Если Фэнси погрузилась в сон почти сразу после того, как закрыла глаза, Чанс, наоборот, долго не мог заснуть. Им овладело какое-то непонятное беспокойство, он встал с постели и стал нервно ходить по изысканно обставленной спальне, в которой обычно ночевал, когда приезжал в Уокер-Ридж. В этой комнате он хранил некоторые свои вещи — одежду, которая была на нем в тот вечер, и кое-что еще. Впрочем, в последнее время он нечасто посещал усадьбу, которая со временем будет собственностью Джонатана. Чанс не сомневался, что тогда дорога в Уокер-Ридж окажется для него закрытой навсегда.

В одном конце спальни находилась огромная кровать из красного дерева с балдахином из шелка бордового цвета. В другом стояло несколько массивных кресел и два стола с мраморными столешницами. На полу лежал серо-черный ковер. Вдоль стены тянулся большой дубовый буфет со множеством стаканов, бокалов и хрустальных графинов с горячительными напитками. Налив себе бренди, Чанс удобно устроился в кожаном кресле и вытянул ноги. Его волосы растрепались и свободно падали на виски и шею. Чанс снял камзол, шейный платок и жилет и остался в белой льняной рубашке, расстегнутой на груди. Сделав глоток бренди, он рассеянно смотрел на ковер, вспоминая о событиях прошедшего вечера.

Чансу очень хотелось верить, что сегодняшний день ничем не отличается от других, проведенных им в Уокер-Ридж, но он знал, что, думая так, обманывает себя. Присутствие Фэнси сделало этот день особым. Боже, какое удовольствие он получил, увидев Фэнси стоявшей в Красной гостиной в лучах заходившего солнца! В шелковом платье, с широко открытыми, полными смятения золотистыми глазами и спадавшей на восхитительную грудь непослушной прядью волос, Фэнси обворожила его. Когда она только появилась в гостиной, он чуть не бросился к ней, не прижал к себе.

Чанс нахмурился. К черту романтические бредни! После смерти жены Чане считал, что навсегда оставил романтику. Дженни преподала ему хороший урок: женщинам нравятся не влюбленные безумцы, каким когда-то был он, а бессердечные негодяи вроде Джонатана. Вспомнив о своем недруге, Чанс сделал еще один глоток бренди и, как уже не раз бывало, стал перебирать в уме его деяния.

Вражда между ними, приведшая в конце концов к гибели Дженни, зародилась давно, и Чанс даже не мог сказать, с какого времени он начал относиться к Джонатану как к врагу. Они встретились еще в детстве, когда Эндрю и Марта привезли однажды Чанса в Уокер-Ридж. Ему было тогда четыре года, Джонатану — шесть. Чанс хорошо запомнил, что уже в то время Джонатан почему-то проявлял к нему явную враждебность.

Тогда, много лет назад, Эндрю и Марта приехали навестить Морли, но домик надсмотрщика за рабами, в котором он жил, оказался слишком мал, и разместить в нем всех не удалось. Сэм и Летти, всего за несколько недель до этого вернувшиеся из Англии, предложили гостям заночевать в усадьбе. Как-никак одна семья.

Эндрю и Марта согласились. Все считали, что Чанс и Джонатан, почти ровесники, скоро подружатся и поладят друг с другом. Но этого не произошло — то ли потому, что Джонатан, всеобщий любимец, привыкший быть в центре внимания, не хотел, чтобы взрослые привечали другого, то ли потому, что он сразу почувствовал необъяснимую, подсознательную ненависть к Чансу. Чанс так и не понял, что двигало тогда маленьким Джонатаном. Впрочем, это было не так уж важно. Уже первая их встреча закончилась дракой, и с тех пор они оставались врагами. К счастью, Чанс жил у Эндрю и Марты, далеко от Уокер-Ридж, и семьи практически не общались между собой. Три или четыре раза в год у Эндрю бывал Морли — главным образом для того, чтобы посмотреть на Чанса и убедиться, что с ним все в порядке. Иногда к приемным родителям Чанса заезжали Сэм и Летти, но Констанция и Джонатан ни разу не посетили их дом.

Повзрослев, Чанс по настоянию Морли стал бывать на его плантации в Фэрвью и проводить все больше времени в Уокер-Ридж. В те годы Чанс и Джонатан виделись не часто. Подобно многим отпрыскам из богатых плантаторских семей, Джонатан учился в Англии и редко бывал дома. Но иногда они все-таки встречались, и к тому времени, когда они из мальчиков превратились в юношей, всем стало ясно, что они никогда не подружатся.

Взаимная неприязнь с Джонатаном и — правда, в меньшей степени — с Констанцией нисколько не отражалась на отношениях Чанса с Сэмом и Летти. Чем враждебнее относился к нему Джонатан, чем презрительнее смотрела Констанция, тем радушнее принимали его Сэм и Летти всякий раз, когда он заезжал в Уокер-Ридж. Со временем Чанс полюбил милых супругов, а они, в свою очередь, очень привязались к нему. Морли тоже всегда был рядом. Хотя он не особенно распространялся о своих отношениях с Сэмом и Летти, Чанс давно понял, что они немало сделали для него. Сэм многому научил и Чанса, и именно благодаря ему юношу считали не просто незаконнорожденным сыном Морли, прижитым неизвестно с кем, а членом семьи Уокеров.

Однако Джонатан по-прежнему отказывался признать Чанса одним из своих близких. Он упорно не хотел видеть Чанса в Уокер-Ридж и с явным неодобрением смотрел на его дружбу с Сэмом. Констанция тоже относилась к Чансу неприязненно, однако не чувствовала к нему внутреннего отвращения и скорее следовала примеру сына. Кроме того, ей очень не нравилось, что незаконнорожденный сын Морли появляется в усадьбе.

Странно, но на первых порах Чанс не принимал враждебность Джонатана всерьез, она казалась ему смешной, и он не раз потешался над своим недругом. Джонатан обижался и вызывал его на различные состязания — кто быстрее доскачет на лошади до какого-либо места, большее количество раз попадет в цель, скорее познакомится с девушкой в таверне и так далее. Но особенно враждебно Джонатан стал относиться к Чансу, когда тот начал сколачивать собственный капитал и однажды выиграл у него большой участок земли. Впрочем, нет, подумал Чанс, отпивая еще бренди, вражда между ними обострилась прежде, чем за игорным столом ему улыбнулось счастье. Роковой поворот начался после того, как Джонатан увидел Дженни…

«Нет, — приказал себе Чанс, — не вспоминай о происшедшей трагедии! Сейчас надо думать о будущем, и, даже если оно неразрывно связано с прошлым, ворошить былое не имеет смысла».

Допив бренди, Чане налил себе еще один бокал и стал ходить по комнате. Идея отнять у Джонатана невесту не оставляла его. По правде говоря, с тех пор как эта мысль впервые пришла Чансу в голову, он не мог думать ни о чем ином, кроме соблазнения баронессы.

Чанс уже долгие годы мечтал о мщении. Ему приходили на ум самые разные варианты, но ни один из них не давал возможности сделать то, к чему он стремился: нанести удар в самое уязвимое место Джонатана — его самолюбие. Дуэль, например, заняла бы всего несколько минут, но, хотя Чанс не сомневался в ее исходе и был не прочь в одночасье покончить со своим недругом, он оставил эту идею. Ему хотелось заставить Джонатана страдать, пережить такие же мучения, какие испытала Дженни перед тем, как покончить с собой. Нет, Джонатан должен жить — жить и терзаться душевными муками, постоянно вспоминая о том, что у него из-под носа увели женщину, которую он хотел назвать своей невестой. Остановившись на мгновение, Чанс улыбнулся. Да, только тогда страдания Джонатана доставят ему наслаждение.

Чанс тщательно обдумал свой план, лишь однажды усомнившись в том, что пострадать может не только Джонатан. То, что он собирается сделать, вряд ли понравится Сэму и Летти, и они, наверное, будут правы, если сразу укажут ему на дверь. Чанс поморщился — не хотелось, чтобы события развивались именно так, однако он был уверен, что рано или поздно Сэм и Летти простят его.

А графиня… Уж она-то никогда не простит, но он, в свою очередь, сделает все, чтобы доказать ей: быть его женой не так плохо. Конечно, его действия не вызовут у Фэнси восторга; она даже может прийти в ярость, но пытаться что-то изменить будет уже поздно. Надо наносить удар как можно быстрее и изощреннее, чтобы Фэнси не удалось вырваться из сетей, а Джонатан не смог изменить ситуацию в свою пользу.