его хватит? — поинтересовалась Анна. — Со мной он крутил около года. Потом переключился на Машку Акимову, была у нас такая, как бы тебе это объяснить получше… — Она сделала выразительный жест. — В общем, та еще выдра.

— Ты что, ревнуешь его? — Лера наконец слабо улыбнулась. Анна так интересовалась ее романом с завотделением, что можно было подумать, сама хочет снова оказаться на Лерином месте.

— Да боже сохрани, — захохотала Анна. — Это все в прошлом, моя дорогая. Я теперь другая стала, ни к кому не ревную, ни по кому не сохну. Вон видала Юрика? Классный мужик, верно? Знаешь, сколько раз он мне предложение делал? Правда-правда, зря не веришь-трижды.

— А ты? — невольно полюбопытствовала Лера.

— Сдался он мне сто лет в обед, — фыркнула Анна. — Встречаться — это сколько угодно, а прочее уволь. Зато видишь, когда что-нибудь нужно — всегда, пожалуйста. — Она решительно опустила вилку в тарелку. — Ну и мясо — одни жилы! Без зубов останешься, его разжевывая.

Они вернулись в отделение. Почему-то после их разговора в столовой Лера не сомневалась, что оружием в руках Максимова является именно Анна. Что-то в ее поведении напрягало Леру своей неестественностью, натянутостью, избытком бравады. Она сном велась за карты.

Однако ее ждало разочарование: в записям, сделанных подругой, не было ничего, за что можно было бы зацепиться. Анна вела карту довольно небрежно, кое-что сокращая, очевидно находясь в полнейшей запарке, но все, что она назначала старику, было нужным для него и абсолютно безвредным.

Лера дошла до конца записей и остановилась в растерянности. Ничего не понятно. Максимов оказался много хитрее, чем она думала. Он выработал такую стратегию, о которой невозможно догадаться, просто проглядывая историю болезни, потому и был совершенно спокоен и уверен, что его не раскусят.

Но как, же он собирался убить Скворцова? Поручить одной из медсестер сделать ему смертельную инъекцию? Вряд ли. На это никто не пойдет. Укол, которого нет в назначении и который привел к летальному исходу, — уголовное преступление. Отмазать от ответственности за него виновную сестру не сможет никакой заведующий отделением. Не рассчитывал же Максимов придушить Скворцова подушкой во сне!

Лера с досадой захлопнула историю болезни. Посидела пару минут, задумавшись. Потом раскрыла вновь. В это время дверь распахнулась, впуская в ординаторскую Максимова.

— Ты готова? — Он приблизился, обнял Леру за плечи, мельком скосил глаза на карту. — Чем занимаешься?

— Ничем. — Она поспешно отодвинула записи, но он уже потерял к ним всякий интерес, и мягко предложил: